Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

Ничто извне, казалось, не проникало в Соломянку, но как только мы покинули некий невидимый глазу предел — запрет рухнул, и стало ясно, что даже ночью мир полон звуков и движения. Кричали какие-то птицы, журчала вода неподалеку, в ней плескалась ночная рыба. Шелестела листва на легком ветру, поскрипывали стволы, щелкали сучья — всевозможных звуков было полным-полно!

А вот вой вовкулака уже слышен не был. Первое время еще встречались на дороге его гигантские следы, но очень скоро и они куда-то пропали — должно быть свернул оборотень в лес, или еще куда. И притаился сейчас где-нибудь во тьме, раны свои зализывает и решает, как же жить он будет до следующей седмицы, коли печенки человеческой так и не попробовал…

Интересно, а печень зверя лесного удовлетворит вовкулака? Или же ему обязательно человеческую подавай? А еще лучше — девичью?

Плохо дело, если ничем другим он питаться не способен. Это означает, что мы лишили оборотня его пищи, а голодный оборотень ни за что не оставит Соломянку в покое, покуда не насытится. А может и в Лисий Нос пожалует, если о Соломянке у него остались не самые приятные воспоминания.

Много нехороших дел может натворить голодный оборотень. Он и в сытом-то виде не самый желательный сосед, а уж если проголодается… М-да… Пожалуй, у жителей Соломянки есть повод задуматься о какой-то защите от вовкулака. Может быть, им все же стоит поскрести по сусекам, да нанять добротного охотника за нечистью? Ведь скупой платит дважды, как говорится. Если так и дальше пойдет, то народу в Соломянке будет становиться все меньше и меньше, а значит взнос с каждого двора для охотника за нечистью будет все больше и больше.

— А может и не сожрать он меня хотел вовсе… — сказала вдруг Настя.

А голосе ее слышалась некая задумчивость. Казалось, что она уже давно размышляет на этот счет, и сейчас просто решила поделиться своими соображениями.

— Что значит: не сожрать⁈ — не понял Кушак. — Это оборотень! Нечисть поганая! Умял бы он тебя за милую душу, и не побрезговал… А для чего еще ты ему нужна была? Или, ты думаешь, что ожениться он на тебе возжелал? Да ты бы померла враз!

— Не говори ерунды! — вскипела Настя. — Тоже мне придумал: ожениться! Слово-то какое! Между прочим, мне показалось, что и не самец это был вовсе. Не волком он обернулся, а волчицей! Вы просто не видели его глаза!

— Да видели мы его глаза! — возмущенно ответил ей Беляк. — Горят, словно угли в костре. Где ты таких волчиц встречала?

— Вы просто ничего не понимаете! — прокричала Настя. — Я сердцем почуяла, что есть в этом оборотне что-то женское! Не так как-то он меня прижимал, не по-мужски…

— Ну, конечно, не по-мужски, — тут же согласился с ней воевода. — Он же зверь дикий. В лес бы тебя уволок, брюхо когтем распорол и печенку бы вытащил. А может и так ее сожрал бы, не вытаскивая… Почем мне знать, как они ее употреблять любят?

Я был согласен с воеводой. Но и Настино наблюдение показалось мне любопытным. Не стала бы она пустословить и сочинять почем зря. Не в этих обстоятельствах, во всяком случае. Какой ей резон придумывать историю о женской сути вовкулака?

Но точку в этом вопросе поставил опять-таки Тихомир. Он внимательно выслушал доводы каждого и сообщил с невозмутимым видом знатока:

— Вовкулаки не делятся на самцов и самок. Это вам не обычный зверь, который появляется на свет божий после соития отца с матерью. А обращаются они из умерших людей, если почили те в первый день полнолуния, а могила их оказалась в месте кривого сплетения линий магического поля. Вот тогда на седьмой день из могилы выйдет вовкулак. Не женщина он и не мужчина, а самый настоящий оборотень. Вот только не слышал я раньше, чтобы они человеческой печенкой питались.

— А чем же тогда питаются вовкулаки? — заинтересовался Беляк.

— Я не так уж много знаю о них, — кивнув, продолжил Тихомир. — Говорят, под городом Черниговом вовкулак повадился скотину таскать, и вскорости веси окрестные почти без скотины и остались. И только охотник за нечистью этот вопрос порешал. Еще на Псковщине вовкулак набеги делал, так тот телят любил. Всю молодь перетаскал, покуда ему другой охотник голову с плеч не снес… А вот чтобы людей пожирать — такого я не слышал. Случались, конечно, смерти разные, но это только в тех случаях, когда крестьяне сами хотели защитить свой скот и отловить чудище. Вот тогда оборотень мог и человека убить. Но чтобы печень его есть — нет, такого я не слышал.

— Так то на Псковщине! — воскликнул Кушак. — Там и звезды, наверное, другие над головой висят. Вот у них вовкулак и покладистый пошел, незлобивый. А у нас места дикие, и оборотни им под стать. Нашему вовкулаку человека слопать — что в два пальца свистнуть… Сам я не встречал ранее его никогда, но так люди рассказывают. А люди врать не станут. Зачем людям врать?

— Люди много что сказывают, — хмуро возразил ему Добруня Васильевич. — Да не все правдой оказывается.

— Наш вовкулак тоже поначалу только скотину таскал, — задумчиво сказал Беляк. — А потом будто случилось что. Будто распробовал он человечинки, и уже остановиться не смог.

Тут и я разговор решил поддержать, потому как заинтересовал он меня больно. Что-то не укладывалось у меня в голове. Чуял я своим чутьем сыщика сыскного приказа, что есть во всей этой истории какая-то недосказанность. Не простой нечистью был этот вовкулак, ох не простой!

— Игнат из Соломянки сказывал, что первыми людьми, которых пожрал местный вовкулак, были пахарь Тугоух и его сын Тимошка, — сказал я, уже видя, как поднимаются вдалеке стены Лисьего Носа. — Баба его, Матрена, вроде как мертвой прикинулась, или же вовкулак вовсе ее не заметил — в общем, трогать ее не стал. Но Тугоуха с Тимошкой на части изорвал. Хотя скотины в Соломянке наверняка было полно. Ее и сейчас там хватает.

— Это верно! — охотно согласился со мной Добруня Василевич. — У Тугоуха в хлеву корова с теленком стояли, да еще бычок в закрытом стойле. А там хлев такой — ногой по воротам пни, так они и развалятся. Но вовкулак не соблазнился таким лакомством, ему обязательно человечина понадобилась. Вот и спрашивается: почему так?

Настя неожиданно встрепенулась в седле, отчего сразу стала заваливаться набок, но я, как и всегда, успел поймать ее за шиворот и усадить обратно.

— Так может он уже успел к тому времени полакомиться человечиной! — воскликнула она, даже меня не поблагодарив. По-моему, она и не заметила моей помощи. — Я знаю, если медведь, к примеру, с голода попробует человеческого мяса, то ничего иного он уже есть не захочет. Вот так и появляются медведи-людоеды. Их уже невозможно перевоспитать и потому просто убивают… Так могло и с вовкулаком вашим получиться. Где-нибудь в лесу наткнулся он на случайного путника, а тот с оружием на него набросился. Вот вовкулак его и сожрал.

На лицах моих спутников отчетливо проступало сомнение. А Кушак так тот даже свой шлем на голове почесал зачем-то.

— Если бы я в лесу случайно повстречал вовкулака, — сказал он с задумчивостью в голосе, — то ни за что не стал бы набрасываться на него с оружием. Я развернулся бы и побежал в обратную сторону с такой быстротой, что никакой вовкулак меня не догнал бы!

Настя взглянула на него, наморщившись.

— Кушак, дорогой, не позорь меня, — сказала она. — Как же ты жениться на мне собрался, если своей трусостью хвалишься?

Тут за помощника своего вступился воевода. Он поворотил к Насте голову, сморкнул на землю, зажав одну ноздрю, и ответил:

— А это вовсе не трусость, Настасья Алексеевна, а самый что ни на есть разумный подход! Ежели нету ради чего голову свою сложить, так лучше поберечь ее. Пригодится еще она и людям и тебе самому в первую очередь… А что насчет женитьбы, так я рад, что ты прислушалась к словам моим, и согласие свое Кушаку даешь. Я вам такую свадьбу устрою — весь Лисий Нос три дня пьяным лежать будет!

Настя похоже растерялась.

— Так ведь и не давала я еще согласия своего, — пробормотала она.