Обострение (СИ) - Волков Тим

— Наш друг занят, — присаживаясь, озабоченно потянула фрейлина. — Князь Феликс Юсупов пригласил его… А про Штольца я узнала!

— Ну-ну? — доктор заинтересованно приподнял брови.

— В гербовнике такой фамилии нет! — с усмешкой выкрикнула барышня. — Никакой он не барон — проходимец! Просто брачный аферист. Я уже телефонировала Ксюше… Так славно поболтали! Она мне все местные новости рассказала… Не знаю, правда, зачем?

— И что там за новости?

— Да обычные… Градоначальника журналисты поймали с одной дамой… Полицмейстер побил жену… Да, взорвали военный завод! Не весь… Какой-то там важный цех и электростанцию.

Глава 15

Сенная площадь тонула в сыром тумане и светильники едва пробивали мглу. Невольно вспоминалась классика — ночь, улица, фонарь, аптека…

Иван Палыч медленно брел к доходному дому Селиванова. Повозку не стал брать — решил прогуляться после сложного дня. А день и в самом деле был насыщенным — сначала отвели в операционную, где показывали якобы прорывную технологию лапаротомии — то есть вскрытия брюшной полости при ранениях живота, отказавшись от выжидательной тактики. М-да, уж, прорывная! Таких операций за свою ординатуру Артем повидал сотни! Но пришлось старательно делать вид, что ему интересно.

Потом еще одна лекция. Обед. И вновь лекция, которая в этот раз была больше похожа на собеседование — Ивана Павловича спрашивали обо всем, что касается хирургии и не только. Отвечать приходилось осторожно, чтобы не взболтнуть лишнего и ненароком не упомянуть какие-нибудь еще не существующие инструменты и тем самым не выдать себя.

Но мысли, как это ни странно, сейчас, после трудного дня, были занятый совсем другим.

Распутин…

Вот ведь как бывает. Увидел настоящего, живого. Кто бы мог подумать. Да не просто увидел, еще и услышал от него такого, чего вряд ли бы вообще от кого-то мог услышать. Непростой старик. Видит. Многое видит. Чего другие не могут.

Знал он про 21-й век, про настоящего Артёма — хирурга, утонувшего в суете мегаполиса. Знал — и предложил помочь вернуться.

«Обратно? — подумал доктор, переходя улицу. — Домой?»

Туда, где смартфоны, интернет, пицца с доставкой, кофе в стаканчике, шум машин. Всё родное, привычное. Можно снова быть собой, не прятаться под личиной Ивана Палыча.

Но…

Артём прикрыл глаза. Там ли его дом? Настоящий дом…

Здесь, в 1916-м, время течёт иначе. Нет гонки, нет звонков по ночам, нет проклятой беготни. Утро в Зарном — скрип снега, запах дров, голос Аглаи: «Иван Палыч, пирожки готовы!», больница, такая привычная, родная. И Анна. Её улыбка в «Синема-палас», тёплая рука в его ладони, тихий смех: «Лыжи в квартире! Умора!». Любовь, которой не было там, в будущем, среди лайков и дедлайнов.

— Вернуться? — сам себя спросил доктор.

И не смог ответить на собственный вопрос.

В квартире на третьем этаже было холодно, мерно тикали напольные часы, словно отсчитывая его судьбу. Артём бросил саквояж на диван, зажёг керосиновую лампу и сел, потирая лоб.

«Вот ведь старик! Подкинул задачу! Лучше я бы вообще туда не ходил!»

— Вернуться… — вновь пробормотал он, уже задумчиво. — Да, наверное, надо.

Он родился там, значит там ему и быть. Там — его время. Там. Не тут.

Но…

Как же Анна? Ее то ведь не переместишь туда.

— Нет… не могу. Не вернусь.

Он сжал кулаки, отгоняя мысли о будущем.

И всё же… Разговор с Распутиным был таким коротким, оборванным. Эх, расспросить бы, узнать, задать вопросы.

— Нужно встретиться вновь! — вдруг просиял доктор.

Встретиться и поговорить, обстоятельно, без спешки, расспросить обо всем, узнать. И принять окончательное решение.

Он кивнул сам себе.

«Завтра найду Антонину, она сведёт с ним», — успокоившись, подумал Иван Палыч. Потом лег на диван и тут же провалился в сон.

Утро в Петрограде выдалось серым, с Невы тянуло сыростью. Иван Палыч шёл к кафе «Le Ange Jaune» у Казанского собора, кутаясь в пальто. Антонина ждала за столиком, голубые глаза девушки сияли под вуалью.

— Иван Палыч, вы нынче бледный! — улыбнулась она, отпивая шоколад. — Петербург не по нраву?

Артём, присев, кашлянул.

— Петербург прекрасен. Просто, мысли разные.

— И какие же? Все заботы врачебные?

— Не совсем. Антонина Аркадьевна, мне бы… нужна ещё одна встреча. С Григорием Ефимычем. С Распутиным, — доктор вдруг поймал себя на мысли, что робеет от этой своей просьбы, словно просил о чем-то постыдном. — В прошлый раз разговор наш оборвался, не всё сказали друг другу, признаться, толком даже не поговорили.

Фрейлина закатила глаза, её улыбка стала хитрой.

— Правда ведь, он сильный? Недаром царская семья ему верит! Слово молвит — и царевич оживает. А взгляд — будто душу пронзает! Ох, доктор, вы попались на его крючок и его charisme! — Она рассмеялась, но, заметив серьёзность доктора, кивнула. — Постараюсь, Иван Палыч. Говорят, сегодня вечером он будет свободен. Телефонирую вам в госпиталь. Идёт?

— Идёт, — выдохнул Артём. — Мерси. Спасибо большое!

Принесли кофе.

— А что-нибудь слышно от Ксении насчёт Штольца? — спросил Иван Палыч, немного расслабившись и отпивая горячий напиток. — Ситуация-то шибко странная.

Антонина нахмурилась, отставив чашку.

— Вчера с ней разговаривала. Вся в расстроенных чувствах. Переживает из-за этого Штольца. Говорит, что он человек хороший, милый и еще не собралась с духом, чтобы спросить его про фамилию. Я ей конечно повторила, что известны случаи брачных аферистов, а она лишь вздохнула. Штольц ей голову вскружил.

Антонина отпила кофе.

— Вот и сидит Ксюша, вздыхает, да снимки смотрит.

— Какие снимки? — не понял доктор.

— Которые они вместе со Штольцом делали. Удачно, надо сказать, сделали. Заводик тот сфотографировали, про который я вам говорила, который совсем недавно взорвали. Там теперь, говорят, такой пустырь несуразный.

— Пустырь… — задумчиво повторил Иван Палыч.

— Ну да, — кивнула девушка. — Только на фотографии и остался заводик тот. Но лучше бы природу фотографировал. Странные у него вкусы, у этого Штольца! Точно вам говорю — брачный аферист он!

От мыслей отвлекло какое-то волнение, происходящее на улице. Доктор и его спутница оглянулись.

У продуктовой лавки напротив ресторана толпились женщины с корзинами, старики, школьники. Лавка была закрыта на замок.

— Сахар обещали! — раздраженно крикнула баба в платке. — А нету! Закрыто!

И громко стукнула кулаком по двери.

— На фронт всё увезли, а нам — пусто! — вздохнул мужик с портфелем.

— Верно, обещали, — кивнул кто-то. — Сегодня, сказали, будут отпускать. А закрыто.

Вновь постучали в деревянные стенки лавки. Никто не открыл. Принялись возмущаться чуть громче.

Парень в картузе, стоявший чуть в сторон и словно этого и ждавший, влез в толпу.

— Товарищи! Доколе терпеть уже можно? Хлеб втридорога! Сахар не отпускают! Издевательство! Долой войну!

Толпа загудела, кто-то подхватил:

— Правда! Грабят! Простой люд! Сил уже никаких нет!

Женщина швырнула ком снега в парня.

— Заткнись, смутьян! Чего тут воду мутишь?

— А разве я не прав? Возьми-ка, мать, лучше листовку, почитай как есть на самом деле.

— Не нужны мне твои бумажки! Еще не хватало чего! Чтобы меня потом с ней погнали куда подальше?

У афишной тумбы «Поддержи фронт!» появились жандармы. Один, с рукой на кобуре, крикнул:

— Что тут происходит? Агитация?

Парень сразу же рванул бежать, но второй жандарм из подворотни ловко сбил его с ног. Разлетелись в разные стороны листовки, которые тащил с собой парень, упали в грязь. Толпа окружила лежащего.

— Смутьяна вязать будут…

Жандармы скрутили парня, пихнув в чёрную карету с Литейного.

— В охранку! — рявкнул старший.

Карета уехала. Толпа продолжила стоять в очереди за сахаром.

— Неспокойно нынче в Петербурге, — произнес доктор, глядя на произошедшее на улицу.