Обострение (СИ) - Волков Тим

— Мой муж… полковник Вячеслав Игоревич… погиб в Галиции. Прошу, вызовите его!

Она протянула ему десять рублей одной купюрой, медиум привычным быстрым жестом спрятал деньги в карман. Потом закрыл глаза, прошептал:

— Дух полковника, явись к нам…

Повисла тягучая пауза, было слышно только как потрескивают свечи. Вдруг за портьерой послышался шорох, кто-то зашаркал ногами. Все замерли. Скрипучий голос, словно из могилы, протянул:

— Ма-а-рия…

Вдова ахнула, побелев, и едва не сползла со стула.

— Он! Это он! — всхлипнула она.

Старик с тростью перекрестился.

— Теперь верите? — одними губами прошептала Антонина, сжав руку Артёма.

Артём прикрыл рот платком — чтобы не захохотать в полный голос.

«Шарлатанство! Помощник за занавеской шепчет в трубу. Хоть бы дым какой-то для пущей убедительности пустили. Топорная работа. Блаватская бы такого адепта в цирк отправила!»

Вельяминов-Небожин, заметив его движение, прищурился, глаза сверкнули злостью.

— Духи не терпят сомнений! — рявкнул он, вставая. Переигрывая, он воздел руки выше, голос задрожал: — Полковник, говори громче! Назови врага, что тебя сгубил!

Он закатил глаза, перстни звякнули, трость со змеёй упала на пол. Гости ахнули.

«Ну и актёр! Станиславский бы поверил!»

Но тут Вельяминов-Небожин замер, лицо исказилось. Он схватился за сердце, хрипло выдохнув:

— Духи… они… — и рухнул на пол, задев стол.

Закричала вдова, сочтя это происками потусторонних сил, гости повскакивали с мест.

— Евграф Порфирьевич! — вскрикнула Антонина. — Духи завладели им! Убили его!

Иван Павлович рванулся к медиуму.

— Жив, но пульс слабый… — пробормотал доктор.

— Сердце, — выдохнул верховный адепт ордена Лунного Света, доставая из внутреннего кармана жилетки пузырек с пилюлями — не волшебными, обычными, сердечными. — Работа нервная.

Он вытряс две таблетки и, запрокинув голову, проглотил их.

— Еще какая нервная! — улыбнулся Иван Павлович.

— Духи, они силу тянут… Общение с иным миром не каждому дано! — Его рыбьи глаза уставились на гостей, ища сочувствия.

— Чушь собачья! — буркнул Иван Павлович, резко вставая. Внутри вдруг все забурлило от злости. — Шарлатанство! Таблетки от сердца, духи… Тьфу! Антонина Аркадьевна, я ухожу. — Он оттолкнул стул и, не глядя на ошеломлённые лица, двинулся к выходу.

В коридоре его догнала Антонина.

— Иван Палыч, постойте! — Она схватила его за локоть. — Зачем так? Евграф Порфирьевич — медиум известный, сам граф Толстой к нему хаживал! А вы…

— А я, пожалуй, откажусь от такого удовольствия.

— Иван Палыч…

— Антонина Аркадьевна, хватит! Шарлатанство это. Сплошное надувательство. Неужели вы не видите? Или хотите быть обманутой? Простите, но я… в Зарное возвращаюсь. Петербург утомил. Слишком утомил. Прощайте.

Коротко кивнув, он вышел на улицу. Поймал извозчика, сел в карету. Кучер щёлкнул вожжами, и колёса застучали по булыжникам. Дома доктор быстро собрал вещи и направился на вокзал. Нагостился, пора возвращаться домой.

На Николаевском вокзале гудела толпа: солдаты, купцы, бабы с корзинами. Иван Палыч стоял у перрона, пар от дыхания клубился в морозном воздухе. Петербург остался позади. Хватит. Славы хлебнул — и достаточно. Пора в Зарное. Аглая, небось, пирожки печёт, Анна ждёт — не дождется. Вот там и место ему.

Вдали раздался густой гудок, поезд, пыхтя, подкатил к перрону. Пассажиры хлынули из вагонов.

Вдруг в толпе, мелькнула знакомая шинель.

Гробовский!

Показалось? Да нет же, он! Точно он!

— Алексей Николаич? — ахнул Иван Палыч. — Ты ли это? Вот так встреча! Ты как здесь оказался? Какими судьбами? По службе что ли? А чего не предупредил?

— Иван Палыч, а ты что же, меня встречаешь? — растерялся Гробовский, явно не ожидая увидеть тут доктора. — Я же никому не говорил… инкогнито тут. Ты же вроде должен только через два дня ехать назад?

— Должен, — кивнул доктор. — да вот решил сейчас. Устал.

— Как же хорошо, что встретились, не разминулись.

— По делу что ли?

— По делу, — сурово кивнул Гробовский. — И дело это тебя касается.

— Что случилось?

— Отойдем в сторонку, Иван Палыч.

Они отошли к лавочке, на которой сидела бабушка — продавала калачи.

— Ситуация одна приключилась, — произнес Гробовский.

— Какая?

— Нехорошая, — после долгой паузы ответил Алексей Николаевич. — Нехорошая и непонятная. И непонятного в ней одно — как такое вообще могло случится!

— Да что произошло⁈ Загадками какими-то говоришь, Алексей Николаевич, ей-богу!

Гробовский посмотрел доктору прямо в глаза и севшим голосом ответил:

— Сильвестр сбежал…

Глава 16

Они возвращались вместе, в одном купе. Почти сразу же Гробовский рассказал подробности о том, как сбежал Сильвестр.

— Представляешь — убил конвоира! И на стене — в тюрьме же — кровью написал: «Найду!» Понимаешь, Иван Палыч, я думаю, это он тебе угрожает!

— Да полноте! — нервно рассмеялся доктор. — Почему же мне-то? Может — вам?

— Может… — поручик посмотрел в окно, на пробегающие мимо унылые заснеженные пейзажи. — Но, на тебя он всё же сильнее обижен! Понимаешь, я — сыскарь, у меня служба такая — всяких гадов ловить. Ты же — совсем другое дело. К тому же, помнишь что он тебе тогда говорил, у моста? Что ж, предупрежу Лавреньтева с Деньковым. Уж, не беспокойся, Иван Палыч, без пригляду тебя не оставим.

— Да я и не беспокоюсь, в общем…

— И зря! Такой человек, как Сильвестр, обид не прощает! Кстати, это не настоящее его имя, а кличка. Помнишь, мы дактилокарту его в Москву посылали? — хитро прищурившись, Гробовский склонил голову набок.

— Ну? — заинтересовался доктор. — Не тяни, Алексей Николаич!

— Есть он у них! — поручик хлопнул ладонью по вагонному столику, словно бы прибил муху. — В смысле — «пальчики». Мякишкин Авдей Петрович… Кличка «Сильвестр». Из московских «Иванов», да… На Хитровке дела крутил… Да, говорят, крепко подставил кого-то из своих же! Вот и сбежал в Зарное, в глушь — отсидеться. Тут ему Субботин помог… Сбежал. Однако, дело свое не бросил! Он и в Москве марафетом промышлял… Эх, упустили!

— Да уж, — покивал Иван Палыч. — Как же так вышло-то? Ведь — тюрьма! Охрана кругом.

— Думаю, без подкупа не обошлось, — Гробовский зябко потер руки. — Больно уж дерзко действовал. И нагло! Ишь ты — угрозы на стене писать вздумал! Значит, точно знал, что уйдет… Кстати, на улице его сани ждали.

— Местные преступники помогли?

— Может, и так… А, может — залетные, московские птицы…

Доктор задумчиво «поправил» несуществующие очки, потеребил переносицу:

— Я полагаю, раз он сбежал — так тише воды, ниже травы затаится! И постарается подальше убежать.

— Ты так серьёзно считаешь? — в голос засмеялся поручик. — Бегать ему сейчас не резон — приметы по всем станциям разосланы. Все его ловят: и жандармы, и казачьи патрули. Затаится, выждет какое-то время… Кстати, может и тебе отомстить — как раз вот сейчас! Не сам — наймет убийцу… Я думаю, даже предупредит. К примеру, на воротах надпись появится — «Бойся». Или там — «Смерть». «Иваны» к подобной театральности склонны… Ну, Иван Палыч! Что головою поник? Напугал я тебя? Так это твоей же безопасности ради! Потом и примчал сюда первым же рейсом!

По случаю возвращения доктора Анна Львовна устроила небольшой прием. У себя, в школе. Собрались как-то под вечер все вчетвером: Анна с Иваном Палычем, да Гробовский с Аглаей. Аглая, между прочим, уже овладела таки грамотой — и читала уже и писала, правда, пока что не очень бойко. Не так, как языком! С другой стороны, весьма познавательно было узнать все местные новости.

В Рябиновке, да и вообще, в окрестностях, от тифа больше никто не умер — сказывалось действие вакцины. Сие направление доктор задумал продолжить, о чем сразу же и высказался. За что дружно и выпили!