Обострение (СИ) - Волков Тим

Жаль! Искренне жаль…

«Значит, не нужно теперь и мучится с выбором», — вдруг подумал доктор. Вернуться или остаться — уже не нужно мучить себя выбором. Если даже Распутин и мог что-то такое сотворить, то теперь…

От этой мысли стало и тошно и легко одновременно. Вроде и решилось все с возвращением само, но и старца убили, который единственный насквозь его всего видел. Эх…

— Ну, Распутин и Распутин, — прочитав новость, пожал плечами Гробовский. — Думаю, он и сам уж давно предвидел свою смерть… И все же вот так… в проруби! Брр… Не худо бы помянуть! Иван Палыч, есть что?

— Могу спирта налить… Но, только немного!

— Спирт? Давай!

Не чокаясь, выпили — помянули. Закусили ржаными калитками с просом.

Поручик неожиданно улыбнулся:

— Ах, Аглаюшка… Из всякого, прости, Господи, дерьма, такую конфетку сладит!

— Да, Алексей Николаич…

Доктор вдруг вспомнил про Штольца, рассказал.

— Думаешь, точно его видел? — поднял глаза Гробовский.

— Теперь уж и не скажу, — Иван Палыч, потерев переносицу, хмыкнул. — Может, и обознался… Хотя — похож! И, главное, я выскочил его зову… А он — раз, и исчез! Может, у Ростовцевых навести справки? Заодно Юру навестить…

Юру Ростовцева навещать не пришлось. Он сам явился в больничку. Ближе к обеду — на лыжах!

Еще на подходе, мальчишку заметил чистивший снег Андрюшка, сообщил… Вообще-то, Юра обещал иногда заходить. Что и понятно — нуждался во врачебном контроле. Да, искусственный пневмоторакс помог, но, туберкулёз — штука коварная.

— Юра, друг мой! — доктор вышел на крыльцо. — Решил всё-таки сам до нас добраться. А волков не боишься? У нас тут…

— Нет уже никого! — рассмеялся парень. — Охотники всех перестреляли. Следов давно уже не видели.

— Ну и хорошо, — облегченно вздохнул доктор. — А то. Что зашел — молодец! Ну, снимай лыжи, заходи… Сейчас тебя посмотрю, послушаю.

— Да, да… Обязательно выслушайте меня, Иван Павлович! Ибо я… ибо мне просто не с кем посоветоваться…

— Все советы потом! Сначала — осмотр. Давай-ка, ложись на топчан…

Вытащив стетоскоп, доктор присел рядом, на стул:

— Та-ак… Хрипов я не слышу… Дыханье свободное, чистое… Все хорошо с вами, молодой человек! Впрочем, даже лыжами злоупотреблять не надо. И еще хорошо бы общеукрепляющую микстуру. Мама в город поедет — выкупит.

— Спасибо, Иван Палыч.

Юра быстро оделся, попил с доктором чаю, но как-то не спешил уходить. Ах, да, он же хотел о чем-то там посоветоваться… Хотя слушать-то его особо сейчас некогда — надо заняться лабораторией. Тиф пока что отступил, но… Вполне может вернуться, долго ли! Остались, остались еще непривитые, особенно — по дальним хуторам. Кстати, дед Семен, лесник и внучка его, Марьяна — так ведь и не привились! Так ведь они и в Зарном-то не часто бывают. Живут в лесу, молятся колесу…

А парня всё же нужно было выслушать. Заодно расспросить о Штольце. Хоть в уезде и считают, что выловили всех шпионов, однако… Тот, в железнодорожной форме — Штольц?

— Так… Юра, ты что-то хотел? Только быстро!

— Я. я быстро, Иван Палыч, — закивал мальчишка. — Тем более, это же ваш друг.

— Друг? — Иван Палыч приподнял брови. — О ком это ты?

— О Фёдоре Иваныче! — похлопал ресницами Юра. — Ну, Фёдор Иванович Штольц, ротмистр… барон…

— Он просто мой пациент… был.

— Но, вы как-то вместе приезжали… Тем более, тетя Ксения… Иван Палыч! Мне кажется, Фёдор Иваныч вовсе не тот, за кого себя выдаёт!

Юра покусал губу, исподволь глядя на доктора. Правильно ли сделал, что рассказал?

— Так… — насторожился Иван Палыч. — Давай-ка, брат, поподробнее! Что значит — не тот? Что именно тебя насторожило?

— Понимаете, господин ротмистр недавно приезжал к нам. Один, без тети Ксении… Привез письмо от отца, с фронта! Сказал — передали с оказией… Правда, мы такое письмо уже получали, но, всё равно…

Так бывало, да. На войне, по старой традиции, на почту надеялись не особо, а потому многие писали почти одинаковые письма, как в каком-нибудь 1812-м году! Одно отправляли военной почтой, другое — гражданской, коли была к тому такая возможность, третье — с оказией, то есть любым удобным случаем: с отпускниками или с ранеными, лучше — со знакомыми. И даже так не все письма доходили!

Вот и Штольц привёз, передал… Ну, привёз и привёз.

— Мы потом с ним гуляли в саду, разговаривали, — между тем, продолжал Ростовцев. — Ротмистр расспрашивал об отце. Где он служит, кем… на каком фронте… Ну, письмо-то было из-под Риги, так что всё понятно и так… Разговор зашел про города… Я спрашивал… Всегда любил географию, путешествия. Фёдор Иванович такой интересный рассказчик! Но тут… Я заметил — он путал Ревель и Ригу! Церковь Олевисте вовсе не в Риге, а в Ревеле, а Дом братства Черноголовых — наоборот! Я знаю — отец там служил, мы ездили… И в Ревеле были, и в Риге. Вот, скажите, как так можно было перепутать? И это — остзейский барон! А тамошние места — его родина! И вот… — Юра замялся. — Я даже… Я не знаю, что и думать. Вот и решил… с вами…

— Что ж… хорошо, что рассказал, — задумался доктор.

Неужели, правда? Штольц всего-навсего обычный брачный аферист! И если от него и исходит угроза — так только Ксении! Но, ту предупредила подруга, фрейлина… Тогда зачем Штольц приезжал к Ростовцевым? Просто завезти письмо? Или…

— Юра! А господин Штольц о Ксении ничего не говорил?

— Говорил, — рассеянно отозвался подросток. — Но, это он с мамой больше. Я так, краем уха… Говорил, что его оболгали, что ему очень стыдно, что… Ну, в общем, такое всё.

— Интересно… — задумчиво протянул доктор.

— Иван Палыч, а вы про дезертиров слыхали? — Юра резко вскинул голову. — Говорят, они прячутся в лесу, на заброшенных хуторах. Мама говорила, в Рябиновке кого-то ограбили. Взяли продукты… Слава Богу, никого не убили.

— А как же вы там, на отшибе? — озаботился Иван Палыч. — Это ж… это ж нынче опасно! Сам говоришь — дезертиры.

Парнишка горделиво повел плечом:

— А чего нам бояться? В усадьбе трое мужчин! Я, кучер и сторож, он же — метрдотель. Имеется и оружие!

— Ах, ну да, ну да… И все же, я скажу Лаврентьеву… Юра!

И еще одна нехорошая мысль вдруг пришла в голову доктору:

— Юра… Вот, когда ты разговаривал со Штольцем… о Риге, о Ревеле… Он догадался, что сказал что-то не то?

— Гм… не думаю, — мальчик помотал головой.

— Почему? — не отставал доктор.

Ростовцев ненадолго задумался:

— Понимаете, Иван Палыч… Как вам сказать… Ну, Фёдор Иваныч, он же не первый разу нас! Такой хороший человек, веселый… И я буду его в чём-то уличать? А вдруг обидится? Города какие-то, тьфу…

— То есть, о том что ты кое о чём догадался, господин ротмистр не знает?

— Думаю, нет.

— А… еще такой вопрос… Если он еще раз объявится — ты бы мог дать мне знать?

— Я могу просто попросить, чтобы он к вам заехал!

— Н-нет… — доктор замялся. — Лучше я бы приехал сам. И так, чтобы ротмистр не знал. Ну, ты же сам сказал — не надо обижать хорошего человека! Какой-нибудь знак…

— Знак! Здорово!

Мальчишка сразу оживился, подпрыгнул, глаза его загорелись духом авантюризма и пионеров, первопроходцев — покорителей дальних неизведанных стран!

— Знак… Знаете что? Читали «Собаку Баскервиллей»? Если господин ротмистр объявиться… Ровно в десять вечера я помашу свечой в окне мансарды! Отсюда будет видно. Правда, недурно придумано?

— Очень! Сам Шерлок Холмс отдыхает.

Ну, что же… пусть так… Тем более, если Штольц ничего не заметил… А, может, просто пора перестать дуть на воду? Гробовский прав. И все же — форма министерства путей сообщения… Зачем? Если это Штольц…

— Юра! Ты в форме разбираешься? Ну, в железнодорожной?

— В любой!

— Зелёные кантики что значат?

— Зелёные? Служба пути, зданий… депо…

Проводив Юру, Иван Палыч вновь занялся делами. На этот раз Аглаи не было, дежурила Глафира — тоже весьма неглупая девушка… А раз не было Аглаи, не явится и Алексей Николаевич! Завтра зайдет. Что ж, можно было заняться лабораторией… А завтра объехать всех старост и составить список непривитых!