Обострение (СИ) - Волков Тим

Аритмия подтверждалась.

Отложив фонендоскоп, Иван Палыч простучал грудь пациента пальцами. Глухой звук слева, за пределами нормы, намекал на расширение сердца. Справа, у рёбер, перкуссия дала звонкий оттенок — плевра чиста, но это слабое утешение.

Доктор выпрямился, потирая лоб. Анамнез, осмотр, аускультация — всё складывалось в мрачную картину. Туберкулёз? Возможен. Слабость, потливость, похудение, кровь в мокроте — вполне вписываются в эту картину. Но — нет.

Ревматизм с осложнением на сердце? Возможно. Боли в суставах, шумы в сердце, одышка, кашель лёжа — похожая на это картина.

Но вероятнее и очевиднее другое.

Сердечная недостаточность.

Он повернулся к Никодиму, совсем тихо сказал:

— Никодим, у Василия сердце больное, давно. Клапан в нём узкий, кровь толком не качает. Потому и задыхается, и отёки, и слабость. Теперь оно совсем истомилось, лёгкие заливает.

Кузнец, стиснув шапку, выдохнул:

— Господи… Как же так? Он же… Иван Палыч, спасёшь?

Доктор, сжав губы, кивнул.

— Сделаю, что могу. Но…

Говорить самого главного доктор не хотел. А как сказать отцу, что сына вылечить не удастся?

— Надо в город, к профессору, может, в Петербург. Я напишу письмо, найдут, что делать… — начал Иван Палыч.

— Письмо? Профессору? Иван Палыч, ты же доктор! Ты от тифа всех спас, вакцину сделал, Зарное на ноги поднял! Неужто для моего Васьки ничего не придумаешь? Сделай вакцину, как для тифа, ты же можешь!

Иван Палыч грустно улыбнулся.

— Никодим, не путай! Тиф — зараза, от него вакцина есть. А у Василия порок сердца, врождённый. От этой болезни вакцины нет и быть не может! Тут операция нужна, на сердце, но таких нигде не делают, ни в России, ни за границей! — Он осёкся, увидев, как кузнец побледнел, но продолжил, тише: — Я не бог, Никодим. Я земский врач, не чудотворец.

Кузнец шагнул ближе, его глаза, красные от слёз, сверкнули.

— Не чудотворец? — прогремел он, голос эхом отразился от стен. — А кто полсела от смерти утащил? Про тебя, Иван Палыч, и про твои дела в газетах печатают! А теперь мне говоришь — ничего не можешь? Мой Васька помирает, а ты про письма да профессоров! Отмахиваешься ими. Помогать не хочешь? — Он ткнул пальцем в доктора. — Придумай что-нибудь, доктор! Ты же умный, в Петрограде лекции читал!

Иван Палыч, стиснув кулаки, почувствовал, как гнев, смешанный с бессилием, подкатывает к горлу. Он шагнул к Никодиму, глаза в глаза.

— Ты не кричи! — рявкнул он, но тут же сбавил тон. — Повторяю — я не бог, слышишь? Вакцина тиф гонит, а сердце — не зараза, его не уколешь! Операция нужна… да только не придумали еще такой! Да как бы тебе объяснить, черти тебя дери⁈

Иван Палыч в сердцах стукнул ногой по полу.

Вот ведь задачка! И в самом деле не описана еще методика такой операции и нет нужного оборудования. Год то какой? Дремучий! До операций на сердце — тонких, сложных, со специфичным сложным инструментом и приспособлениями, — еще сотня лет!

Кузнец словно почувствовал это, разозлился вновь.

— Иван Палыч! — прорычал он. — Я помогал тебе с аппаратом для туберкулезных. Я тебе инструмент выковал. Я тебе навстречу всегда шел. Вот и ты помоги мне. Вылечи ребенка. Деньги нужны? Будут тебе деньги. Еще скальпелей тебе выковать? Хоть целое ведро! Чего нужно? Ну? Все достану! Из-под земли — но достану!

— Никодим Ерофеич!..

— И слушать не буду оправдания, — отрезал кузнец. — Лечи — на то ты и доктор!

С этими словами он схватил шапку и быстрыми шагами вышел из палаты. Было слышно, как он громко хлопнул в прихожей дверью.

— Иван Палыч, — совсем тихо простонал Вася, взяв того за руку. Пальцы мальчика были слабыми, холодными, как ледышки. — Вы меня вылечите?

Доктор глянул на паренька. Глаза круглые и испуганные — парень слышал весь их разговор и перебранку и теперь боялся, понимая, к чему все идет. Не дурак ведь, хоть и молодой еще, книжки читает. Догадывается…

— Вылечу, — ответил Артем. — Обещаю — вылечу!

И сжал его руку крепче.

Керосиновая лампа на столе мигала, отбрасывая причудливые тени на стены. Иван Палыч не спал. Думал.

Операция нужна. Но где её взять в 1916-м? Самому придумать? Да без проблем. Только вот на бумаге она и останется, а на практике… Отсутствие кардиохирургии как области. Первая успешная операция на открытом сердце, насколько помнил Иван Палыч, произойдет только где-то в 40−50-х годах, через тридцать лет. Отсутствие искусственной вентиляции лёгких и аппарата искусственного кровообращения. И кузнец тут не поможет — выковать такое не получится. Нет рентгена в деревне. Нет ЭКГ. Нет УЗИ или фонокардиографии. И это только базовые пункты. А еще — анестезия, антисептика, послеоперационный уход, много чего.

Доктор тяжело вздохнул, откинувшись на стуле.

— Это тебе не 21-й век! — тихо буркнул он себе под нос. — Нет тут ничего! Только в скверну все верят, да к травнице ходят — любую болезнь лечить…

Иван Палыч вдруг задумался. Травница…

И вспомнил, как профессор Сибиряков рассказывал однажды на лекции.

«Дигоксин в этой траве сердце подстёгивает, как кнут коня! Ей и лечили раньше сердечные болезни».

Дигоксин — это сердечный гликозид. Он замедляет пульс, но делает каждое сокращение сердца сильнее и эффективнее, повышает силу сердечных сокращений, улучшает насосную функцию сердца.

А название травы, в котором он содержится…

— Профессор говорил… называл… — пробубнил доктор, морща лоб.

Да, называл. Только в голове не сохранилось.

Шерстянка… нет. Ледянка… тоже нет. Цветы еще такие, на наперсток похожие… Наперстянка! Точно! Она самая. Наперстянка пурпурная.

Если извлечь из нее дигоксин, то можно попытаться укрепить сердечную мышцу Васи. Вещество усилит сокращения, снимет застой, отёки спадут. Аритмию выправит.

Но тут же, как холодный ветер, пришло сомнение. Наперстянка — яд. Он вспомнил случай из практики: старик в Москве, пасечник, чаю решил себе из трав заварить, наперстянки пару ложек добавил в заварник, передозировка дигоксина — тошнота, сильная аритмия, остановка сердца. Смерть…

— Опасно…

«Анализов крови нет, электрокардиографов тоже нет, дозировку не проверишь. Чуть переборщишь — и Василий умрёт не от порока, а от моей руки».

Что же тогда делать? Ждать, пока мальчик задохнётся в следующем приступе?

Иван Палыч встал, прошёлся по палате. Вот так выбор! И не помочь не может, и с помощью можно опростоволоситься.

Он сел, потирая виски.

Риск огромный. Но без наперстянки Вася не дотянет до города. Морфин только глушит приступ, нитроглицерин — на день, два. А вот трава даст шанс. Кто знает, если все пройдет идеально, то может и в город ехать не нужно будет. Пару недель лечения — и укрепит стенки.

— Если титровать дозу — начать с малой, — рассуждая, сам себе пробормотал доктор. — С самой малой дозы. С четверти… нет, с одной восьмой. И наблюдать за реакцией пациента. Потом чуть повысить. Контроль пульса, дыхания. Если тошнота, слабость — сразу стоп. Да, попробовать стоит…

Только где взять наперстянку? Зима, декабрь, овраги завалены снегом. В аптеке и подавно такое не найдешь.

«Травница Марфа, — мелькнуло снова мысль. — Она знает, где наперстянка растёт, заготавливает. У ручья, в Заречье, летом цветёт, пурпурная, высокая. Листья, поди, сушит в избе».

Доктор вспомнил Аглаю, болтавшую про старуху: «Марфа всё знает, травы её от всех хворей». Так может и эту траву имеет про запас?

Да вот только, даже если есть нужное, даст ли она? Известная старуха, вредная. Одна из последних, кто вакцинацию не прошел. Докторам не доверяет, лечится и лечит других только своими народными способами. А может и вовсе считает доктора конкурентом — теперь то ведь к ней все реже ходят, больше больнице доверяют, лишив ее заработка.

— Утром поеду…

Утро в Зарном выдалось морозным, глинистое небо висело низко. Шел мелкий снежок.