Обострение (СИ) - Волков Тим

Иван Палыч остановил «Дукс» у кривого плетня. Тявкнула собака. Изба Марфы, покосившаяся, с почерневшими брёвнами, была низенькой и из-за ограды почти не видна. И только по дыму из трубы доктор понял, что внутри кто-то есть.

Иван Палыч, запахнув пальто, шагнул к крыльцу и постучал. Тишина. Он стукнул снова, громче, и за дверью послышались шаркающие шаги. Замок щёлкнул, дверь приоткрылась, и в щели показалось морщинистое лицо Марфы.

— Чего надо? — буркнула она, оглядев доктора с ног до головы. Едва узнав его, глаза её сверкнули злостью. — Ты, Петров? Душегуб с уколами своими? Уходи! Нам твоих ядов не надо, мы травами лечим, по-людски!

Иван Палыч, опешив, поднял руки, будто сдаваясь.

— Марфа Степановна, постойте! Я не за тем… — начал он, но старуха, стукнув клюкой по порогу, перебила:

— Не за тем? А за чем? Слыхала я про тебя! Вакцины колешь, людей моришь, а теперь сюда припёрся? Думаешь, мы тебе поверим? — Она прищурилась, голос задрожал от гнева. — Уходи, говорю, покуда цел!

— Марфа, выслушай! Мне нужна помощь твоя. Ты ведь травница известная. Трава — наперстянка, пурпурная. Знаешь такую? Для мальчика нужна, Василия, сына Никодима Ерофеевича, кузнеца нашего. Сердце у парня слабое совсем. Наперстянка может спасти! Есть у тебя такая? — сумбурно выпалил доктор.

Старуха, вместо ответа, ткнула клюкой в его сторону, глаза её полыхнули.

— Наперстянка? — прошипела она. — Отраву вздумал делать? Знаю я твою наперстянку! Яд она, смерть в цветках! Думаешь, Марфу одурачить? Пришёл, небось, выведать мои травы, а потом своих уколов напихать? Не дам! Вон отсюда!

Иван Палыч, потеряв терпение, шагнул ближе, придержал дверь.

— Да не отравить, бабка! Наперстянка — лекарство, гликозиды в ней сердце подстёгивают, отёки снимают! В малых доза не отрава. Дай листья, сушёные, я настойку сделаю, помогу мальчику!

Марфа, отступив в сени, захлопнула дверь наполовину, но кричать не перестала:

— Лекарство? Ха! Ты, доктор, всех за дураков держишь! Слыхала я, как ты в больнице людей режешь, а потом они в гроб идут! Наперстянка — яд, говорю! Ею волков травят, а ты мальчику? Врёшь, Петров, всё врёшь! Не дам, и не проси!

Доктор, стукнув кулаком по косяку, рявкнул:

— Марфа, очнись! Ты про Уизеринга слыхала что-нибудь, темень сельская? Англичанин, доктор, сто лет назад еще сердца наперстянкой лечил! Дай листья, или на твоей совести будет, если мальчик помрёт!

Старуха, высунувшись, ткнула клюкой в воздух, чуть не задев доктора.

— Ишь, учёный! А я тебе не верю! Ты с городами своими, с уколами, а мы тут веками жили, травы знаем! Иди в аптеку, коль умный такой!

«Вот ведь вредная какая!» — злобно подумал доктор. И что делать? За отцом Николаем идти?

— В аптеке нет такого лекарства, — немного успокоившись, произнес Иван Палыч. Он не хотел говорить самого страшного, но сейчас понял — без этого все пустое. — Марфа, я не враг тебе. Василию действительно помощь нужна, без нее он… умрёт. У тебя есть листья, я знаю, летом у ручья собирала. Дай, ради Христа, спасём мальчика!

Старуха долго не отвечала. Потом дверь чуть приоткрылась.

— Умрет? — совсем тихо переспросила она, изменившись в лице.

— Да, — ответил доктор. — Сердце у него слабое. Болезнь есть такая — сердечная недостаточность. А в траве в этой особые вещества имеются. Они помогают укрепить сердечную мышцу.

— Ишь ты! — усмехнулась старуха. — И волков травить можно, и сердце укреплять!

— В разных дозах вещество действует по разному. Да ты и сама это знаешь.

— Знаю, — кивнула та. — А ты знаешь какую дозу правильную нужно?

— Не знаю, Марфа, и говорю тебе это сейчас открыто, прямо в глаза. Не вру тебе. Но начну давать с самой малой дозы, внимательно следить.

Марфа молчала, её пальцы, узловатые, теребили платок. Собака за плетнём тявкнула, где-то в избе пискнула мышь. Наконец, старуха вздохнула, дверь скрипнула шире.

— Ладно, доктор, — буркнула она, отводя взгляд. — Но ежели что — на твоей совести. Заходи, не стой на морозе.

Иван Палыч, выдохнув, шагнул в сени. Марфа, шаркая, повела его к лавке. Там стояли глиняные горшки — маленькие и большие, старые и новые, такое количество, что на тридцатом доктор сбился с счету. Травница долго искала нужный.

— Ага, вот оно! — она извлекла небольшой серый горшочек, полный сухих листьев, тёмных, с горьким запахом, отсыпала листья в холщовый мешочек, завязала узлом и сунула доктору.

— Помни — ты Христом меня попросил. С Христом и даю тебе. Пусть в благо лекарство будет.

С этими словами она перекрестила доктора и он, пораженный внезапной добротой старухи, молча ушел.

Возвращался Иван Палыч в больницу полный дум. Рискованное дело затеял. Но надеялся — парень молодой, если все сделать правильно, то пойдет на поправку.

Мысли прервал протяжный паровозный гудок.

Доктор вздрогнул, чуть сбавив скорость.

«Бронепоезд! — мелькнуло в голове. — Андрюшка вчера говорил: сегодня в два часа, на ремонт в депо поедет, через станцию. Нужно предупредить Гробовского насчет Штольца! Совсем забыл!»

А предупредить нужно было. Ведь если Штольц и в самом деле не тот, за кого себя выдаёт, то…

Невольно вспоминалась диверсия на заводе и взрыв, который и уничтожил этот самый завод. А тут — бронепоезд. Цель лучше не найти. Подорвать, и фронт оголится. Да сколько людей еще пострадает невинных — неизвестно.

Так что — скорее!

Еще на подъезде к больнице Иван Палыч увидел тень, что стояла возле дверей. Нехорошая такая тень. Словно бы караулила кого-то. Сутулая, прячущаяся. И в руках — топор…

Глава 18

Артём попятился… Блеснула из-за туч луна. Тень повернулась, сделала шаг к доктору… Опустила топор:

— Иван Палыч! Слышишь?

— Чёрт побери… Никодим! Ты как здесь? И… чего с топором-то?

— Да это я так, на всякий случай… Я это… инструмент еще тебе принес, — кузнец громыхнул заплечным мешком. — Выковал… всю ночь глаз не мог сомкнуть, вот и подумал, что лучше уж делом заняться… по журналам, по книжкам… Пользуйся, только… О! Слышишь?

Где-то совсем рядом, казалось, сразу же за воротами, вдруг послышался истошный волчий вой! Ему вторил другой… третий…

— Волки! — ахнул Иван Палыч. — Обнаглели совсем!

— Может, и не волки… — Никодим перебросил топор в левую руку и перекрестился. — Не волки… А куда как хуже! Оборотни! Волкодлаки!

— Да ну тебя, Никодим!

— Напрасно смеёшься, доктор! В старину бывали случаи… — кузнец неожиданно вздохнул. — Как Васенька?

— Делаю, что могу, — заверил Иван Палыч. — Травы нужные нашел… Дозу подбирать буду. Я не Господь Бог, Никодим! Но, что смогу…

Подобравшийся уже к самому забору волк клацнул зубами и снова завыл — утробно, страшно…

— А, пойдем-ка, Иван Палыч, в дом! — вдруг озаботился кузнец. — Волчины-то… Сейчас через забор перескочат — и хана нам! Никакой топор не поможет.

Словно бы в подтверждении его слов, метнулась через ограду стремительная клыкастая тень…

Переглянувшись, приятели дружно бросились в больничку. Едва успев захлопнуть дверь перед самой пастью!

— Вы что такие? — выбежала из смотровой Аглая. — Иван Палыч! Да на вас лица нет… А ты, дядько Никодим… Ты топорик-то положи!

— Господи, помоги, спаси и помилуй! — положив топор, снова перекрестился кузнец. — Как бы они в окна… Надо бы перекрестить, оконца-то…

— Да что случилось-то? — санитарка хлопнул глазами.

— А ты не слышишь? — негромко протянул Артём. — Вон, на улице…

— Ну, волки воют, — девушка равнодушно подала плечами. — Так они частенько воют. Эка невидаль! Однако, в село бояться заходить. Тут волкодавы у многих. Эвон, слышите — почуяли уже, лают!

— И впрямь — лают… — покусал губы доктор. — Эх, жаль мы на окраине… Чёрт! Как же теперь с этими волками быть-то? Ведь не двор носа не высунешь — разорвут!

— Не высунешь… — Никодим рассеянно присел на топчан и повернулся к доктору. — Иван… сын-то мой как? Ты сказал, что траву нужную вроде нашел?