Обострение (СИ) - Волков Тим

Священник, отец Николай, совсем оправился от потрясений, и даже написал послание в Святейший Синод — просил вспомоществования на новую церковь. Ответа, правда, пока не было, но батюшка не уставал надеяться.

После ареста Субботина трактир в Зарном без хозяина не остался. Его пока что прибрал к рукам дальний субботинский родственник — Игнат Устиныч Феклистов, дядька пресловутого Андрюшки. Со сменой хозяина в заведении ничего не изменилось — как наливали из-под полы водку, нарушая военный «сухой закон», так и продолжали. Впрочем, так почти все и поступали.

И вот еще оказалась одна новость…

— Да, объявился Штольц! — припомнила вдруг Аглая.

— Штольц? — доктор удивленно моргнул и дернул шеей. — Он же выписан! Что же, в дезертиры решил податься? Или…

Иван Палыч покусал губу:

— Или — дело хуже… Не дезертир он, а, может быть, даже — шпион! Недаром же хоть и остзейский, но — немец.

— Штольц — шпион? — расхохотался Гробовский. — Ну-ну…

— Не верите?

Доктор тут же поделился всеми своими догадками…

— Снимал-то он с колокольни вовсе не Ксению, а подходы к заводу! К цехам! Или что же, думаете, это простое совпадение?

— Так диверсантов-то на заводе нашли, всех, — неожиданно улыбнулась Анна Львовна. — Об этом и в газетах писали!

Алексей Николаевич хохотнул, искоса поглядев на Аглаю:

— Так Иван Палыч в это время в столицах обретался! Вот и не в курсах.

— Там, кажется, мастер какого-то цеха за главного, — припомнила санитарка. — В газетах писали — застрелен при попытке к бегству.

— Да, да, так всё и было, — Гробовский потянулся за пирожком. — Там военные занимались, не мы…

— Так что Штольц-то? — напомнил Иван Палыч. — Говорите, объявился? Где, когда, у кого?

— У Ростовцевых он гостил пару дней, — Аглая отпила чай из фаянсовой чашки и поморщилась. — Мне про то сторож ихний сказал, в лабазе. Приехал, говорит, один, сам по себе…

— То есть, без мадемуазель Ксении, значит? — с удивлением уточнил доктор. — И в усадьбе его приняли?

— Он весточку от мужа Веры Николаевны привез, — санитарка с тоской посмотрела на блюдце. Вот туда бы чай-то налить, а не сёрбать горячущий из чашки! — Так сторож сказал. А еще сказал, Штольц с Юрой по саду гуляли.

— Ну, Юре полезно гулять… Но, Штольц… — покачал головой Иван Палыч. — Ну, пусть не шпион… Но ему давно пора в часть! Или сначала домой, на побывку… В Ревель. Ах, ротмистр, ротмистр…

Аглая прыснула:

— Да полноте вам, Иван Палыч, о чужих-то людЯх беспокоится!

А ведь она права, пожалуй, — подумал про себя Артём.

Действительно, что ему до чужих? Своими дорожить надо, а они ведь есть — свои!

Допив чай, доктор с нежностью посмотрел на Анну.

— А что-то давно мы не танцевали! Граммофон-то хоть цел?

— Да цел! — рассмеялась учительница.

В светло-сером, с синими атласными бантами, платье, с модной прическою, она была чудо как хороша!

— А еще настройщик из города приезжал, — похвастала Анна Львовна. — Починил, наконец, фисгармонию!

— Фисгармонию? Починили? — Артём обрадовано всплеснул руками. — Так что же мы здесь сидим? Идемте же скорее в класс!

— А вы что же, Иван Палыч — умеете? — удивленно протянула Аглая. — Или — как тогда на гитаре? Мужики рассказывали…

Да, конечно, Артём был не велик пианист… но, все же кое-что мог. Вот и сейчас запросто наиграл «Муттер»…

— Ой! Ой! — санитарка в ужасе замахала руками. — Иван Палыч! Что вы такое играете?

— «Рамштайн»… Э… Немецкая народная песня!

— Не надо нам немецких! Нам бы что-то патриотичное спеть! Ну, хоть «Гром победы раздавайся»…

«Гром победы» доктор, увы, не знал.

Потому принесли граммофон и пластинки. Морфесси, Собинов, Борис Борисов…

Спрятался месяц за тучку,

Не хочет он больше гулять…

— выводил нежный бархатный баритон.

Правда, танцевала лишь одна пара — Анна и Иван. Аглая с Алексеем Николаевичем почему-то стеснялись.

Утром, после осмотра и приема больных, Иван Палыч засобирался в город. Надо было заехать в управу, за жалованьем, потом — за бензином к Нобелю, да и в аптеке кое-что заказать.

Стоял чудесные денек: деревья в инее, палевые небеса, легкий морозец. Прежде, чем ехать, доктор отвинтил от мотоцикла штатные лыжи — какой там у них, в городе, снег, догадаться не трудно. Местами подтаял, кое-где и вообще — нет. Нет уж, без лыж куда как сподручнее!

До города молодой человек домчал быстро, да и там уже знал все короткие пути. Оставив «Дукс» во дворе, взбежал на второй этаж…

— Ольга Яковлевна, целую ручки! Господин Чарушин на месте?

— О! Иван Палыч! — вытащив изо рта дымящуюся папиросу, секретарша оторвалась от «Ундервуда». — Вернулись уже? Виктор Иваныч, к вам доктор из Зарного!

Чарушин давно уже оправился после ранении и выглядел молодцом. И одет был по последней — полувоенной — моде: во френч и брюки-галифе. Доктор даже хмыкнул:

— Экий вы, Виктор Иваныч, франт!

Первым делом Чарушин предложил чайку — гость не отказался, приятно ж, с дороги-то! За чаем и поговорили… Доктор рассказал про Петроград, про госпиталь, про врачей… Про Распутина и спиритических шарлатанов — не стал, счел, что не к месту.

— А у нас тут такие дела… — Виктор Иваныч как-то виновато развел руками. — Снова на вас донесение. Как всегда — анонимное. Я уж хотел было выбросить, да… Тут сказано — у вас, мол, какие-то немецкие, вражеские, идеи! Ну, насчет прививок и всего… Я вот думаю, а если такое же донесение и в воинские инстанции написано? Извините за грубое слово — в контрразведку. У нас же, Иван Палыч, пока вас не было, целую шпионскую группу накрыли! Устроили на военном заводе взрыв. Диверсию! Так что нынче все по-серьёзному! Искренне вас предупреждаю — будьте готовы ко всему.

Ну, вот, теперь подозрений в шпионаже только и не хватало! Тем более — таких идиотских. Контрразведка… хм… Ладно, поглядим… Если что, всяко Гробовский поможет…

Запустив двигатель, молодой человек покатил к Нобелю. Потом — в аптеку. И вот там-то, в аптеке, сквозь витрину, доктор заметил…

Штольц! Ну, да — точно он. Не один, с двумя незнакомыми парнями, по виду — мастеровыми. И одет как-то странно — двубортное пальто черного цвета с зелеными кантиками по вороту и обшлагам. Фуражка с зеленым околышем… Знакомая очень форма… Такую почти каждый день… Пограничник? Нет же! Железнодорожник! Ну да.

Что еще за маскарад? Или… обознался? Да нет, точно — Штольц! Знакомое интеллигентное лицо с узкими усиками, безукоризненный пробор…

Так позвать да спросить! Чего тут турусы-то разводить на колесах?

Запахнув куртку, Иван Палыч бегом выскочил из аптеки:

— Федор Иванович! Господин ротмистр!

Исчез Штольц! Как и не было. Почему-то не захотел встречаться… Или все же показалось? Теперь даже и не сказать…

Да и черт с ним, со Штольцем! Как сказал Антонина, фрейлина — брачный аферист!

В последнее время Иван Палыч кто-то привык читать свежую прессу. Ну, пусть даже — относительно свежую. Приохотил к тому Гробовский, поручику доставляли газеты со станции. Разные, и столичные тоже.

Вот и в этот вечер…

В ожидании Алексея Николаевича, Аглая поставила чайник. Доктор же, заполнив журнал, еще повозился в лаборатории, а потом развернул газетку.

Столичную…

«Вечерний Петроград», кажется.

И на первой же полосе… Как обухом по голове…

«Убийство Распутина»!

Что? Что такое? Неужели…

Заголовки сами бросались в глаза:

— «Происшествие на Мойке»! «Гибель Святого Старца»! «Следствие идет»… И совсем странные — «Отъезд Пуришкевича» и «Выражение сожаления кн. Юсупову»

Убийцы названы! Но не схвачены.

Эх, Григорий Ефимыч…

Убили! Вот так-то… Теперь уж и не погоришь. Не расспросишь… Да-а…

Вообще-то, Артём искренне расстроился и даже начала корить себя — почему не предупредил старца? Хотя, кого предупреждать-то? Григорий Ефимыч и так всё знал наперед. Знал… И вот… И вот его нынче нету!