Дрим-каст (СИ) - Прягин Владимир

Но вместо неё заговорила Розанна, и голос её звенел возмущением:

— Нет, ну вы представляете⁈ Вы это вообще видели⁈

Он потрясла какой-то газетой, несколько разлохмаченной. Джессика между тем аккуратно прикрыла дверь, заперев её изнутри на ключ.

— О нас написали в прессе? — поинтересовался я осторожно.

— Не совсем о нас, — уточнила педантичная Джессика. — Но мы тоже упомянуты.

Газета называлась «Пасифик Геральд Трибьюн». Я взял её у Розанны и просмотрел статью по диагонали, выхватывая взглядом ключевые абзацы.

«Проблемы киностудии „Сильвер Форест“ оказались даже серьёзнее, чем представлялось прежде. Вчера, как сообщают наши источники на условиях анонимности, провалились переговоры по реструктуризации долга…»

«Переход всех активов студии под контроль „Харпер Бразерс“ — вопрос, по сути, решённый. Эксперты, опрошенные нашей газетой, единодушны в этом вопросе. Банки-кредиторы не видят для „Сильвер Форест“ каких-либо перспектив и усиливают давление…»

«Квон Хён-Иль, владелец агонизирующей студии, много лет избегал прямого общения с прессой. Вчера поздно вечером он, однако, нарушил эту традицию, встретившись с нашим корреспондентом. „Это были яркие годы, — констатировал мистер Квон. — Мы благодарны зрителям, которые приходили в кинотеатры на наши фильмы“. Подробности переговоров с банками он назвать отказался, но сам факт подобного интервью наблюдатели расценивают как признание поражения…»

«Прежде аналитики полагали, что „Сильвер Форест“ продержится до середины весны. Однако теперь, по данным наших источников, процесс ускоряется. Чтобы представить доводы, способные переубедить кредиторов, у киностудии остаётся около трёх недель. Крайний срок назван жёстко — первое марта. Но это выглядит „ненаучной фантастикой“, как выразился в беседе с нами Бенджамин Уайт, один из ведущих знатоков тихоокеанского кинорынка…»

«В стадии производства у киностудии сейчас просто нет проектов, способных переломить ситуацию, — сказал мистер Уайт. — Есть несколько мелких фильмов категории Б, которые могли бы в теории окупиться и даже принести какую-то прибыль. Но чистый доход составил бы, по самым оптимистичным прогнозам, несколько сот тысяч долларов, тогда как суммарный долг исчисляется десятками миллионов. В реальности же эти проекты, вероятнее всего, даже не доберутся до кинозалов…»

«На этом фоне, — добавил мистер Уайт, — особенно странно выглядят новости о съёмках картины, которую продюсирует, ко всеобщему удивлению, дочь мистера Квона. Невнятные заявления о новых съёмочных методах уже широко цитируются в кругах кинематографистов как анекдот. История „Сильвер Форест“, начинавшаяся столь мощно, теперь, похоже, заканчивается как фарс. Но я, разумеется, не злорадствую по этому поводу. Мне искренне жаль, что выходцам из Азии так и не удалось потеснить „большую пятёрку“, слишком забронзовевшую в последние годы…»

Сложив газету, я поднял взгляд.

Коллеги, столпившись вокруг, молчали.

— Вот так вот… — выдавила Сон-Хи. — Я просто анекдот в кулуарах, а не продюсер… Посмешище…

Розанна обняла её, прошептала что-то на ухо.

— Во-первых, не ты, а мы, — сказал я. — Мы ведь команда? Значит, анекдот коллективный, вместе его подпитываем. И да, этот Уайт не врёт — над нашим проектом ржут в киношных кругах. Я и сам бы ржал, честно говоря, если бы не знал подоплёку. Да и плевать на это. Чем менее серьёзно воспринимают, тем меньше прямых помех. Ну, а во-вторых, давайте вычленим главное…

— Что тут вычленять, Дмитрий? — спросила Сон-Хи понуро. — К середине весны наш фильм успел бы выйти в прокат и при удачном раскладе принёс бы первую прибыль. Это убедило бы банки дать нам отсрочку. Но теперь нам ставят новый дедлайн — до первого марта…

Шмыгнув носом, она умолкла, а я сказал:

— Давайте соображать практически. Мы, в принципе, можем снимать быстрее. Я сокращу сценарий…

— Это нам не поможет, — возразила Сон-Хи, — ты сам понимаешь. Доснять, может, и успеем, но этого недостаточно…

— Значит, будем искать нестандартный выход, — отрезал я. — Да, выйти в прокат до первого марта мы не сумеем, это понятно. А раз так, не будем пороть горячку. Просто работаем интенсивно, засучив рукава. А параллельно думаем, как повлиять на банки, чтобы дали отсрочку на пару месяцев.

— Не забывай, пожалуйста, — сказала Джессика, — что мы здесь — не «Сильвер Форест». Даже Сон-Хи не может о чём-то договориться с банками напрямую, без ведома отца. Пойми меня правильно, я не призываю всё бросить и разойтись. Хочу просто подчеркнуть, что планы должны быть реалистичными. Ну, то есть такими, чтобы реализация зависела конкретно от нас.

— Мне кажется, — сказала графиня, — что прямо в эту минуту самый реалистичный план — вернуться к работе. Пусть каждый из нас займётся своими непосредственными обязанностями. А в перерывах будем искать нестандартный выход, как выразился Дмитрий. Или вы всё же склонны остановить работу, мисс Квон?

— Нет, ни в коем случае, — замотала головой Сон-Хи. — Ничего такого я не имела в виду, честное слово! Просто чуть-чуть расклеилась…

— Это вполне естественно в вашем возрасте, — снисходительно кивнула графиня. — Но не позволяйте эмоциям влиять на ваши решения.

— Постараюсь, — бледно улыбнулась Сон-Хи. — Всё, больше не отвлекаю вас. Продолжайте, пожалуйста, съёмку.

— Мы им ещё покажем! — заявила Розанна, пригрозив кулачком. — И всяким шутникам, которые анекдоты рассказывают, и этой надутой «большой пятёрке»! Посмотрим, кто над кем похихикает в результате!

— Так, — сказал я, — понятно. Нужна успокоительная бригада. Джессика, к тебе апеллирую как к голосу разума. Препроводи, пожалуйста, в офис эту раздухарившуюся особу, пока она не устроила тут дебош.

— Да, препровождай меня, Джесс, — сказала Розанна важно. — И пусть все прячутся по дороге, я буйная.

Три грации удалились, а Йенс сказал:

— Я тоже не представляю, как повлиять на банки, но в киношной среде знакомства у меня есть. Может, какие-то из них пригодятся? В общем, рассчитывайте на меня, если что. А пока — согласен с леди Анастасией. Поступим реалистично, продемонстрируем свой профессионализм. Момент…

Вернувшись к терминалу, он дописал ещё пару фраз и театрально взмахнул рукой:

— Прошу приступать.

Графиня встала перед объективом.

Эпизод начинался почти с такого же кадра, каким закончилась предыдущая сцена. На экране сверкнуло золотом восходящее солнце — но мы в этот раз смотрели на него через окно в будуаре мачехи.

Сама же она стояла возле окна спиной к нам, полуобнажённая. На ней были облегающие светлые брюки, высокие сапоги на каблуках, но блузку она ещё не надела — та небрежно висела рядом на стуле. Волосы были заколоты высоко, не скрывая спину.

Солнце, создавая почти классический контражур, подчёркивало её силуэт, но при этом не позволяло разглядеть всё в подробностях. И всё-таки на узкой спине и тонких плечах просматривались металлические прожилки — то ли татуировка, то ли подобие крупноячеистой сетки, нечто вроде лёгкой кольчуги.

Сначала мы увидели мачеху в полный рост, но камера надвигалась на неё сзади — неторопливо, вкрадчиво, как будто хотела исподтишка изучить узор на спине. А дама так же неспешно взяла со стула тёмно-синюю блузку, надела её. И к тому моменту, когда камера прекратила движение, зафиксировав крупный план выше пояса, спина оказалась прикрыта тканью.

Мачеха, подняв руку, вытащила из причёски заколку, тряхнула головой — и густые волосы волнами рассыпались по плечам с продуманно-шикарной небрежностью, заставлявшей предположить, что и здесь не обошлось без магии. Причём цвет волос изменился в сравнении с предыдущей сценой — мачеха сохранила свой блонд, но тот приобрёл насыщенность и казался теперь темнее.

Мачеха обернулась. Взгляд тоже стал другим, в нём чудился лёгкий проблеск безумия. Отойдя от окна (ей вслед повернулась камера), она посмотрела в зеркало, подмигнула своему отражению. А затем изящной походкой вышла из будуара.