Великий князь Константин Павлович, наместник Царства Польского, был человеком противоречивым. С одной стороны — брат императора, солдат до мозга костей, искренне желавший порядка. С другой — наивный романтик, веривший, что поляки когда-нибудь полюбят Россию, если им дать поблажек.
Проигравшим полякам поблажек дали даже больше, чем своему народу.
Но поляки любили только одно — свою Речь Посполитую. В мечтах. И ненавидели всё русское.
Я это знал. Знал и то, что скоро в Варшаве вспыхнет мятеж. Что русские гарнизоны будут вырезаны, что арсеналы разграбят, а потом поляки начнут вешать тех, кто не успел бежать. Знал, что Константин, вместо того чтобы дать приказ стрелять, будет уговаривать всех «не поддаваться на провокации», пока его самого не вышибут из дворца.
И потому мой разговор с Николаем был жёстким.
— Ваше Высочество, — я положил перед ним папку с документами, — Тут не просто донесения. Это приговор.
Он медленно перелистывал страницы. Списки имён. Описания зверств. Показания свидетелей. Польские офицеры, которые ещё вчера грабили русские деревни, сегодня разгуливали по Варшаве в мундирах с русскими орденами.
— Ты предлагаешь арестовать их всех? — Николай поднял на меня холодные глаза.
— Нет. Я предлагаю их расстрелять.
Тишина.
Потом он откинулся в кресле, постукивая пальцами по столу.
— А Константин?
— Константин Павлович либо согласится, либо отправится в отставку. Польша — пороховая бочка. Если мы не вынем фитиль сейчас, взрывом нам снесёт половину империи.
Он задумался. Я знал, о чём он думает. О том, как Европа завопит о «кровавом деспотизме». О том, что Австрия и Пруссия начнут шептаться. О том, что даже свои могут не понять.
Но я знал и другое.
— Они уже готовятся к мятежу, — тихо сказал я. — Через полгода, может, через год — но он будет. И тогда крови будет вдесятеро больше.
Николай резко встал, подошёл к окну. Стоял долго. Потом обернулся:
— Готовь список.
* * *
Чистка началась тихо.
Первыми взяли тех, кто был замешан в зверствах тысяча восемьсот двенадцатого года. Потом — заговорщиков, уже готовивших восстание.
Польская шляхта взвыла. Константин Павлович сначала рвал и метал, потом замолчал — когда ему показали документы о готовящемся покушении на него самого.
А через три месяца в Варшаве всё-таки вспыхнул мятеж.
Но он был жалким. Без лидеров, без подготовки, без арсеналов. Русские войска подавили его за неделю.
И Европа даже пикнуть не успела.
* * *
— Ну что, — Николай как-то сухо усмехнулся, разглядывая донесения, — Теперь ты доволен?
Понять его не сложно. Он выше головы прыгнул, изрядно рискуя.
Я пожал плечами.
— Я бы ещё пару десятков фамилий добавил. Для надёжности.
Он хмыкнул. Но в глазах читалось понимание.
Иногда войну нужно начинать первым.
Чтобы её не было.
И всё это мы умудрились провести, минуя графа Аракчеева и нашего Императора, который всё глубже и глубже впадает в религию.
Что характерно, ни с Николая, ни с меня за эти действия никто не спросил.
Это и удивило.
* * *
На время Катиной беременности мы решили осесть в Захарово.
Не потому, что в Петербурге стало тесно, а потому что здесь — тише, зелёнее и ближе к родным.
Тесть с тёщей — в Вязёмах, всего в двух верстах.
Идеальное расстояние: не слишком далеко, но и не так близко, чтобы мешать.
Опять же Москва — под боком.
Ничего страшного в том, что по Златоглавой на СВП нельзя рассекать.
В случае нужды добираемся до построенного тестем вокзала на Москве-реке, а там пересаживаемся в карету — их на ближайшей площади великое множество.
Пример тому — сам Дмитрий Владимирович: он тоже из Вязём на СВП доезжает до вокзала, а оттуда его карета забирает и везёт по делам.
А ещё Катя вдруг пристрастилась к вязанию.
Не к спицам — те у жены уже были — а к крючку.
Кто-то скажет: эка невидаль — бабы на сносях с веку в век вяжут.
Верно. Не спорю.
Но есть одно исключение — вязание крючком ещё не существует.
Можно сказать, Катя стала его основательницей… после того, как я её научил.
Идея пришла не откуда-то, а от Ларисы, моей тульпы.
— Научи жену, — сказала она. — Пусть руки не без дела болтаются, а дело делают.
Лариса дала мне уроки, а моими же руками нарисовала несколько схем — детские шапочки, носочки, пинетки.
Я поначалу отнёсся скептически.
Но когда Катя увидела, как из клубка ниток посредством крошечного крючка появляется целый узор, глаза её загорелись.
— Это же, как Формирование Перла, — сказала она. — Только медленно. И без эссенции.
С тех пор она вяжет.
Постоянно.
Утром, днём, вечером.
И это — полбеды.
Жена умудрилась «заразить» вязанием младшую сестру, тёщу и всех подруг, что к нам заглядывали.
Теперь вязание крючком — модно.
Примерно одна десятая часть дворянок Москвы этим занимается.
Не знаю, как долго продлится этот бум, но Катя уже надумала популяризировать рукоделие и собирается выпускать периодический журнал — с напечатанными схемами и фотографиями готовых изделий.
А мне — только радость.
Шерстяные нитки идут с моей мануфактуры в Крыму, льняные — из Пскова.
Плохо разве?
Пока Катерина развивает мелкую моторику рук, я улучшаю свою способность тонко управлять воздушными потоками с помощью… кубика Рубика.
На самом деле, собрать его очень просто.
Достаточно знать алгоритм и запомнить пару десятков поворотов. С этим даже пятилетний ребёнок справится.
Я сам собираю кубик в среднем за минуту.
Если руками.
А вот когда собираю потоками воздуха — всё намного сложнее.
Нужно удерживать кубик в подвешенном состоянии, не задеть лишнего, и при этом аккуратно вращать грани.
Это — не просто игра.
Это — тренировка контроля.
Идею создать игрушку мне подсказал Виктор Иванович. Как оказалось в дальнейшем, идея тульпы получила продолжение.
Мне хотелось чем-то занять жителей Захарово, чтобы тем не нужно было мотаться в Москву, зарабатывая на оброк и себе на еду.
Народу в сельце мало, соответственно открыть какое-нибудь крупное производство — значит столкнуться с кучей проблем.
В общем, я не придумал ничего лучше, чем вручить одной семье артефакт для добычи гранул полиэтилена из воды, а другой — экструдер для штамповки деталей кубика.
Затем несколько семей собирают изделия дома, а за ними приезжает купец из Москвы, специализирующийся на продажах игрушек.
В итоге получилось любопытно.
Игрушка, задуманная как забава для жены, пользуется огромным спросом в Москве.
Купец говорит: рынок готов проглотить любое количество кубиков, если не ломить цену, и было бы неплохо расширить производство.
Я пока не задумывался об этом всерьёз. Но, думаю, всё к этому идёт.
Тесть, видя, как мои крестьяне неплохо зарабатывают на выпуске кубиков, загорелся идеей — организовать своё производство поделок из пластмассы в Вязёмах.
Думаю, стоит помочь ему запустить пирамидку Рубика.
Или хотя бы змейку — её делать проще, а выглядит эффектно.
С этими мыслями и несколькими расчётами я и явился в особняк тестя.
Вручив тёще очередной Катин кулинарный эксперимент — торт из нескольких коржей, пропитанный кремом и обсыпанный толчёным орехом, я прошёл в кабинет князя.
И встретил там графа Фёдора Ивановича Толстого, известного под прозвищем Американец.
Мы уже были знакомы с графом и его появление в доме тестя не вызвало у меня удивления. Передо мной были два дворянина и офицера, которых в своё время связала судьба.
