Путь к славе (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Что удивительно, готовили молодого призывника «красные» казаки, оставшиеся на службе в Средней Азии еще с Гражданской. А теперь вот самому старшине, заматеревшему и набравшемуся опыта, пришлось учить казачьему ратному искусству молодых кубанцев…

Опыт войны с басмачами сегодня крепко пригодился старшине. Когда-то ему уже доводилось ползти к дозору врага, обмирая от страха и сцепив зубы от напряжения… Сонных басмачей тогда удалось взять в ножи — а теперь достаточно подобраться к врагу метров хотя бы на тридцать, на бросок гранаты. Добавляет уверенности и трофейный немецкий автомат с дырчатым кожухом и вставленным сбоку магазином — такой автомат у старшины единственный на всю группу… Но боевое охранение немцев — это вам не басмаческий дозор; зольдаты дисциплинированно бодрствуют, готовые огрызнуться очередью на любой шорох.

Возможно, фрицев спугнули танки — хотя Т-26 крались на рубеж атаки на тихом ходу, а «бэтэшки» второй волны остановились километра за полтора от немецких траншей. Старшина слышал, что сперва предлагалось выдвинуть вперед именно БТ-7, сняв гусеницы — но отчетливый гул моторов вряд ли обманул бы фрицев. А без гусениц танки просто не смогли бы толком двигаться по пересеченной местности… Про преимущество в скорости в этом случае уж точно стоило забыть.

В итоге вперед пустили Т-26, тихо урчащие слабосильными движками на малом ходу. Пехотный танк для поддержки наступающей пехоты, все как и было задумано в начале 30-х… Кроме того, влажная после дождей почва неплохо погасила лязг гусеничных траков — и все же совсем бесшумно выйти на рубеж атаки не получилось.

Так что германское боевое охранение бдит — а когда чуть рассветет, немцы обязательно заметят полторы сотни залегших вблизи казаков… Нет, нужно двигаться вперед как можно быстрее.

Во время запуска осветительной ракеты Алексеенко разглядел небольшую низинку чуть правее и впереди, метрах в тридцати. Если доползти до нее, то от пулеметчиков удастся прикрыться земляным гребнем, что скроет маневр пластунов. Ложбинка вроде как тянется в тыл боевого охранения — и вынырнув за спинами немцев, у казаков будет куда больше шансов приблизиться к пулеметчикам на бросок гранаты!

Одно но — саперы, снявшие несколько противотанковых блинов и бодро доложившие, что местность впереди разминирована, под нос к пулеметчикам точно не забирались. А ведь по уму фрицы должны были поставить противопехотки поближе к своим позициям… Удивительно даже, что немцы, сев в оборону, не успели опутать подступы к траншеям спиралью Бруно… Хотя, быть может, «не успели» — это как раз и есть причина ее отсутствия.

Но скорее всего фрицы, готовясь к молниеносному наступлению в Польше, толком не позаботились о запасах колючей проволоки для восточного фронта… Как и о запасе противопехотных мин — ведь не собирались же сидеть в обороне! Все, что было необходимо для обороны, шло на линию «Зигфрида», на случай удара французов… Вот и противотанковые «блины», что извлекли саперы, были вроде как польского производства. С другой стороны — а если у немцев нашлись также и трофейные польские противопехотки? Если, конечно, они вообще существуют*…

На самом деле у поляков была единственная мина собственного производства, противотанковая Mina przeciwpancerna wz.1937 — но её могли использовать и в качестве противопехотного фугаса (прим. автора).

Вот сам Алексеенко обязательно позаботился бы о том, чтобы заминировать ведущую в обход ложбинку. Как и прочие подступы к сдвоенному окопу дежурных пулеметчиков… Но нужно было решаться — промедление сейчас смерти подобно, буквально. Решаться — и молиться, чтобы опасения старшины оказались напрасны…

— Отдышался, Сотников? Все, поползли… Меня держись — уходим вправо.

— Слушаюсь, товарищ старшина…

Тридцать метров — это совсем немного, можно пробежать за считанные секунды. Да и ползком — если налегке, со свежими силами — одолеешь быстро. Но казаки ползли уже с полкилометра, сильно устали — хотя никакого лишнего груза с собой не тащили. Из оружия — у Тимофея револьвер «Наган», россыпь патронов в карманах — да трофейный штык-нож, что парень выпросил, пообещав танкистам немецкие часы на обмен. Самое главное — на ремне висят три трофейные «колотушки». Уж больно просты и удобны в обиходе германские гранаты! Кроме того, их проще бросать за счёт длинной ручки — и они похожи на учебные макеты, что единственный раз бросал казак Сотников…

У бывалого старшины-сверхсрочника опыта, конечно, побольше. И помимо двух «колотушек» на поясе, в карманах покоится пара лимонок — а в голенищах сапогов спрятаны два автоматных магазина; третий примкнут к германскому «Шмайсеру» старого, ещё 1918-го года образца… Кроме того, в форменной деревянной кобуре покоится наградной пистолет «Маузер-Боло», полученный за разгром басмачей.

Невелик вес взятого с собой оружия — а на вылазку казакам выделили тёплые и удобные ватники, что не цепляются лишний раз в отличие от шинелей. И все равно тридцать метров до ложбинки не удалось осилить прежде, чем в воздух взмыла очередная осветительная ракета… А уставший от бесконечного ползания молодой кубанец не успел вовремя замереть — наметанный взгляд дозорного разглядел движение в семидесяти метрах от окопа.

После чего свет ракеты полностью выхватил фигуры обоих казаков, вырвавшихся вперёд… Старшина угадал это за секунду до того, как грянул крик «Alarm!» — и успел приладить приклад автомата к плечу, ловя окоп боевого охранения на мушку:

— Сотников, вперёд, бегом! Пять метров — и падай, гребень прикроет!

Одновременно с тем Алексеенко нажал на спуск, прикрывая молодого казака огнём с места… Он мог бы преодолеть последние метры до ложбины сам — но решил прикрыть молодого парня, дав ему лишний шанс выжить…

Очереди трофейного автомата и германского пулемета-«косы» ударили практически одновременно — метров с семидесяти. Осветительная ракета замерла в верхней точке полёта — и противники хорошо видели друг друга.

Быть может, опытный старшина опередил немцев на считанные доли секунды — выпустив две короткие, пристрелочные очереди… Пока Сотников, сорвавшись с места, пулей пробежал пяток метров до спасительной низины.

А затем тяжёлая маузеровская пуля рванула ватник на плече старшины…

Глава 16

Сотников сдавленно охнул, увидев, что светлячок трассера уткнулся старшине в плечо; он услышал негромкий вскрик — и трясущимися от волнения пальцами отстегнул «колотушку» с пояса, готовясь ее бросать.

До окопа боевого охранения казак гранату бы не добросил — ее бы никто не добросил на семьдесят метров… И вряд ли дальний взрыв одной-двух «колотушек» отвлекли бы пулеметчиков от цели.

Но выполняя инструкции комбрига, по вспышкам пламени на раструбе МГ-34 открыли огонь сразу два станковых «Максима». Расчеты тяжелых пулеметов тащили их вслед казакам передовой группы — и остановились, преодолев половину пути до германских траншей. До окопа боевого охранения, неосторожно вынесенного немцами сильно вперед, оставалось не более двухсот метров — и густые пучки трассеров быстро нащупали врага…

К концу 30-х годов станковый «Максим» сильно устарел — особенно в сравнение с «единым» германским машиненгевером МГ-34; у последнего на станке оптика, и темп стрельбы раза в полтора больший, чем у героя Первой Мировой и Гражданской. Громоздкий щиток и значительный вес советского станкача сильно ограничивают его мобильность, превращая в хорошо заметную мишень.

Но в тоже время значительный вес устойчивого пулемета дает ему хорошую кучность боя и прицельность в руках умелого расчета — а кожух водяного охлаждения позволяет вести огонь длинными очередями, без необходимости смены ствола… Оба «Максима» ударили внезапно для немцев — и быстро нащупали германский расчет короткими, пристрелочными очередями; затем врезали длинными.

Немцы, впрочем, отбивались до последнего — ответный огонь достал большевиков с их старым, громоздким «машиненгевером». Несколько пуль ударили в щиток, заставив пулеметчика отпустить гашетку; также лязгнуло по массивному стволу, повредив ребристый кожух… Но второй номер германского расчета уже запрокинулся назад с обезображенным русскими пулями лицом. Запрокинулся на живот и раненый в спину подносчик, попытавшийся было выбраться из окопа… Ему не хватало воздуха в пробитых пулями легких — и обреченный немец лишь молча, судорожно загребал землю растопыренной пятерней.