Гусар (СИ) - Барчук Павел

Давыдов тяжело вздохнул. Ему, похоже, такой расклад тоже не пришёлся по душе. Ржевский только развел руками, изобразив немую сцену обиды и несправедливости.

А вот я немного напрягся, почувствовав, как холодок в солнечном сплетении превращается в ледяной комок. Почему один? Да еще в компании Уварова. Что теперь? Награда? Расплата? Вербовка в те самые «органы», чей представитель так холодно меня отчитал? Неспроста же господин с рыбьими глазами обозначил свое участие в истории с поляками.

— Идемте, граф. — Уваров кивнул мне в сторону кабинета, а затем направился к двери. Я, само собой, двинулся следом.

Переступив порог кабинета, я очутился в другом мире. Просторный зал, залитый светом из высоких окон, стены, увешанные картами невероятной детализации, тяжелые дубовые столы, заваленные бумагами и донесениями. И в центре этого царства военной мысли — Михаил Богданович Барклай-де-Толли.

Он стоял у карты, на которой булавками был утыкан весь западный край империи, и что-то помечал карандашом. Министр выглядел…каким-то уставшим, что ли. Глубокие морщины у глаз, чуть ссутуленные плечи под темно-зеленым мундиром свидетельствовали о бессонных ночах. Но когда он поднял голову, взгляд его серых глаз показался мне острым и очень сообразительным.

— Корнет Бестужев-Рюмин? — Голос был спокойным, чуть хрипловатым, без лишней пафосности. — Подойдите.

Я вытянулся по струнке, щелкнув каблуками:

— Так точно, ваше сиятельство!

При этом Уварову достался лишь короткий кивок в знак приветствия. Впрочем, генерала это не очень расстроило. Он спокойненько встал в сторонке, наблюдая за мной и министром со стороны.

Барклай отложил карандаш, обвел меня оценивающим взглядом, от парадного доломана до начищенных сапог, задержался на сабле.

— «Сокол»… Хорошая сталь. Помнится, у вашего батюшки был такой же клинок. — Он махнул рукой, указывая на кресло. — Садитесь. Не церемоньтесь. Долгий день предстоит всем.

Я сделал еще пару шагов вперед и осторожно опустился на край кресла. Уваров последовал моему примеру. Правда, устроился он не в соседнее кресло, а чуть на расстоянии. Это хорошо. Иначе мы бы с ним напоминали нашкодивших школьников в кабинете директора, которые плечо к плечу ждут расплаты за шалость.

Барклай прошелся по кабинету, остановился у окна, глядя во двор.

— Рассказали мне о вашей… ночной прогулке, корнет. И о том, что предшествовало. — Он повернулся ко мне, в его глазах мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее… одобрение? — Смекалка. Решительность. Готовность действовать, когда промедление смерти подобно. Редкие качества, особенно для юного корнета. Выявить заговор, перехватить оружие, уничтожить предателей… Да еще вшестером против семерых. Это не просто храбрость. Это — талант.

Я чуть не поперхнулся воздухом. Талант? У меня? У того, кто несколько дней назад путал эполет с аксельбантом и боялся седлать лошадь?

— Мы… просто выполняли долг перед отечеством, ваше сиятельство, — выдавил я. — Боялись упустить момент.

— «Боялись упустить момент», — повторил Барклай, и на его усталом лице появилась едва заметная улыбка. — Именно так. Момент в войне решает все. Порой важнее приказа — инициатива на месте. Разумная, конечно. — Он подошел к столу, взял лист бумаги. — Полковник Давыдов представил вас и ваших товарищей к наградам. Генерал Уваров поддержал инициативу. Но с этим чуть позже. Когда вся история, наконец, подойдёт к благополучному финалу. Однако, по решению генерала, вас ждёт еще кое-что. Лично вас. Это — повышение по службе… Все честно, не находите? Особенно для вас, корнет. — Барклай посмотрел мне прямо в глаза. — Приказом по армии вы производитесь в поручики лейб-гвардии Гусарского полка. Поздравляю, поручик Бестужев-Рюмин.

Я сидел, не двигаясь, и глупо хлопал глазами. По крайней мере, мне так кажется, что глупо. Потому что подобный поворот реально оказался для меня неожиданным.

Поручик? Меньше, чем за неделю, из корнета — в поручики гвардии? Ничего б себе…Это — головокружительный скачок в карьере военного.

Однако радость моя под угасла буквально через пару секунд. Что-то в тоне Барклая, в его усталых глазах, говорило, это не просто награда. После его слов о награде в воздухе повисла такая многозначительная пауза, после которой непременно должно было последовать «но». Хотя бы в качестве намёка. И оно последовало.

Министр положил лист на стол и снова подошел к карте. Он ткнул пальцем в точку, обозначавшую Вильно.

— Видите этот улей, поручик? Город кишит шпионами, предателями, агентами влияния… как наших «друзей» поляков, — он кивнул в сторону приемной, — так и куда более опасных игроков. Вчера вы отрубили одну голову гидре. Но у нее их… много. — Он обернулся. Его взгляд стал тяжелым, проницательным. — Лейб-гвардия… Элита. Но и там… не все чисто. Не все служат Империи так же самоотверженно, как вы и ваши товарищи.

Барклай-де-Толли сделал паузу, давая возможность своим словам впитаться в мой разум и крепко там обосноваться.

— Мне нужны люди, поручик. Свои люди. В полку. Умные, смелые, не обремененные глупыми предрассудками светского круга. Люди, которые видят суть и готовы действовать. Докладывать. Не обязательно через обычную цепочку… — Министр многозначительно посмотрел на меня. — Вы показали, что способны видеть то, что другие не замечают. И действовать, когда другие колеблются. Я мог бы использовать человека с такими качествами. На благо России.

А-а-а-а-а… Так вот оно что. Вот она, вербовка. Не «рыбьим» агентом из тайной полиции, а самим Военным министром. Мне только что весьма конкретно предложили стать его личным шпионом, его «ушами» в полку. Карьера, доверие высшего начальства, влияние… Все, о чем мог мечтать любой амбициозный офицер в этом веке. Хотя… Почему же только в этом. В любом.

Пока Барклай все это говорил, я быстро бросил осторожный взгляд в сторону Уварова. Тот сидел с каменным лицом. Учитывая, что подобные разговоры министр ведет в присутствии генерала, они, похоже, из одной песочницы. Про то, что Барклая-де-Толли не особо любили, я помнил. Насчет Уварова… Пожалуй, вообще никакой информации у меня нет. Я даже имя его не знал. Но выходит, что генерал — человек министра. Что-то наподобие того. А Давыдов… Очевидно, нет.

Только этого мне не хватало в довесок к тому, что есть. Оказаться между двумя не самым дружным группировками, назовем это так, — поганенькая перспектива. Но… Естественно, сейчас нельзя показывать свои сомнения.

Поэтому я встал, выпрямился до предела и посмотрел на министра открытым, честным взглядом, добавив в него толику наивности. Типа что-то понял из его речи, но не до конца.

— Честь оказанного доверия огромна, ваше сиятельство! — сказал я с максимальной искренностью, какая только была возможна. — Служу Империи! Всегда готов выполнить свой долг!

Барклай кивнул, удовлетворенный ответом. В его глазах мелькнуло нечто отдаленно напоминавшее облегчение.

— Отлично. Детали… позже. Сейчас вам нужно вернуться к полковнику Давыдову, — он протянул руку. — Еще раз поздравляю, поручик. Вы заслужили.

Я пожал его сухую, сильную руку. Внешне — образцовый молодой офицер, польщенный вниманием начальства. Внутри же бушевал ураган противоречий. «Использовать». «Докладывать». «Не через обычную цепочку». Эти слова звенели в ушах.

Для меня, человека из будущего, не по наслышке знакомого с бюрократией и подковерными играми, предложение Барклая припахивало… крысиными бегами. Бесконечными интригами, доносами, необходимостью смотреть на товарищей сквозь призму подозрительности. На Ржевского, на Алексина, даже на ворчливого Браздина… На баню у Антонины Мирофановны, на бесшабашные пирушки, на честный бой плечом к плечу…

— Свободны, поручик. — Барклай-де-Толли кивнул мне. Затем посмотрел на Уварова. — Вас, генерал, прошу остаться.

«А вас, Штирлиц, я прошу остаться…»– пронеслось в голове, пока шел к двери.

Потому как ситуация отдаленно напоминала что-то подобное.