Анти-Горбачев 6 (СИ) - Тамбовский Сергей

— Джентльмены, давайте по делу и без этой вашей говорильни, — предварил начало беседы президент, — не люблю, когда говорят много и бестолку.

— Окей, босс, — взял на себя бразды управления дискуссией Бейкер, — по делу, значит по делу. У нас две основные проблемы на сегодняшний день, первая это события в Польше, а вторую вы и сами все знаете — советская подводная лодка в Норвежском море.

— А про Японию что же не упомянули? — справился с усмешкой Буш, — там тоже кое-что происходит.

— Это вы намекаете на скандал с премьер-министром? — уточнил Бейкер.

— Ну да, на него самого…

— Так у них такие вещи происходят в среднем раз в год, все уже привыкли, — продолжил госсекретарь, — ну заменят они там Сосуки Уно на Тосики Кайфу, всего-то навсего… да и скандал-то, если честно, очень средненький, гейша какая-то там проболталась о взаимоотношениях с Сосуки, что в этом такого скандального, я лично не понимаю…

— Хорошо, перейдем к насущным проблемам, — вздохнул Буш, — что там у нас с поляками?

— У поляков переходный период от социализма к капитализму, мистер президент, — продолжил тему Бейкер, — сформировано первое за 40 лет некоммунистическое правительство во главе с Мазоветским, — он с трудом выговорил эту славянскую фамилию.

— И кто это, Мазоветский? — спросил президент.

— Активный лидер движения Солидарность, по образованию юрист, в 1981 году в ходе подавления восстания был интернирован Ярузельским, но быстро выпущен на свободу. По убеждениям близок к христианско-демократическим партиям Западной Европы.

— И что нам это дает? — спросил Буш, устремив взгляд в панорамное окно слева.

— Польша теперь имеет шанс выбраться из коммунистического лагеря и присоединиться к свободному миру, — ответил Бейкер.

— Давай без лозунгов, — поморщился Буш, — строго по делу.

— Советы сегодня уже не те, что были хотя бы десять лет назад, — скорректировал свои слова Бейкер, — в 81 году они запросто могли еще стабилизировать обстановку в Польше путем ввода своих войск, ну или переложив эту обязанность на польских силовиков. А сейчас это очень затруднительно…

— И какие наши действия должны быть в ответ на назначение этого, как его… Мазоветского.

— Всемерная поддержка и решение вопроса с польскими долгами, например…

— И много они там задолжали?

— Точно не скажу, но много… порядка 50 миллиардов долларов.

— Ладно, — махнул рукой Буш, — действуйте по обстановке. А теперь давайте перейдем, наконец, ко второму вопросу — что там с этой подводной лодкой стряслось?

— Авария с ней стряслась, мистер президент, — вступил в диалог министр обороны, — что-то взорвалось внутри.

— Подробнее, мистер Чейни, — потребовал Буш.

— Вчера… а точнее сегодня, в 2.35 по Восточно-американскому времени, с лодки поступил аварийный сигнал в пункт базирования.

— Где она находилась? — уточнил президент.

— В Норвежском море, примерно в 150 километрах от норвежского порта Тромсе, — он раскатал на столе большую карту Атлантики и указал точно место на ней.

— Лодка атомная?

— Так точно, на ней стоит водо-водяной реактор последнего поколения.

— Ядерное оружие на ней имеется?

— По нашим данным две либо три боеголовки на ракето-торпедах, каждая мощность в 300 килотонн.

— Что сейчас с этой лодкой?

— Идет в надводном положении в пункт базирования… он называется Видяефф, — Чейни указал еще одну точку на карте, на Кольском полуострове.

— Мне нужно поговорить с Романовым, — тоном, не предполагающим отказа, донес свою мысль до собеседников Буш.

А далее произошел тот самый разговор, отображенный в предыдущей главе.

Разборки в Видяево

Правительственный борт ИЛ-62 приземлился на военном аэродроме Североморск-1 в ноль часов пятнадцать минут по Москве. В народе этот аэродром называли Большой, чтобы отличить от Североморска-2, этот звался Малым. А вообще официальное название у него было Ваенга-1 по имени речки, протекающей мимо него. Правительственная комиссия во главе с Романовым выгрузилась из самолета и поехала к месту базирования Комсомольца на самых обычных зеленых военных УАЗиках.

— А почему так светло? — спросил Романов у встретившего их первого секретаря Мурманского обкома Птицына.

— Так Заполярье же, Григорий Васильевич, — немедленно откликнулся он, — долгий полярный день… у вас в Ленинграде это называется белой ночью.

— У нас в Ленинграде солнце хотя бы заходит за горизонт, а у вас вот в полночь висит, как мой портрет в кабинетах чиновников, — пошутил Романов, — и когда этот ваш день заканчивается?

— Уже скоро, через неделю-полторы…

— Как вообще у вас тут дела, Владимир Николаевич? — продолжил интересоваться генсек.

— Похуже, конечно, чем в Ленинграде, — ответно пошутил секретарь, — но жаловаться грех, каких-то особенных проблем не видно.

Кортеж, если так можно назвать вереницу УАЗиков, миновал тем временем Мурманск по объездной дороги, обогнул далеко вдающийся в полуостров Кольский залив и выехал на ровную и прямую, как стрелу, бетонку.

— Охота у вас тут, наверно, хорошая, — начал размышлять вслух Романов, а Птицын тут же поддержал тему.

— Абсолютно верно, Григорий Васильевич, у нас ведь тут вне городов никто не живет, отъедешь на десяток километров — и девственнаяприрода, как при Иване Грозном, например. В основном охотятся на птицу — утка, гусь, куропатка, но и тех, кто по земле бегает, тут предостаточно, от зайцев, волков и лис вплоть до медведей и лосей.

— Что, медведи прямо вот в вашей тундре живут? — удивился Романов, — они же лесные жители, как мне вспоминается…

— Живут, почему нет, — возразил Птицын, — причем в последнее время они даже и на окраины Мурманска-Североморска выходят.

— Бурые или белые?

— В основном бурые, белые очень редко встречаются — лазят по помойкам, ищут, что поесть… а в тундре их вообще много, странно, что нам ни один пока не встретился.

— А мы, кажется, подъезжаем, — Романов указал на КПП с табличкой Видяево впереди.

— Сейчас я все устрою, — Птицын вылез из тормознувшего УАЗика и зашел в помещение контрольно-пропускного пункта.

Сразу вслед за этим оттуда выбежали двое пограничников с круглыми глазами, отдали честь кортежу и подняли шлагбаум, так и застыв с отданной честью.

— Все в порядке, через пять минут будем в штабе, — сказал Птицын, залезая обратно на заднее сиденье джипа.

Но перед тем, как заехать в штаб, Романов попросил подвезти его к пирсу, где был пришвартован Комсомолец — водитель быстро выполнил его просьбу. Подводная лодка стояла у крайнего причала, слегка покачиваясь на волнах Баренцева моря, волнение сейчас было никак не меньше пяти баллов. Генсек вылез со своего места и подошел к сходням, где его встретил караульный матрос с Калашниковым наперевес.

— Стой, стрелять буду, — сообщил он Романову, сурово сдвинув брови.

— Не надо стрелять, — по-отечески посоветовал ему генсек, — тебе сейчас все объяснят.

И действительно, караульному все доходчиво пояснили в следующие десять секунд, после чего он отдал честь, отошел в сторонку и более ни во что не вмешивался.

— Внутрь пройти можно? — справился Романов у Птицына.

— Сейчас проясним вопрос, — ответил тот, быстро направившись к помещению караульной службы, оно тут значилось в конце пирса.

Вернулся он через пару минут с обнадеживающей вестью.

— Можно пройти, — сказал он, — но с соблюдением мер предосторожности.

После этого все присутствующие, включая Соколова, Черняева и Примакова, сошли на корпус К-278, а затем через люк в ходовой рубки спустились на два этажа вниз.

— Это Центральный пост, — начал объяснять Черняев, — отсюда исходят все команды по управлению кораблем.

— Пройдемте сразу к месту аварии, — перебил его Романов, — про Центральный пост интересно, но в другой раз как-нибудь…

— Сюда, товарищ Романов, — показал направление Птицын, к которому присоединился дежурный офицер с КПП, — седьмой отсек на корме, это недалеко.