Жуков. Халхин-Гол (СИ) - Алмазный Петр

— Вот новый рубеж обороны. Глубина — пять километров. Инженерные заграждения, ложные позиции, минныe поля. К вечеру — план на стол. К утру — работы должны быть начаты.

Потом ткнул карандашом в расположение наших танковых бригад.

— Резервы вывести из-под удара. Рассредоточить. Замаскировать. Японская авиация не дремлет.

Повернулся к связисту.

— Соединить с авиацией. Передать Смушкевичу, что к завтрашнему полудню — мне нужны разведданные на пятьдесят километров вглубь территории. Мне нужно знать, какими резервами они располагают, где расположены склады и аэродромы. И как, в случае нашего наступления, перерезать их линии снабжения.

Приказы сыпались один за другим, точные, без лишних слов. Каждый знал свое дело. Каждый понимал — промедление смерти подобно. Я подошел к телефонам, потребовал соединить с командирами частей, находящимися на передовой. Говорил громко и ясно, чтобы слышали не только те, кто был в блиндаже.

— Товарищи командиры. Поздравляю с отражением атаки. Благодарю за службу. Помните, что расслабляться рано. Враг еще силен.

Положил трубку. Обернулся. В блиндаже стояла тишина, но это была тишина не растерянности, а сосредоточенности. Люди работали. Армия выполняла свою работу. А я — свою. Значит, прорвемся.

Харбин, сентябрь

Синтаро Ватанабэ, он же капитан Юсио Танака, сидел в своем кабинете в управлении военных сообщений. На столе — кипы бумаг с графиками движения эшелонов, заявками на перевозки, отчеты. Скучная, рутинная работа для идеального прикрытия.

Он открыл папку с планами переброски 23-й пехотной дивизии. Цифры, даты, номера составов. Ничего примечательного, но через три страницы его взгляд зацепился за странность. Две роты 18-го полка должны были прибыть в Хайлар на неделю раньше основных сил. В сопроводительных документах значилось: «Учебные маневры».

Странно, — подумал Танака. — Зачем перебрасывать роты отдельно от дивизии? И за неделю?

Он взял карандаш и начал выписывать номера эшелонов, даты, пункты назначения. Потом поднял предыдущие отчеты за месяц. Да, закономерность прослеживалась. Небольшие подразделения из разных частей перебрасывались на фронт с опережением графика. Всегда под благовидным предлогом — «Инженерные работы», «Устройство лагерей», «Смена частей охранения».

Но Танака, участвовавший в боях на Халхин-Голе, видел за этим иной смысл. Это была скрытая переброска штурмовых групп. Японское командование потихоньку, без лишнего шума, накапливало на передовой опытные кадры для нового наступления.

Он отложил карандаш, подошел к окну. Вечерний Харбин шумел внизу. Где-то там, в городе, находился Масато. Нужно было передать информацию, но как? Прямой выход на связь был опасен.

Танака вернулся к столу, взял бланк служебной записки. Обычный отчет о движении эшелонов, но в третьем пункте, между данными о поставках угля и ремонте путей, он вставил фразу: «…что требует дополнительной проверки со стороны службы безопасности воинских перевозок». Это был условный сигнал.

Он позвал курьера.

— Отнести в штаб округа. Срочно.

Когда курьер ушел, Танака снова посмотрел на свои заметки. Он мысленно представил карту. Эти «учебные роты» концентрировались как раз напротив южного фаса советской обороны. Там, где наступали в прошлый раз.

Он потушил свет и вышел из кабинета. На улице к нему подошел невысокий человек в штатском.

— Господин Ватанабэ, начальник службы безопасности просит вас зайти. По вопросу о вашей записке.

Танака кивнул. Внутри все сжалось. Игра начиналась. Теперь он должен был убедить своих, что всего лишь добросовестный служака, заметивший небольшую аномалию. И надеяться, что Масато поймет его сигнал. А советское командование — успеет подготовиться.

Халхин-Гол, район боевых действий

Подошел к выходу, еще раз глянул на степь. Там, за дымом и пылью, был враг. А по другую сторону — моя семья. Оба этих фронта я удержу. Потому что другой вариант просто не рассматривается. Вернулся к столу, взял блокнот.

— Богданов, записывайте. Боевой приказ № 002.

Начальник штаба взял карандаш, приготовился.

— Первое. Командирам 6-й и 11-й танковых бригад к 18:00 провести разбор сегодняшних действий. Особое внимание — взаимодействию с пехотой и артиллерией. Результаты — к утру. Второе. Начальнику инженерной службы к рассвету подготовить схему минирования переднего края. Противотанковые и противопехотные мины. Применить хитрость — ложные поля, мины-ловушки. Третье. Командующему артиллерией к полудню представить план контрбатарейной борьбы. Вычислить их основные огневые позиции. При повторной атаке — подавить в первые пятнадцать минут. Четвертое. Политотделу. Оформить представления к наградам отличившихся сегодня бойцов и командиров. Особо — капитана Копцова и бойцов его батальона. Чтобы вечером вся армия знала своих героев. — Взгляд упал на оперативную сводку. Потери. Примерное число. Не люди пока — цифры. Позже, ночью, они станут людьми. А сейчас — просто работа. — Пятое. Установить дежурство связистов на всех участках. Связь должна работать как часы. Срыв связи — буду приравнивать к срыву атаки. — Поднял голову, посмотрел на Богданова. — Все ясно?

— Ясно, товарищ командующий. Будет исполнено.

— Тогда работаем.

Вышел из блиндажа, сел в «эмку». Приказал:

— На запасной КП.

Водитель рванул с места. Я смотрел в окно на изрытые воронками поля. Мысли уже работали наперед. Где японцы нанесут удар в следующий раз? Как использовать нашу авиацию? Как заставить противника играть по нашим правилам?

Подъезжая к КП, увидел жену и дочерей. Они сидели на ящиках из-под снарядов, пили чай. Элла что-то оживленно рассказывала, размахивая руками. Машина остановилась. Я вышел. Они обернулись. В их глазах — облегчение. И доверие. Не подходя близко, крикнул.

— Все в порядке?

Александра Диевна ответила:

— Все, Георгий.

— Хорошо. Оставайтесь здесь, пока не скажу.

— Товарищ командующий! — кинулся ко мне маячивший поблизости адъютант. — Ваше приказание выполнено.

— Пока — нет, — отрезал я. — Остаетесь с моей семьей вплоть до отправки в тыл. После доложите об исполнении.

Развернулся, пошел к командному пункту. Сзади услышал вздох. Может, разочарования. Может, понимания. Не оборачиваясь, вошел в здание. Подошел к карте. Взял карандаш. Снова начал работать. Война не ждет. А я тем более.

Отметил синим карандашом участок, где сегодня прорвались. Провел стрелу контрудара. Посчитал резервы. Мало. Написал на полях: «Запросить из резерва фронта две стрелковые дивизии. Мотивировка: расширение участка прорыва»

Вызвал начальника разведки.

— Языка брали сегодня?

— Одного. Раненого. В медсанбате.

— После допроса — полученные сведения ко мне. И сводку по их аэродромам к утру.

Связист подал радиограмму. Штерн запрашивал отчет о потерях. Написал резолюцию: «Уточняются. По предварительным данным — втрое меньше потерь противника. Итоги к 24:00.»

Принесли котелок с гречневой кашей. Поставил на край стола. Ел, не отрываясь от карты. Каша остыла. Не заметил. Вошел дежурный.

— Товарищ командующий, семья устроена. Разместили в землянке рядом.

— Никаких — устроена. С первой же оказией — в глубокий тыл и — в Союз. Заодно — распоряжение. Из гражданских лиц, допускать в зону боевых действий только прикомандированных специалистов.

Взял чистый бланк. Начал писать директиву по маскировке позиций. Требовал использовать местные материалы — песок, бурьян, камни. Запретил движение техники днем без укрытий. Вызвал командира, отвечающего за учет артиллерийского боезапаса.

— Сколько снарядов израсходовали сегодня?

— Три четверти боекомплекта.

— К утру восполнить. Сделайте заявку в тыл. Срок — до рассвета.

Принесли донесение о трофеях. Просмотрел список — семь пулеметов, две пушки. Приказал отправить на ремонт и передать соответствующим частям на первой линии обороны.