Жуков. Халхин-Гол (СИ) - Алмазный Петр

— Вооружение? — спросил Конев. — С трехлинейками не очень-то побегаешь, а пистолетов и ножей маловато. Разве что — гранаты…

— Гранаты — само собой, — кивнул я. — Но есть и еще кое-что… По моему запросу прибыла партия.

Я кивнул Воротникову. Тот выскочил и вместе с Тимохиным начал заносить длинные ящики. Шофер вскрыл один, а я достал странную на вид, но узнаваемую автоматическую винтовку с коротким изогнутым магазином.

— Автомат Федорова. 6,5-мм патрон, малая отдача, высокая точность на короткой дистанции. Идеально для ночных стычек.

Горшков взял автомат, привычным движением оценил вес, щелкнул затвором.

— Редкая птица. Но… уравняет шансы в ближнем бою. Берем.

Через две ночи «охотники» Горшкова ушли в степь. Я ждал донесений на своем КП. Первые результаты пришли под утро. Одна группа наткнулась на японских минометчиков, уходящих на свои позиции. В скоротечной, яростной схватке, где в ход пошли ножи и приклады «Федоровых», трое японцев были убиты, миномет захвачен. Наши потери — один раненый.

Вторую группу японцы попытались обойти с фланга, но напоролись на заранее выставленную снайперскую пару. Два выстрела — два трупа. Больше эту тропу противник не использовал.

И все-таки настоящий успех пришел на третью ночь. Группа старшего лейтенанта Крутогорова, используя мои тактические схемы, вышла в тыл к замаскированной позиции трех минометных расчетов.

Крутогоровцы не стали атаковать сразу. Дождались, когда к минометам доставили боекомплект, и ударили с тыла. Вспышки выстрелов «Федоровых» осветили степь на несколько секунд. Шестеро убитых, два исправных миномета, ящики мин. Наши обошлись без потерь.

Утром Горшков докладывал мне на КП.

— Тактика работает, товарищ комкор. Они уже боятся своей же нейтралки. Минометы замолчали.

Я смотрел на карту, где флажки наших засад теперь плотно усеяли нейтральную полосу.

— Не останавливаться, майор. Теперь они будут осторожнее. Значит, надо быть хитрее. Увеличить глубину вылазок. Научить их бояться не только нейтралки, но и подступов к собственным окопам.

Когда он ушел, я позволил себе глубже вздохнуть. Подживающая рана на боку отозвалась тупой болью, но на душе было легко. Мои уже добрались до Смоленска, так что об этом я мог не беспокоится.

Первый шаг к созданию той армии, которая не только обороняется, но и диктует противнику свои правила, был сделан. И эти парни на нейтралке, с их «Федоровыми» и моими схемами, были ее первыми бойцами.

«Эмка» цвета пыли резко затормозила у входа в мой КП, когда я вышел проветриться. Из нее вышел знакомый майор госбезопасности Суслов. Вид у него был подчеркнуто бесстрастный. За ним маячила пара молодых оперуполномоченных.

Я тормознул их на пороге блиндажа, не приглашая внутрь.

— Товарищ комкор, — откозырял Суслов. — По поручению Наркомата внутренних дел, явился для проверки хода выполнения директив по модернизации частей и изучению передового опыта.

— Опыта? — я не стал улыбаться. — Или просчетов, товарищ майор?

Его глаза сузились на долю секунды.

— Комиссия обязана дать объективную оценку, — он сделал паузу. — Всем аспектам деятельности.

— Ну что ж, раз поручено наркоматом, действуйте.

Следующие два дня Суслов, как крыса, всюду совал свой нос. Он побывал на огневой позиции новеньких «сорокапяток», где он молча, с блокнотом в руках, наблюдал, как расчеты отрабатывают новую схему подвижного заградительного огня.

В окопах, где бойцы чистили непривычные для него автоматы Федорова. Майор задавал вопросы командирам, но не о тактике, а о «морально-политическом состоянии», о «высказываниях командования», о «нештатных ситуациях».

Я знал, что Суслов проводит долгие часы с Кущевым. Начальник штаба, вечно озабоченный и осторожный, был идеальным объектом для обработки. И семена, брошенные майором, упали на благодатную почву. Я видел это по тому, как Кущев избегал моего взгляда, как напрягался, когда я отдавал очередной «неуставной» приказ.

Развязка наступила утром третьего дня. Суслов вошел в мой блиндаж без стука, в сопровождении своих людей.

— Товарищ комкор, могу я вам задать ряд вопросов?

— На предмет? — осведомился я.

— На предмет самовольного расформирования тылового автобата для создания неких «мобильных групп». На предмет нецелевого использования оружия, снятого с вооружения РККА, — он кивнул в сторону стоявшего в углу автомата Федорова. — На предмет получения вами ранения при невыясненных обстоятельствах. Прошу дать объяснения.

Он положил на стол мою же докладную о нападении на КП. На полях были карандашные пометки: «Проверить версию о внутреннем сговоре. Возможна инсценировка.»

Я медленно поднялся из-за стола. В боку еще побаливало.

— Объяснения? — мой голос прозвучал тихо, но в душном блиндаже он отозвался гулким эхом. — Вы хотите объяснений, майор? Поедемте. Я вам их покажу.

Я вышел из блиндажа, не оглядываясь. Суслов, после секундного замешательства, последовал за мной. Мы сели в мою «эмку» и поехали к передовой, к тому самому месту, где неделю назад шла ночная охота. Земля все еще была усеяна гильзами. Я указал на свежевырытую братскую могилу.

— Вот вам объяснение, товарищ майор. Сорок семь японских трупов. Два захваченных миномета. Противник отброшен, его тактика сорвана. Боевой дух частей восстановлен. — Я повернулся к нему, и теперь мой голос зазвенел, как обнаженная шашка. — А вы, вместо того чтобы искать шпионов в тылу врага, ищете их в штабе командующего, который воюет! Вы тратите время на бумажки, когда японцы по ночам режут наших часовых!

Суслов побледнел. Его бесстрастная маска треснула, обнажив злобную неуверенность.

— Я действую в рамках своих полномочий! И я требую…

— Вы ничего не требуете! — перебил я его, сделав шаг вперед. Он невольно отступил. — Вы будете слушать. Завтра я шлю в Москву подробный отчет о вашей работе. О том, как сотрудник особого отдела мешает командованию выполнять боевые задачи. О ваших беседах с начштаба товарищем Кущевым. Уверен, товарищ Берия будет заинтересован.

При имени Берии лицо Суслова стало абсолютно белым. Он понял все. Понял, что зашел слишком далеко.

— Я… я, пожалуй, закончу проверку, — пробормотал он. — Материалы собраны.

— Прекрасно, — холодно сказал я. — И запомните, майор. Есть враг перед нами. А есть — за спиной. Я с обоими воюю одинаково. Без пощады.

Я развернулся и пошел к своей машине, оставив его стоять на ветру посреди монгольской степи. Пусть подумает. Высадившись у своего блиндажа, увидел, как «эмка» Суслова, поднимая пыль, удалялась в сторону штаба армии.

Не победа, пока, но полезная разведка боем. Система, как танк, не терпит резких поворотов руля. Ее нужно вести, зная слабые места и точки приложения силы. Вернувшись в блиндаж, я вызвал Воротникова.

— Миша, найди майора Горшкова. Срочно.

Пока ждал, продумал ход. Суслов — мелкая шестеренка. Ломать ее — глупо, но можно заставить крутиться с нужной скоростью. Командир разведбата, предстал передо мною через десять минут.

— Слушаю, товарищ комкор!

— Майор, подготовьте два экземпляра полного отчета о работе мобильных групп. Тактико-технические характеристики трофеев, схемы засад, результаты. Со всеми деталями.

— Есть, товарищ комкор! Будет сделано!

Один экземпляр отчета я собирался оправить в штаб фронта. Второй — с нарочным в Москву, на имя заместителя наркома обороны товарища Кулика. С моей сопроводительной запиской, в которой будет сказано, что это успешный опыт, требующий изучения и внедрения. Отдельно я намеревался отметить роль надежной связи в успехе рейда.

Кулик, старый конник, ненавидит новшества, но он — часть системы. Получив доклад, он либо попытается его похоронить, и просчитается, либо, убоявшись ответственности, перешлет его дальше — тому же Берии или Ворошилову. Так или иначе, работа «охотников» станет известна в верхах без искажений, которые обязательно появятся в отчете Суслова.