Патриот. Смута (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Господи! Будь милостив! К нам грешным! Господи! очисти грехи наши! И помилуй нас…

Мой расчет оказался верен, православное население восприняло появление попа как снимающий напряжение фактор. Вся постановка сработала отлично. Все ее части и ее моменты складывались. Дальше будет веселее. Удрать бандиты не смогут, ворота закрыты. Кругом люди, верные воеводе, а значит, и мне и делу происходящему. Масса народа будет следовать туда, куда их направят, а они, если попытаются что-то сделать, выдадут себя.

Уже и так человек десять я приметил. После службы их всех схватят и тогда… Поговорим.

Кто-то в толпе пытался противодействовать происходящему. Но основная масса людей потянулась в церковь. Я переглянулся с воеводой, добро улыбнулся. Положил ему руку на плечо.

— Помни, еще не все кончено. Службу отстоять надо. Потом, как выйдем, быстро все закончится.

Он вздохнул, кивнул, и вместе мы двинулись вслед за стекающимися в храм людьми. Перекрестились.

— Послал мне господь тебя. — Проговорил он, смотря в землю.

Поднялись по ступеням паперти. Фрол Семенович вошел, комкая шапку в руках. Я чуть задержался, осмотрел двор. Верные люди стояли там, где необходимо. Все по плану. Отлично, работаем.

Махнул рукой, вошел.

Храм был больше чем в Чертовицком. Запах ладана и восковых свечей ударил в ноздри. Заглушил ароматы людских тел. Пряный, смолистый, с незначительными древесными нотками он вселял в душу чувство умиротворения и спокойствия.

Здесь горели свечи. Немного, но по моим прикидкам это знак состоятельности и зажиточности прихода. Еще бы, все же он размещался в кремле, в самом центре города. С улицы люди сюда ходили редко. У каждого городского конца, у каждой слободы был свой приход. Этот служил для религиозных нужд верхушки Воронежа. Поэтому, готовя план, я рассудил, что приглашение на службу станет для толпы неким маркером избранности. Их пустили туда. Куда раньше мало кто из них мог попасть.

Такой подход всегда хорошо работал.

Было достаточно света, идущего сверху. Не улица, конечно, но вполне все видно.

Я прошел вслед за воеводой через крыльцо. Народ, преимущественно, толпился в притворе. Те, кто чувствовал в себе значимость — стрельцы, казаки и прочий люд служилый выдвинулись вперед в среднюю часть храма. Многие смотрели по сторонам с любопытством. Здесь они были в первый раз, все новое было интересно.

Священник занял место у алтаря.

Так, Игорь. По сторонам, контроль, полный контроль. Соберись и наблюдай.

Мне не верилось, что кто-то нападет на меня здесь. Скорее, это должно произойти при выходе. Но и сейчас расслабляться нельзя. Бандиты они на то и бандиты, что им может быть не писан ни человеческий, ни божий закон. Могут и в церкви напасть, кровь пролить. А если среди них басурманин какой? Ему может вообще плевать на то, где он и что здесь происходит.

Но, нет. Никто не падает под ноги, не отвлекает. Все спокойно.

Жду вас, голубчики, на выходе.

Мы с воеводой выбрались вперед, почти к самому алтарю. Первый человек в городе. По местническому статусу положено ему находится в первых рядах. Я остался подле него. Нужно подчеркнуть свой статус. То, что я равен с ним. И меня во всем, как и его, слушаться необходимо.

Встали, замерли.

Поп начал службу. Я особо не вслушивался в его речь, пытался больше прислушиваться не говорят ли что-то за спиной. Не подкрадывается ли к нам с воеводой кто-то. Но, сзади молились самые первые воины города. Атаманы, сотники.

Так прошло чуть больше получаса. Служба подходила к своему завершению, священник решил ее не затягивать. Под конец благословил людей ратных на защиту земли. Последнюю молитву прочитал, призвал всех пришедших молиться, чтобы Господь бог услышал нас и ниспослал нам свое прощение за грехи наши.

Люди, пришедшие где-то час назад, бунтовать, уже и позабыли о том. Шептались. Выходили, говорили тихо о чем-то своем, мирском.

Я кивнул воеводе. Он двинулся к алтарю, заговорил о чем-то с батюшкой. Сам обернулся, осмотрелся быстро. Вместе с уважаемыми людьми города, стоящими во время службы позади меня, двинулся к выходу. Глазами нашел Григория, дал знак, что пора действовать.

Он кивнул, двинулся к выходу.

Я мешкал, шел медленнее, так, чтобы за спиной никого не оказалось.

Так, мы готовы. Не люблю я быть живцом, но куда деваться. Сколько же их будет, один? Два? Три? Готовься, Игорь. Максимальное внимание. Двигался, виду не подавал, но следил по сторонам.

Прошел сквозь двери, выбрался на паперть. Так… Людей много. Еще не разошлись. Вон один, второй, третий — наши и Григорий. Стоят, вроде бы болтают. Ждут меня и того, что будет. Напряжены, вот-вот в драку кинуться. Готовы людей расталкивать.

Начал спускаться.

— Игорь! — голос незнакомый.

Началось!

— Дай дядь полушку. — Тощий мальчишка кинулся под ноги. — Не откажи сиротинушке.

Я остановился резко, дернулся назад.

Сбоку ощутил движение. Трое. Один отвлекает, второй, что со спины — сейчас нож вонзит, а мальчишка страхует. Хорошо сработано. Вы прямо молодцы. Может, еще четвертый, где есть, выжидает.

Мальчонку я пнул на подлете, легонько. На большее времени не было. Потом им займусь.

Резко крутанулся. Лицо нападавшего со спины с тесаком исказила гримаса удивления. Какой-то грязный, помятый, нищий. В лохмотьях. Пахнет от него болью, смертью и злобой. Душегуб отборный.

Корпусом ушел в сторону, перехватил руку, вывернул.

— Ааа, собака!

Такого стерпеть я никак не мог. Злость мигом вспыхнула в груди.

Подножка. В этот момент нож из вывихнутой руки падает на ступени. Втыкается в дерево. Увесистая штука. Черт. Пыряла у вас здесь, мое почтение. Это не финка, это настоящий бебут. Били бы наверняка, кольчуга не спасла бы.

Нападающий полетел с лестницы со сломанной рукой. Его уже принимали подскочившие сквозь толпу служилые люди. Но в этот момент паренек, пришедший в себя после пинка, вскочил на ноги. Рванулся, попытался уколоть меня в живот, снизу вверх. Здесь уже инструмент был поменьше. Этот, может быть, выдержала бы броня.

Но зачем рисковать.

— На!

Руку я отвел в сторону хлестким ударом левой. А его нос встретился с моим коленом.

— Ууу… — Он завалился набок, схватился за лицо. Хлынула кровь.

Краем глаза понял — это еще не все. Угадал, был еще и четвертый. Тот самый, что выступал вперед, громко говорил, бородатый, крепкий, одетый хорошо. Он начал выхватывать из-за пазухи пистолет. Медленно, очень медленно.

Я уже шел к нему, готовый ударом кулака свалить на землю.

Не успел. Григорий саданул его обухом своего пистолета по голове. Улыбнулся мне.

— Ты даешь, боярин.

Люди, ошеломленные происходящим, заволновались. Драка наша заняла каких-то секунд пять плюс-минус. Толпа сразу среагировать не успела, а сейчас начинала понимать, что случилось. В глазах страх, паника, непонимание. Но эти чувства резко стали сменяться на праведный гнев. Еще бы — у стен церкви какие-то тати посмели напасть на служилого человека. Того, кто подле воеводы стоял.

Еще немного и тот самый бунт, который мне удалось предотвратить, вся та злость, вся ненависть выплеснутся на этих четырех. Разорвут их в клочья. Да, кстати, а что там с последним? Который кричал, отвлекал.

Быстрый взгляд. Два человека крутили его, он упирался. Но силы были не равны. Уложили на землю.

— Назад! — Заорал я. — Судить будем! По закону!

— Да от них житья нет! — Заорал один из стрельцов. — Вот они все, где у нас, боярин!

В глазах его была злость. Рука показывала на горло.

— Убить татей!

— Разорву!

Стрельцу быстро начали вторить стоящие рядом люди.

— По закону! Всех отловим! Повесим, если виновны!

— Они мужа моего!

— Сколько же!

— Тихо!

Ко мне пробивалось несколько вооруженных человек, начали теснить толпу. Та поначалу пыталась как-то сопротивляться, но настойчивость бойцов и мой голос сыграли важную роль. Все поняли, что нападавшие схвачены, угроза миновала, а молодой боярин — то есть я, все по закону сделает.