Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Что думают его бойцы? Не рванутся ли они всеми на меня. Вот он тот самый момент истины. Либо я, либо он. Казаки с аркебузами уже готовы бить по ним от острога и по флангам. Слева сейчас подходят стрельцы, тоже готовы к стрельбе. За моей спиной еще больше, чем полсотни аркебуз. Да еще в два раза больше пистолей. Мы можем просто расстрелять их здесь всех одним залпом. А тех, кто выживет, прикрывшись чужими телами, добить единым порывом. Им конец.

Но…

Я сделал еще один шаг, поднял саблю.

— Бейся, татарин.

— Я, потомок Чингисхана, вызываю тебя… — Он продолжал что-то хрипеть.

Часть на русском, часть на татарском. Сбивался, говорил вновь. Но общий смысл был понятен. Он какое-то богоподобное существо, которое должно вот-вот здесь и сейчас возродиться, вызывает меня, никчемного, убогого воеводу на бой и прочие бла-бла-бла…

— Бейся! — Выкрикнул я, прерывая эту безумную тираду. — Вот он я, русский воевода! Бейся!

Он резко рванулся вперед. Такой прыти от столь измученного и выглядевшего, словно ходячий труп человека я не ожидал. Правда, это не спасло его. Сабли столкнулись, я легко спустил его прямой удар мне в голову. Выставив защиту Святого Георгия, переводя ее в высокую приму. Крутанул кисть и рубанул хлестко, ответным сверху.

Защиты не последовало.

Брызнула кровь. Красивого, победоносного поединка, столь желанного Кровавым мечом, не случилось. Мой легкий нижегородский клинок рассек ему шею. Алый фонтан оросил все вокруг. Рука его выронила оружие. Ноги подкосились. Он захрипел, попытался зажать глубокую рану. Изо рта пошли кровавые пузыри. Смотрел на меня яростным злобным взглядом. Пучил глаза, казалось, вот-вот из орбит вылезут.

Выдавил последнее…

— Как феникс из пепла.

И рухнул ничком.

Я стряхнул кровь с клинка и громко выкрикнул.

— Теслим олмак!

Татары переглядывались, опускали оружие, бросали копья, луки, сабли, поднимали руки. Становились на колени. Склоняли головы.

Это была наша победа!

Махнул рукой, мои люди стали быстро растаскивать их строй, крутить, вязать. Задерживаться нельзя. Нужно идти на помощь братьям Чершенским. Уверен, они справятся сами, но чем быстрее подойдут мои сотни, тем меньше потерь понесут казаки.

— Все, кто с аркебузами, заряжать и за мной! — Выкрикнул громко. — Яков! Серафим! Вы здесь за главных.

Подьячий оказался рядом, кивнул. Батюшку я не видел, жив ли? Думаю да. Такой опытный боец просто так не погибнет. Уверен, мой громкий крик он услышал.

Оставив за спиной отряды, вяжущие пленных, я повел в обход острога всех воинов огненного боя туда, где донские казаки бились сейчас с правым флангом войска Кан-Темира. Татары еще не знали, что их мурза мертв, не ведали, что войско их разбито. Нужно было дать им это понять. Показать в полной мере значение фразы: «Горе побежденных»:

— Вперед! — Выкрикнул я.

Глава 18

Перед тем как идти вниз на помощь казакам, я потратил несколько секунд. Поднял знамя мурзы. Оно пригодится. Сейчас нес его, сжимая древко левой рукой.

Мы обошли острог, собрались вблизи его ворот.

Здесь формировался наш госпиталь. Но времени смотреть, как в нем идет работа, не было.

— Заряжаем!

Замерли на несколько долгих мгновений, чтобы все бойцы, идущие сейчас со мной, перезарядили аркебузы и пистолеты у кого они были.

Я, тем временем, вышел чуть вперед. Осмотрел сверху то, что творилось ниже по склону. Отсюда открывался хороший обзор на проторенный подъем на холм со стороны пирсов. Виделся организованный и недавно сломанный нами брод. На середине пологого склона холма дымила наша артиллерийская батарея, которая била во фланг выступающей из густого леса татарской массе.

Огнем руководил лично Филка. Лучшего специалиста в артиллерии у меня не было, и я знал, что этот человек справится с поставленной задачей.

Ниже на подступах к бродам шел бой. Вышедшие из густого в более редкий, часто хоженый и расчищенный от сушняка и валежника лес, отряды степняков уперлись в укрепления. За надолбами и деревянными щитами стояли и встречали их донские казаки.

Татары были измотаны встречным боем и ловушками. Идя в обход, сотни степняков постоянно подвергались атакам малых групп наших сил под командованием братьев Чершенских. Били аркебузы и луки, срабатывали ловушки. Бревна, мешки с песком падали на головы. Люди проваливались в волчьи ямы. Наступали на прикопанные в землю колья. Здесь взрывов я не организовывал. Слишком много огня, слишком опасно все это потом не затушить и не успеть отойти вместе с ранеными и пленными. Одолеть врага и сжечь весь свой успех.

Надеялся на долгий путь через густой, почти нехоженый лес.

По моим прикидкам и без взрывов моральный дух татарского правого фланга должен был прилично упасть.

Казаки умели воевать в лесу. Партизанская война, в целом — их привычное дело. Наскок и отход, знакомая тактика. Степняки, привыкшие к бою в седле, оказавшиеся в этом «вьетнамском» аду, страдали не только от потерь, но и подавлялись морально. Когда из-за каждого дерева ждешь атаку, каждый шаг сулит ловушку тебе или тем, кто идет рядом — это сводит с ума.

Сейчас татарские нестройные ряды пытались преодолеть последнюю линию обороны. Из-за нее копьями и редкими выстрелами карабинов отбивались казаки. Они тоже были измотаны. Две сотни, отступая через лес, постоянно вели бой. Это нелегкая работа. Постоянно выходить из-под удара. Заманивать, обманывать. Они также несли потери. А еще четыре сотни — подошли только-только. Примерно в одно время, как и силы Кан-Темира. С марша заняли укрепления и дожидались врага. Шли весь день, торопились.

Это тоже сказалось на их боеспособности. Отдохнуть они смогли совсем недолго и вот враг уже перед ними.

— Вперед! — Поднял я вверх свой карабин, тряхнул им, призывая в бой.

И мы двинулись вниз по склону.

В левой руке тащил копье, на котором был прикреплен стяг мурзы — треугольное белое истерзанное полотно с черной птицей. Надо показать этим степнякам, что их лидер пал. Это сломает их окончательно, полностью выбьет из колеи.

Уверенность в том, что стройного залпа и павшего флага хватит, чтобы обратить врага в бегство, жила в моем сердце.

Примерно полсотни стрельцов, столько же бывших кавалеристов — дворян и детей боярских впереди. Вторым эшелоном еще сотня с небольшим сборная солянка из воронежских казаков, что присоединились к нам.

Итого, больше двух сотен стволов, что залпом должны опрокинуть степняков в бегство.

Пушкари, услышав со своей позиции, что к ним кто-то идет, озирались, занервничали. Но, увидев знакомые кафтаны и привычные русские лица, вернулись к работе. Продолжили перезарядку и наводку орудий.

— Филка! Как оно! — Прокричал я на подходе.

Видел, что он раздает приказы. Сам направляет людей, старается изо всех сил.

— Палим, воевода. Во фланг бьем. — Сотник над пушкарями был собран и напряжен.

Все же он не был человеком военным. Больше зодчим и инженером, сейчас ему было явно не по себе. Опасался, что татары полезут на холм, и придется биться врукопашную.

А часть их уже разворачивалась для этого.

— Молодец! — Выкрикнул я. — За мной!

Бойцов повел чуть левее, чтобы не попасть под выстрелы орудий.

Татары, ведущие бой и разворачивающиеся для атаки батареи, заметили наше приближение метров за сто. Все же здесь лес был редким, светлым, и даже в поздних вечерних сумерках они разобрали, что это не им идет подмога. А их противникам подтягивается резерв.

Раздались крики, началась легкая паника.

Беи, стоящие на флангах, не ожидали, что между ними и оружиями появится две сотни вооруженных бойцов. Строй дрогнул, по нему пошли волны. Кто-то призывал к отходу и сам пытался убраться отсюда подальше.

Это дало нам фору и возможность подойти ближе. Враг выпустил в нас всего несколько стрел и, судя по их действиям, уже не планировал активного сопротивления. Единое командование сломалось.