Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

— Иди ко мне! — раскинул объятия Агамемнон, прижимая к себе жену, чьи плечи продолжали трястись в беззвучном плаче.

Невиданная уже много лет ласка так поразила царицу, что она доверчиво прижалась к нему и затихла, слушая стук его сердца. А Агамемнон, мысли которого путались и скакали сумасшедшим зайцем, пытался осознать ситуацию, которая перевернулась строго в обратную сторону от той, где была всего час назад.

— Ночь на дворе, — сказала вдруг Клитемнестра, которая плакать почти перестала, и теперь лишь всхлипывала едва слышно. — Там воду нагрели. Обмоешься с дороги, господин мой?

— Да! Давай! — с готовностью отстранил ее Агамемнон, который все эти слюни терпеть не мог. Он привык женщин брать жадно, быстро и не обращая ни малейшего внимания на то, что они по этому поводу думают.

— Ты можешь продолжить пировать, господин мой, — многообещающе улыбнулась Клитемнестра. — Я сама буду наливать тебе вино.

И она повела его в купальню, расположенную неподалеку. Там уже все приготовили.

— Хорошо-о! — простонал Агамемнон, вытягиваясь во весь свой немалый рост в высеченной из камня ванне, куда рабыни натаскали горячей воды. Он прихлебывал из кубка и лежал, не шевелясь и закрыв блаженно глаза.

Клитемнестра, сидевшая рядом, с готовностью подливала ему вина и гладила по кудлатой голове, обросшей за время похода сверх всякой меры. У нее здесь, в купальне, множество трав и притираний. Тут есть зола, смешанная с оливковым маслом. Ей промоют волосы, сделав их блестящими и чистыми до хруста. Здесь стоят благовония в небольших кувшинчиках: мирра, привезенная с немыслимо далекого юга, кипарисовое масло и измельченный корень аира. Ими умастят царское тело, обернув потом тончайшим полотном. Агамемнон уже и позабыл, что бывает подобная роскошь. Только ради одного этого стоит домой возвращаться.

Залитая светом множества ламп купальня выложена плитами алебастра и песчаника. Стены кое-где расписаны, но не так нарядно, как у Нестора в Пилосе. Там купальня мало чем от мегарона отличается. Вся изрисована осьминогами и дельфинами, от пола и до потолка. Агамемнон был к такому равнодушен. Ему больше нравилось другое. Предшественники, строившие этот дворец, продумали все как следует, и когда грузное тело царя покинет ванную, то потоки воды, льющиеся на пол, уйдут в скрытые в полу канавки и покинут город по глиняным трубам. Дивное мастерство, которое понемногу начало забываться в череде непрерывных войн и голодных лет.

— Хорошо тебе, муж мой? — неожиданно резко спросила Клитемнестра. — Доволен ли ты, как встретили тебя?

— Доволен, — непонимающе посмотрел на нее царь. — Убить тебя хотел, но теперь не буду. Вижу, что нет на тебе вины. А Эгисфа и прочих предателей я покараю. Отомщу за твой позор.

— Давай я тебе голову помою, — неожиданно мягко произнесла царица. — Закрой глаза, мой господин. Тебе будет приятно.

Агамемнон даже зажмурился от предстоящего удовольствия, представив, как мягкие пальцы будут ласкать его голову, промывая каждый волосок. Но действительность оказалась совсем иной.

— Эй! — крикнул он, ощутив грубое касание того, чего ждал меньше всего. — Ты чего творишь! Я тебя на куски порежу, тварь!

Рыбацкая сеть, сплетенная из тонких волокон, опутала его, когда он попытался встать. Агамемнон поспешил, и ноги его скользнули по гладкому камню ванной. Он снова упал в воду, судорожно хватаясь за ее края.

— Убью! — прохрипел он и повел по сторонам налитыми кровью глазами.

— Теперь не убьешь! Я тебя сама убью! — услышал он злорадный голос где-то сзади, а потом ощутил могучий, почти что мужской удар секиры, которым наградила его любящая жена.

— Ты чего?

Агамемнон завыл, забился в сети, словно пойманная рыба, но чутье, которое усыпила коварная баба, говорило одно: ему не выбраться отсюда. Слишком уж далеко все зашло. Но он все равно будет пытаться.

— За что? — просипел Агамемнон, зажимая рану на голове, из которой текла алая кровь, смешиваясь с водой в ванной.

Он еще может спастись, рана неглубока, бывало и хуже. Агамемнон прикидывал, как бы зубы заговорить ненаглядной своей половине, выскочить из ванны и убить одним ударом могучего кулака. А голова заживет! Боги не допустят его гибели. Он им жертвы богатые принесет.

— Это тебе за дочь мою! — с ледяной улыбкой ответила Клитемнестра. — За то, что ты мою девочку убил! Ненавижу тебя! Сколько ночей мечтала, как сделаю это.

— То воля богов была, — попытался оправдаться царь, но еще один удар топора разрубил ему плечо, вновь опрокинув в воду.

— Ты дурак! — завизжала Клитемнестра. — Ты просто слепой дурак! Ты, вместо того чтобы людей как следует расспросить, Ифигению нашу, дочь мою ненаглядную, как барана зарезал. Там ведь не так все было!

— О чем ты говоришь? — в невероятном изумлении шептал Агамемнон, кое-как пытаясь зажать рану и на плече тоже. Выбраться из ванны он уже не надеялся. Только если договориться с женой…

— Это сплетня! — завизжала Клитемнестра. — Обычная бабья сплетня! У нас такое во дворце по пять раз на день происходит! А пустила ее та дарданская сука, наложница братца твоего! И твоя наложница бывшая! Помнишь ее, муженек? Нет? А я вот хорошо помню! Сам догадаешься, кто ее к тебе подослал? Кто хотел твоему походу помешать? Кто у тебя под боком силу набирает?

— Эней! — обреченно закрыл глаза Агамемнон, в больной голове которого сложились кое-какие факты.

— Эней, — спокойно подтвердила Клитемнестра. — Это его баба, а ты ее родному брату подарил и позволил из рабства выкупиться. Неужто не понимаешь ты, что Эней ее сюда прислал, чтобы твой поход сорвать? Да и ей самой этот поход словно нож острый был. Она ведь в Спарте царицей стала, когда сестрица Хеленэ сбежала. Это она придумала все! Понимаешь ты! Придумала до последнего слова!

— Прости, я все исправлю, — слабеющим голосом бормотал Агамемнон. — Я убью их всех! Богами клянусь!

— Ты вместо того, чтобы до истины докопаться и ту тварь на пытку взять, — продолжила царица, чей голос дрожал от гнева, — собственную дочь убил. Глупец ты и негодяй последний! Эней у нас во дворце был, и он наложницу твоего брата драл так, что ее вопли все Микены слышали. И тогда я тут же поняла все. Она Энею с самого начала служила, проклятый ты дурак. А он ее на ложе взял, не скрываясь, чтобы тебя и Менелая унизить!

— Я убью ее, — пообещал Агамемнон, который вместе с кровью терял жизнь. — Пощади! Я ее найду и убью!

— Она сбежала! — крикнула Клитемнестра. — И догадайся куда? На Сифнос! Нам ее там нипочем не достать!

— Я найду! Я достану! — Агамемнон слабел с каждым мгновением. Он понимал, что если прямо сейчас не перевязать ран, то он просто истечет кровью.

— Поздно, — зловеще произнесла Клитемнестра. — Я уже другому пообещала женой быть, и в том богам клялась. Ты теперь в моей жизни лишний, Агамемнон. Прощай!

И царица, двумя руками подняв легкую секиру, опустила ее с размаху на голову умирающего мужа, который смотрел прямо на нее и даже не пытался закрыться. Он запутался в сети так, что и руку сейчас поднять бы не смог. Он уже принял свою судьбу, как подобает воину. Агамемнон не боялся умереть. Он всего лишь сожалел, что умирает от руки женщины. В этом нет чести.

Клитемнестра стояла и смотрела на ванную, где остывала бурая от крови вода. Могучее тело ее мужа, покрытое сочащимися ранами, опутанное сетью, лежало там без движения. Царица, под которой подломились ноги, села на скамью и прошептала.

— Я сделала это! Я смогла! Эгисф! Я смогла…

В ванную несмело заглянула рабыня и, увидев жуткое зрелище, завизжала и бросилась бежать по коридорам дворца, оглашая воздух отчаянными воплями. Очень скоро в купальню набежали писцы и слуги, и все они со страхом смотрели на свою повелительницу, которая неподвижно сидела, уставившись в одну точку.

— Госпожа, — жарко прошептал ей на ухо командир стражи. — Мы царя Эгисфа во дворец пропустили, как вы и велели. Они сейчас воинов Талфибия добивают.