Леонид. Время исканий (СИ) - Коллингвуд Виктор

Сталин покачал головой.

— Это все «будет, будет». А надо уже сейчас. Да что там — надо вчэра!

— Чтобы у нас все было вчера, надо было подумать об этом позавчера. Мы в сложном положении, Иосиф Виссарионович — в положении догоняющих. Нам надо думать на два шага вперед, что я и пытаюсь реализовать.

Вдруг он подошел ко мне вплотную.

— Скажите честно, Леонид — почему ви против Поликарпова? Я знаю, ви продвигаете других, молодых конструкторов. Молодость — это хорошо, но вэдь Николай Николаэвич — опытный специалист, работал еще с Сикорским.

— Бесспорно. И его таланты можно и нужно использовать. Но концепция И-16 — ущербна по своей сути. Конструктор пытается создать машину, которая удовлетворит всех, и получит в итоге то, что не подходит никому. Неустойчивый в полете самолет без перспектив модернизации.

Сталин замолчал, задумчиво выпуская клубы дыма. Пора было что-то решать.

— Товарищ Сталин, я понимаю вашу озабоченность, — глядя ему прямо в глаза, произнес я. — Дайте мне год. Один год. Через год мы дадим вам и форсированный двигатель Климова, и опытный образец истребителя, который обгонит любого «француза».

Он долго, не мигая, смотрел на меня.

— Год, — наконец, отрезал он. — И отвечаете за это головой.

Возвращение в свой кабинет после этого разговора было похоже на возвращение боксера в свой угол после тяжелейшего раунда. В ушах звенело от напряжения, а последняя фраза Сталина — «отвечаете головой» — клеймом отпечаталась в сознании. Год. Всего один год на то, чтобы совершить чудо — создать с нуля и двигатель, и истребитель нового поколения. Любой срыв, любая задержка теперь означала не просто выговор, а расстрельную статью.

В тот же вечер я собрал у себя Климова, Яковлева и Микояна. Атмосфера была тяжелой. Откровенно, без обиняков, опустив лишь детали про обстрел катера, я пересказал им суть разговора в Кремле.

— Итак, товарищи, — заключил я, — у нас есть год. Через двенадцать месяцев на аэродроме должен стоять прототип нового истребителя, способный показать скорость минимум на сто километров в час выше, чем любой из существующих у нас. И у него под капотом должен стоять надежный, доведенный до ума двигатель.

Климов, до этого сидевший с мертвенно-бледным лицом, покачал головой.

— Леонид Ильич, это… это почти невозможно. Освоить такой сложный мотор, как «Испано-Сюиза», даже по готовым чертежам — это минимум два, а то и три года. А ведь у нас и чертежей-то полных нет. А вы говорите — год, да еще и форсированный вариант…

— У нас нет трех лет, Владимир Яковлевич, — отрезал я. — И двух тоже нет. У нас есть год. И вы, и ваше конструкторское бюро, и весь Рыбинский завод отныне переходят на казарменное положение. Вы получите любые ресурсы, любых специалистов, какое угодно оборудование. День и ночь. Три смены. Но через год мотор должен быть.

Я повернулся к Яковлеву, который сидел молча, но в его глазах горел лихорадочный, азартный огонь.

— Александр Сергеевич. Ваша задача еще сложнее. Вы должны спроектировать самолет под двигатель, которого еще нет. Вам придется работать в теснейшем контакте с Климовым, получая от него данные по мере их появления. Пока ориентируйтесь на оригинальный французский Испано-Сюиза. Я освобождаю вас от всех других проектов. Все силы вашего КБ — только на эту машину. Артем Иванович будет назначен к вам заместителем.

Яковлев кивнул, его лицо было сосредоточенным и серьезным.

— Мы справимся, Леонид Ильич. Если будет мотор, самолет будет.

— Он будет, — сказал я твердо, глядя на Климова. — Он должен быть. Иначе, товарищи, вся наша работа, все наши планы потеряют всякий смысл. И мы с вами — тоже.

Они уходили от меня поздно ночью, подавленные и одновременно воодушевленные. Я понимал, что взвалил на них нечеловеческую ношу. Но другого выхода не было. Сталин дал мне год. И этот год начался сегодня. Это была отчаянная гонка со временем, ставка в которой была выше, чем просто карьера. Ставкой была жизнь. И не только моя.

Глава 17

Год. Двенадцать месяцев. Триста шестьдесят пять дней. Этот срок теперь стучал в висках, как метроном, отмеряющий время до триумфа или головокружительного падения. Ждать, раскачиваться, проводить конкурсы — на это не было ни времени, ни права. Действовать нужно было немедленно — решительно, жестко, и даже авторитарно. Заверения Яковлева, что он успеет справиться, меня успокоили лишь сперва. Но потом тикающие часики уходящего времени заставили все же пересмотреть свой подход и подключить к работе и других авиаконструкторов.

Через несколько дней после разговора в одной из аудиторий ЦАГИ на улице Радио собрался весь конструкторский цвет советской авиации. За длинным столом сидели конструкторы, чьи имена уже гремели или вот-вот должны были прогреметь: Поликарпов, Яковлев, Сухой, Кочеригин, Петляков от туполевского КБ, гений-одиночка Бартини, молодые, но уже подающие огромные надежды Неман, Гуревич, Микоян. Не было только Туполева — он находился в заграничной командировке. Атмосфера была…странной. Многие из собравшихся сильно недолюбливали друг друга, ревниво следя за чужими неудачами и успехами. Не все они с пониманием относились и к моей работе: до меня не раз доводили фразы типа «этот партийный выскочка напрасно лезет в конструирование». И вот, сейчас их всех собрали в одной клетке.

Так или иначе, отступать было некуда. Не став тратить время на дипломатические предисловия, я перешел сразу к делу:

— Товарищи. Времени на долгие дискуссии и защиту чести мундира у нас нет. У нас есть год. Через год эта машина, о которой пойдет речь, должна быть в воздухе. Поэтому свои личные амбиции, обиды и конструкторские преференции можете оставить за этой дверью. Мне от вас нужен результат.

Мой голос прозвучал в наступившей тишине холодно и отстраненно. Сделав паузу, обводя взглядом их напряженные лица, я продолжал:

— Мы создаем скоростной истребитель нового поколения. Целевая скорость — шестьсот километров в час. Основа — двигатель «Испано-Сюиза 12Y». Несколько моторов уже заказаны во Франции для постройки опытных образцов. Владимир Яковлевич Климов в Рыбинске, как вы знаете, уже второй год ведет работу над его освоением и форсированием. Конструкция самолета, которую мы сегодня определим, должна изначально предусматривать возможность легкой ремоторизации на будущие, более мощные версии этого двигателя. Итак, скорость…

Я положил на стол большую, привезенную из-за границы фотографию.

— Вот. Гидросамолет «Макки-Кастольди М. С.72». Последний официальный рекорд скорости — шестьсот восемьдесят два километра в час. Да, это уникальный, штучный гоночный монстр. Но посмотрите на его формы. Ни одной лишней, выступающей детали. Все зализано, все подчинено одной цели — скорости. Наш двигатель, даже форсированный, будет значительно слабее, чем спарка «Фиатов» у итальянца, а показатели нам нужны чрезвычайно высокие…

— Простите, Леонид Ильич, — взял слово конструктор Петляков. — Хотелось бы знать, отдаете ли вы отчет в том, что рекордный самолет — это совсем не то же самое, что и боевой?

Я грустно посмотрел на него. Ну начинается! Этот конструкторский снобизм неискореним. Ладно, разберемся, так сказать, по ходу пьесы.

— Конечно. Совсем другие требования к обслуживанию и ресурсу. Возможность овладения пилотирования летчиками средней квалификации. Возможность эксплуатации на грунтовых аэродромах. Дополнительное отягощение вооружением. Проектирование баков. И многое другое. Я ответил?

Петляков медленно, задумчиво кивнул.

— Итак, товарищи, нам нужен скоростной самолет, а возможностями итальянцев мы не располагаем. Значит, мы должны превзойти их в другом — в аэродинамике и весовом совершенстве. Нам предстоит создать самый «чистый» и самый легкий истребитель в мире. Ваши предложения?

Началось обсуждение. Точнее, «мозговой штурм» под моим жестким руководством.

— Конструкцию можно сделать смешанной, — подал голос Сухой. — Деревянный каркас крыла, металлический фюзеляж. Это даст выигрыш в весе.