Врач из будущего (СИ) - Корнеев Андрей

Иван насторожился. Ермольева! Тот самый титан, создатель первого советского пенициллина.

— Вы… произвели на нее впечатление, — продолжал Жданов. — Сказала, что ваш «энциклопедизм» и «нестандартные гипотезы» заставили её задуматься. У неё прорыв в работе с лизоцимом, но… — Жданов усмехнулся, — … ваши слова о «плесени-спасительнице», видимо, не дают ей покоя. Она буквально напрашивается в командировку в Ленинград. Хочет встретиться с вами лично. Говорит, что чувствует в вас родственную душу.

В голове у Ивана пронеслась вихревая мысль. Это был шанс. Шанс не просто подкинуть идею, а войти в контакт с одним из будущих создателей советской антибиотикотерапии и радикально ускорить процесс.

— Когда? — только и смог он выжать.

— Через неделю-полторы, — ответил Жданов. — Готовьтесь, Лев. С вами хочет говорить не просто профессор, а один из самых блестящих умов нашей микробиологии. Не подведите.

Зинаида Виссарионовна Ермольева оказалась женщиной невысокого роста, но с такой концентрацией энергии в глазах, что она казалась способной сдвинуть гору. Она вошла в кабинет Жданова стремительно, ее темные волосы были собраны в строгий узел, а практичный костюм говорил о деле, а не о внешности.

Жданов представил их. Ермольева пожала Ивану руку твердым, сухим рукопожатием и сразу же перешла к делу, усадив его рядом с собой.

— Ну, товарищ Борисов, Дмитрий Аркадьевич говорит о вас в превосходных степенях. А я, знаете ли, доверяю его интуиции. И своей тоже. Вы тогда, на семинаре, бросили фразу… о плесени. И о том, что лизоцим — это лишь первый шаг.

— Да, Зинаида Виссарионовна, — кивнул Иван, стараясь сохранять спокойствие. — Ваши работы с лизоцимом — это фундамент. Но против системных инфекций, сепсиса, газовой гангрены… его силы недостаточно.

— Недостаточно! — с почти отчаянием в голосе согласилась Ермольева. — Я это вижу каждый день в своих лабораториях и в клиниках! Мы боремся с ветряными мельницами! А вы… — она пристально посмотрела на него, — … у вас есть какие-то соображения? Дмитрий Аркадьевич намекнул, что вы занимаетесь не только приборостроением.

Иван сделал глубокий вдох. Он не мог раскрыть правду, но он мог открыть часть себя.

— Зинаида Виссарионовна, я… провожу свои, частные исследования. Читаю зарубежную литературу, иногда попадаются старые, забытые работы. И я абсолютно уверен, что будущее — за антибиотиками. За веществами, которые будут производить микроскопические грибы и бактерии для борьбы друг с другом.

Он начал осторожно, как сапер, выкладывать свои знания, маскируя их под гипотезы и «логические умозаключения».

— Флеминг открыл пенициллин, но не смог его выделить в чистом виде. Его работа зашла в тупик. А что, если пойти другим путем? Не ждать у моря погоды, а целенаправленно искать более активные штаммы плесени? Не тот Penicillium notatum, что нашел он, а скажем… Penicillium chrysogenum? Он, по некоторым данным, может производить в десятки раз больше антибактериального вещества.

Ермольева замерла, не отрывая от него взгляда.

— Chrysogenum? — переспросила она. — Откуда вам известно это название?

— В старой немецкой работе попалось, — отмахнулся Иван. — Но дело не в названии. Дело в подходе. Нужно искать его везде — в почве, на испорченных фруктах, особенно на дынях… И потом — культивирование. Поверхностный метод, который используют все — это каменный век. Нужно глубинное культивирование. И среда… обычные бульоны слабы. А что, если использовать кукурузный экстракт? В нем есть всё для бурного роста.

Он говорил, а Ермольева слушала его, не проронив ни слова. Её лицо было непроницаемо, но в глазах бушевала интеллектуальная буря. Он только что, в течение пяти минут, наметил ей путь, на который в реальной истории ушли годы.

— Вы… — наконец выдохнула она. — Вы либо гений, либо… — она не договорила, но Иван понял. «Либо сумасшедший». — Эти идеи… они стройны. Очень стройны. И они пахнут истиной.

Она резко встала и начала ходить по кабинету.

— Я не могу продолжать работу в Ростове в отрыве от таких мыслей. Мне нужен доступ к вашим… исследованиям. Пусть даже теоретическим. — Она остановилась перед ним. — Я буду добиваться перевода части своей работы в Ленинград. В этот институт. Мы должны работать вместе, Лев Борисович. Вы даете компас, и мы будем пробиваться через джунгли экспериментов. Вместе.

Иван почувствовал, как с его плеч свалилась гора. Он только что приобрел самого мощного союзника в своей миссии по изменению медицинской истории.

— Я только за, Зинаида Виссарионовна, — искренне сказал он.

Вечер в общежитии был шумным и душным. Ребята собрались в комнате у Сашки, где было просторнее. Сашка, красный от возбуждения, зачитывал вслух свежий номер «Правды»:

— «…и досрочно, на два года раньше срока, введен в эксплуатацию Днепровский гидроузел имени В. И. Ленина! Мощность — 560 тысяч киловатт! Это величайшая победа социалистической индустрии!»

— Слышал, там бетона ушло больше, чем на все пирамиды Египта, — с важным видом заметил Леша, задумчиво жуя кусок черного хлеба.

— Энергия! — восторженно сказал Сашка. — Теперь заводы будут работать без перебоев!

Иван сидел у окна, слушая их и наблюдая, как в сумерках зажигаются огни на противоположной стороне улицы. Он радовался за страну, но его радость была горьковатой. Эти гигантские стройки, эта индустриализация… она была необходима. Он-то знал, для какой чудовищной мясорубки всё это готовится.

Леша, отложив хлеб, понизил голос:

— А у нас на заводе, между прочим, опять чистка. Говорят, в конструкторском бюро взяли двух инженеров. Сидят, якобы чертежи новые вредительские подписывали — такую погрешность в размеры заложили, что партия станков бракованной вышла. Говорят, «мины замедленного действия» закладывали.

В комнате на секунду стало тихо. Слово «вредитель» висело в воздухе тяжелым, ядовитым облаком.

Иван смотрел в окно и думал о следователе Громове. О его холодных глазах-буравчиках. Да, это было страшно. Унизительно — чувствовать себя мухой под стеклом. Но в его сознании, сознании человека из 2018 года, вдруг возникла трезвая, циничная мысль. А как бы отреагировали в его время на человека, который в одиночку пытается получить доступ к стратегическим производствам, создает непонятные химические составы, контактирует с учеными, работающими над биологическим оружием? Объявили бы террористом. Посадили бы в тюрьму навсегда без права переписки. И были бы по-своему правы.

«А что, собственно, я хотел? — с горькой усмешкой подумал он. — Чтоб меня с цветами встречали? Человек из ниоткуда, лезущий в стратегические отрасли… В моем времени меня бы уже объявили биотеррористом и посадили в клетку на века. Громов со своими методами — лишь дитя своего времени. Логичный ответ системы на аномалию. На меня».

В этот момент его взгляд скользнул в окно, на противоположную сторону улицы. В подъезде напротив стоял невысокий человек в сером пальто и курил. Иван не видел его лица, но почувствовал ледяной укол в спине. Громов. Или кто-то из его людей. Наблюдение продолжалось.

Он отвернулся от окна. Страх никуда не делся. Но к нему добавилось странное, трезвое понимание. Он вел свою подпольную войну за будущее, а с другой стороны фронта против него действовала вся государственная машина, для которой он был лишь подозрительной соринкой в отлаженном механизме.

Прототип шприца был готов через несколько дней. Он был неказист — стекло немного мутное, игла, выточенная Сашкой из старой пружины, казалась чуть толстоватой, а уплотнитель из специально обработанной кожи вызывал у Миши скептические замечания. Но он работал. Игла входила в пробную доску легко и без заусенцев, поршень ходил плавно.

На этот раз Иван, помня наказ Жданова, пришел к нему первым.

— Вот, Дмитрий Аркадьевич, — он положил на стол аккуратный футляр с прототипом и небольшую пояснительную записку, составленную Катей. — Работающий образец. Как вы и советовали.