Родная гавань (СИ) - Старый Денис

Великий ли я полководец? Сколько уже моих солдат здесь и сейчас полегло от действий турецкой артиллерии?

Нет, об этом думать нельзя.

— Первая линия, доложить о готовности! — приказал я.

Нет, мне не столько была нужна готовность первой линии стрелять. Я уверен, что все, кто остался в строю, только и ждут того, чтобы иметь возможность поквитаться за убитых и раненых товарищей.

Солдаты и офицеры должны слышать голос своего полководца, знать, что он с ними, что разделяет те же самые тяготы боя. А ещё они должны слышать своих непосредственных командиров, которые…

— Капитан Кротов убит. Беру командование третьей линией на себя! Докладывал поручик Смолин! — прозвучал один из докладов.

Тон у офицеров был разный. Явно некоторое ошеломление от потерь присутствует у каждого. Но вот паники ни у кого замечено не было.

— Бах-бах-бах! — новый залп артиллерийских орудий был, как мне показалось, не таким мощным, как предыдущий.

Железные шарики вновь вершили свою кровавую жатву. Но психологически это было уже легче, чем предыдущие выстрелы.

Конь… Великолепный жеребец ахалкетинской породы поймал сразу две картечины. Мне тут же подвели другую лошадь. Я благодарен солдатам, что они это сделали. Не дали мне рефлексировать по потере уже ставшего другом коня.

— Кашин, доклад! — сказал я, гарцуя по периметру всё ещё укреплённого района.

Не стены делают крепость сильной, но люди, которые её обороняют.

— Шесть орудий выбил! — явно похваляясь, сообщил Иван.

— Сейчас пойдут на приступ! — сообщил я бойцам.

Последний залп меньшего количества орудий, как мне кажется, был связан даже не столько с тем, что Кашин оказался молодцом и выбил часть прислуги. Турки явно экономили боезапас. Откуда им сейчас взять порох, ядра и картечь? Вряд ли Османской империи уже удалось наладить поставки морем. Уж больно стремительно развиваются события в Крыму. Да и османы уже не те… Я на это надеюсь.

Турецко-татарские штурмовые колонны, до того шествующие словно на прогулке, резко ускорились. Отличие воинской подготовки у турок и татар было заметным. Последние словно падали под ноги опытным пехотинцам.

Наконец-то, сейчас нашим врагам победы бы не принесло.

— Да к чёрту всё! Ничто им победы не принесёт! — в голос выкрикнул я и ещё громче добавил: — За веру, царицу и отечество!

— За веру, царицу и отечество! — поддержали практически все мои бойцы.

И башкиры кричали эти слова. Думали ли они в этот момент, за какую именно веру, да и отечество готовятся умирать? Наверное, нет. Просто эти слова волшебным образом поднимали боевой дух, заставляли отринуть сомнения. Мы были готовы встречать врага.

— Дозвольте! — на разрыв голосовых связок орал подпоручик Смитов.

Как же я понимал главного артиллериста нашего отряда! Как же ему сейчас хочется ответить врагу, который унёс в том числе и немалое число его подчинённых.

— Дозволяю! Действуйте по обстоятельствам! — прокричал в ответ я.

И был уверен, что Смитов не промахнётся. Что он выполнит свою работу. Есть такое: если офицер достойный, если есть у него уверенность в своих действиях, то можно отдать разрешительный приказ и больше за это направление даже не беспокоиться. Всё будет выполнено так, как ожидается, или даже лучше.

— Штуцерники! Работайте, как никогда в жизни! — бодро сыпал я распоряжения.

— Бах-бах! — двадцать пять наших пушек разрядились в сторону наступающего врага.

Смитов проявил хладнокровие. Не стал бить сразу всеми орудиями, хотя они были сконцентрированы в одном месте — на направлении главного удара врага. Пристреливался…

— Бах-бах-бах! — начали работать штуцерники.

И они стали собирать свои очки отмщения.

Я заметил, что Смитов проверяет каждую пушку — как она направлена, сколько насыпано пороха. Это не совсем правильный подход, нужно всё-таки доверять своим подчинённым. Но мало ли: может, среди убитых и раненых были те, кто отвечал за наведение орудий.

— Бах-бах-бах! — слух порадовали выстрелы сразу пяти наших пушек.

Плотно наступающие колонны противника щедро получили свою порцию железных шариков. Да, эти шарики были сильно меньше, чем те, которые разрывали русские и башкирские тела. Но уверен, что не менее злые. А главное — точные.

— Ура! — раздалось внутри гуляй-поля.

Бойцы ждали, когда, наконец, прольётся обильно турецкая с татарской кровь. Картечь прошивала вражеские тела, трупы, и ещё не успевшие умереть вражеские воины падали своим соплеменникам.

Мы стали отыгрывать очки в этой кровавой игре. И точно, что всухую нас не победить. Умоются кровью!

— Сто шагов! — нервозным голосом выкрикнул Савватеев.

— Ждём! — недовольно ответил я ему.

Капитан понял, что проявил слабость. Так что, когда противник был уже от нас на расстоянии пятидесяти шагов, он не выкрикнул. Он только смотрел на меня и ждал приказа.

— Первая линия, пали! — выкрикнул я.

— Бах-бах! — бойцы разрядили фузеи, сразу же делая несколько шагов назад, пропуская своих товарищей на позицию.

— Пали! — последовали приказы офицеров.

Своей задачей я ставил только приказ на первый выстрел линий. Теперь же нужно работать на скорость перезарядки.

Всё громыхало, каждый залп выкашивал десятки вражеских бойцов. Но десятки — это сильно мало, чтобы остановить такую лавину.

— Лучники! — выкрикнул я, и на уже изрядно приблизившегося врага обрушились стрелы.

Застучали барабаны отхода. Мы вновь предоставляли возможность противнику заглянуть в ту нишу, что оставалась между первой и второй линиями обороны.

Лучники не переставали бить навесом. Перед противником выстраивалась стена из стрел, а также работал таран из свинцовых подарков, выпускаемых из пушек и фузей. Не переставали работать штуцерники, задачей которых было выбивать особо ретивых вражеских командиров.

Всё делалось правильно. Я почти уверен, что подобным образом не умеет работать ни одно воинское подразделение мира. Но этого оказывалось недостаточно.

Я извлёк один из притороченных к седлу пистолетов. Подскакал к тому месту, где уже наметился прорыв противника.

— Бах! — один из сорока заваливается назад, увлекая за собой ещё троих подельников.

С первой попытки не получается пристроить пистолет в седельную кобуру. И я бросаю это оружие на землю. Извлекаю новый пистолет для новых кандидатов на встречу с Аллахом.

— Бах! — стреляю, но понимаю, что промахнулся, тут же извлекаю ещё один пистолет, теперь тот, который был у меня за поясом.

Этим выстрелом удалось поразить одного турка, но потерянные даже несколько секунд сейчас играют большую роль.

— Бах! — прогремел пистолетный выстрел.

Конь, ещё не успевший стать мне другом, заржал и стал заваливаться. Я успешно спрыгнул, не совсем удобно, и был вынужден прокрутиться по земле.

Уже пять, нет, шесть сверкающих в лучах заходящего солнца ятаганов взметнулись вверх.

— Бах! — обвешанный весь пистолетами, рядом со мной возник Кашин.

— Пули закончились! — будто бы оправдывался подпоручик.

Турки прорвали оборону повсеместно. Уже всё, сейчас ещё слышались либо пистолетные выстрелы, либо звон металла. То, что у всех гвардейцев теперь уже было по два пистолета, играло свою роль. Турецких и татарских тел внутри гуляй-поля лежало, как оказалось, уже больше, чем русских и башкирских.

— Савватеев! Давай! — выкрикнул я, отводя удар ятагана своей шпагой и тут же подрезая вену на бедре одного шустрого татарина.

Услышал ли меня Савватеев? Надеюсь, что да!

— Бах-ба-бах-бах! — вокруг периметра укрепрайона раздались взрывы.

Бочонки с порохом, начинённые камнями и любыми железками, до которых только добрались руки, создавали впечатление армагеддона. Всё заполыхало, первая линия обороны загорелась.

Прямо сейчас мы лишались больше половины своих телег. Но разве об этом стоит думать? Когда на кону стоят жизни, честь, месть за погибших товарищей.

— Ура! — закричал я и ринулся в контратаку, увлекая за собой всех бойцов, кто был поблизости.