Ливония. Продолжение (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Юрий Васильевич на следующее утро обходил шеренгу пленных датчан. Их не много. Никто просто так не сдавался. Возможно, и захотели бы, но для этого нужно увидеть того, кому хочешь сдаться. Тяжело сдаваться гранате, ядру, мине или полыхающему на корабле пожару. Выжили и были пленены в основном те, кто с первой каравеллы, большого когга и каракки спаслись на лодках. Ну и несколько абордажников тоже не стали гренадёры добивать. А Стрелков вытащил из каютки на захваченном большом когге капитана вполне себе живого, только обделавшегося.

Всего человек пятьдесят. Из них с десяток это капитаны их помощники и вот удача — сам Первый советник короля Дании Йохан Фриис. Понятно, что его первого с переворачивающейся каракки сняли в лодку.

— Дорогой друг, какая неожиданная встреча. Помнишь я говорил, что «Думал, что мы только на том свете свидимся», я и потом так думал. А ты живучий и счастливчик Йохан. И что теперь⁈ Ты потерял флот. Четыре корабля уничтожены, а семь захвачены и усилят русский флот. Ты опозорил короля Кристиана, у нас только один убитый и семеро раненых. А датского флота доверенного тебе нет. Более того, ты лично начал войну против России. И теперь мой царь вправе нанести ответный визит к вам и спалить с кораблей Копенгаген. Ты же прочувствовал на себе хер Фриис мощь наших воющих орудий, а представь два десятка кораблей подойдут к вашей столице и сорок «Фенриров», так называются эти орудия будут целый день палить по Копенгагену и по дворцу Кристиана. Представляешь как всё плохо⁈ И что сделают с тобой, ведь я намерен отпустить тебя домой на маленьком когге. Десятка человек тебе хватит, за остальных пришлёшь выкуп. Сто пятьдесят тысяч серебряных талеров. (4.2 тонны серебра). Да, и брат мой — царь Иван Васильевич ждёт посольство в Москву с извинениями твоего короля, мол это дурачок Йохан сам решил войну вести, а я ему (дурачку) сказал просто наладить с русскими дружеские отношения и узнать, не нужна ли помощь датчан, чтобы уничтожить этот рассадник католицизма на исконно русских православных землях? Ферштейн.

Глава 21

Событие шестьдесят первое

Рижский залив огромен. Он с севера от Гапсаля на юг до самой Риги километров двести, а с востока от того же Пернова, или если, как тут принято его называть Эмбах (Embach), до пролива между островом Эзель и материком должно быть все сто пятьдесят километров.

Как и почему порт Пернова (Эмбаха), или Пярну в будущем, сейчас забирает на себя четверть торговли Ливонии, глядя на карту Меркатора, Юрий Васильевич понять не мог. Да, там впадает в залив, на котором город расположен, пару речек, но они не велики и берут начало в болотах Ливонии, с другими государствами не связывая этот порт. Другое совсем дело Рига. Там судоходная на большей своей части река Западная Двина, которую после переименуют в Даугаву, и она и Литву в товарооборот включает и Россию или Московию. Рига это лакомый кусок. И он должен стать Российским и связать Балтику с Русью. Нева — это хорошо. Там Новгород и Север России с её пушным богатством, но Финский залив зимой замерзает, а вот Рижский нет. Незамерзающий порт и река чуть не от Ржева берущая начало, лучшего и желать не надо. Правда, есть минус, Западная Двина делает небольшой крюк на юг и частично протекает по территории Великого княжества Литовского. И там на этом изгибе стоит большой и хорошо защищённый Полоцк. Один из камней преткновения Ливонской войны в Реальной истории.

Можно договориться пока с Литвой, если те в драку не ввяжутся, о совместном использовании Западной Двины и порта Риги. Ну, а если Великое княжество Литовское начнёт войну, то раз уж русские войска без его артиллерии взяли Полоцк в Реале, то с помощью бомб и миномётов взять будет проще. И тогда вся Западная Двина будет нести свои воды и с ними купеческие суда к Риге по русским землям.

Только раз пообещал Боровой братьям Мюнхгаузен взять Пернов и присоединить этот пограничный город для них к Эзель-Викскому епископству, то почему бы и не зайти в этот город. Возможно, те, кто там рулит, узнав последние новости, и не станут войнушку с понятным концом устраивать, сами примут сторону добра. Пример Ревеля должен подтолкнуть к правильному шагу. Так ещё есть примеры: Нарва, Або, Выборг. Выбирай.

— Большой ли это город? — уже решившись отвлечься на захват этого порта, поинтересовался у Иоганна Мюнхгаузена Юрий Васильевич. А чего, как говаривал Вини-пух: «А не зайти ли нам к кому-нибудь в гости».

— Эмбах? Пернау? Большой. Больше тысячи человек проживает, даже все полторы, — барон плюхнул на стол карту на пергаменте, — это укрепления с замком.

Нда, немцы молодцы. Очень не просто такой город взять со стороны суши. Удачно тут нашли место для порта. С севера город прикрывает от любых войск широкая и полноводная река Пернау, она же Эмбах. А с юга впадает приток Рейу. И город получается практически на острове.

— А со стороны моря? — на карте были рыбы всякие страшные нарисованы, корабли, кабаны даже, но сами оборонные сооружения как-то терялись на фоне кабанов и китов.

— Тут стоит замок, а вдоль порта проходит каменная стена. Но она не высока. Пятнадцать футов (4.5 метра), а вот здесь просто земляной вал. Все настоящие укрепления со стороны рек. Там же и башни, — бывший епископ и будущий заводчик уверенно тыкал в карту пальцем с обкусанным ногтем, словно там на самом деле видел чего.

— Готовились захватить? — хмыкнул Боровой, — Ладно, ваши проблемы. Кто там фогт, и вообще, с кем переговоры вести?

— Фогт. Там управляющим сын бывшего магистра Ливонского ордена Бернхарда фон дер Борха Хейнрих фон дер Борх. Ревельцев он, мягко говоря, недолюбливает, так как они сместили его отца Бернхарда с должности магистра. Если к нему на переговоры придёт Иоганн фон дер Рекке и мой брат Кристофер, то, думаю, Хейнрих не станет подвергать свой город опасности и примет разумное решение. Он очень стар. Ему лет восемьдесят, но старик крепкий и вполне в здравом уме. А за него в большей степени городом управляет его зять Конрад фон Мадерн.

Тронулись на четвёртый день после эпического морского сражения. Первый советник короля Дании Йохан Фриис на самом маленьком когге был отпущен с пятнадцатью матросами назад в свои Палестины. Юрий Васильевич, как мог нагляднее, попытался до товарища уберменша донести, что Россия не воюет с Датским королевством. Давайте жить дружно и торговать. Ждём ваших купцов в новом русском городе Выборге. А через годик, как тут всё успокоится, и сюда загляните, и в Ревель, и в Ригу. Ну, и как можно быстрее выкупайте своих пленных. И про виру за нападение на наш флот не забывайте. Сто пятьдесят тысяч талеров в сумме. Именно талерами. Шандалы и купели не нужны.

С бароном Мюнхгаузеном Боровой тоже уже расплатился. Клад, найденный Егоркой, очень в жилу пришёлся, двадцать пять тысяч талеров за два епископства превратились всего лишь в тот небольшой сундучок с золотом. Соотношение сейчас по повесу золота и серебра один к двенадцати где-то, потому шестидесяти кило золота, а столько было в сундучке, Иоганна фон Мюнхгаузена устроило.

Жалко было. Нет, не до слёз, но жалко. У России вообще нет золота, не зря царь-батюшка придумал воевод награждать венгерскими золотыми монетами, превратив их, по существу, в медали или даже ордена, так как давалась такая награда на самом деле за победу серьёзную. И если бы не это, не награды, то Юрий Васильевич предпочёл бы с Мюнхгаузеном расплатиться, как и договаривались, серебром. Но подумал, что вброс в России такого количества золота обесценит награды, и решил от него избавиться. Нечего подрывать разумную придумка брата.

В качестве главного переговорщика Кристофер Мюнхгаузен согласился выступить за пятьсот талеров. Блин, не рыцари, а купцы какие-то.

— Так и решим, только в том случае, если переговоры удастся закончить присоединением Эмбаха к епископству Эзельскому и присягой новому ландмейтеру фон Рекке, — убрал довольную улыбку с тощей рожи барона Юрий Васильевич.