Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

Она рассказала нам, как отреагировали на «обновление» моего прадеда работники больницы, где до сегодняшнего дня Юрий Григорьевич Новых числился главврачом.

В голосе Варвары Юрьевны я услышал не только весёлые ноты, но и тревожные.

— Не переживай, Варенька, — сказал Юрий Григорьевич. — Пусть говорят. Теперь это даже хорошо.

Третьего ноября, в субботу, Варвара Юрьевна приехала к нам уже утром. Мы с Юрием Григорьевичем застали её на кухне у плиты, когда вернулись со спортплощадки. Бабушка Варя без лишних проволочек сварила борщ, потушила картошку с мясом. Затем она повесила фартук на крючок и потребовала, чтобы я принёс ей папку с газетными статьями из будущего про маньяков и серийных убийц. Ещё в четверг она предупредила нас: Сан Саныч перед отъездом распорядился, чтобы Варвара Юрьевна законспектировала эти статьи в тетради (потому что до этого Александров переписал из них лишь основные даты событий и фамилии).

Бабушка Варя заняла письменный стол в комнате своего отца, разложила на нём газетные вырезки. Дед уселся за кухонный стол, перебирал там свои тетради с «предсказаниями». Я вооружился «спортивным альманахом» и разместился в кресле. Так мы провели выходные, отвлекаясь лишь на сон, приёмы пищи и прочие будничные процедуры. Ночь с субботы на воскресенье я снова провёл на раскладушке. Уснул с мыслью о том, что раскладушку придумали не иначе как враги человечества — они наверняка задумали её, как орудие пытки, пусть и представили раскладушку как предмет, необходимый для тесных советских квартир.

Сан Саныч вернулся в пятницу, девятого октября. Вечером он ненадолго заглянул в квартиру моего прадеда. Оставил на полке в прихожей двухсот миллилитровую стеклянную банку, на дне которой лежал окрашенный кровью кусок материи.

На следующий день под книжной полкой в гостиной появился очередной пропитанный кровью платок. Он покачивался в создаваемых лопастями вентилятора потоках воздуха. Походил на поднятый в честь возвращения Александрова красный флаг.

Субботу мы провели вчетвером. Погуляли на свежем воздухе, вечер провели за кухонным столом (слушали рассказ Сан Саныча о его командировке). То и дело поочерёдно посматривали на румяное от волнения лицо Юрия Григорьевича.

Ровно в полночь мы скрестили взгляды на циферблате настенных часов.

— Всё, одиннадцатое октября, — озвучил наши общие мысли Сан Саныч. — Пронесло.

Он посмотрел на моего прадеда и сказал:

— С днём рождения тебя, Григорьич. Теперь у тебя два дня рождения. В этот раз ты проживёшь уж точно дольше, чем в прошлый.

Я отсалютовал прадеду чайной чашкой.

Варвара Юрьевна улыбнулась.

— Надеюсь на это, Санечка, — произнёс Юрий Григорьевич. — Очень надеюсь. На этот остаток жизни у меня теперь много планов.

Днём мы отметили новый день рождения моего прадеда (вчетвером). В кафе Ленинском проспекте. Этому не воспротивилась даже Варвара Юрьевна.

После обеда в кафе Сан Саныч повёз нас за город. К реке. Там мы спустились к воде, Александров установил на берегу старое металлическое ведро.

В этом ведре мы едва ли не при траурном молчании сожгли привезённые мной из будущего вещи: газетные и журнальные вырезки, деньги, документы…

Я с интересом понаблюдал за тем, как догорали на дне ведра американские доллары из двухтысячного года, повернулся к Александрову и сказал:

— Сан Саныч, на следующей неделе я куплю валюту.

— Где? — спросил Александров. — У нас в СССР нет ваших «обменников», Красавчик. В сберкассах валюту тоже не продают.

— Есть у меня идея, — сообщил я. — Надеюсь, что она сработает. Но твой совет, Сан Саныч, мне всё же не помешает.

Глава 19

В понедельник утром я поехал в «Гастроном», где трудился Нарек Давтян. Сжимал в руке ручку прадедовского потёртого портфеля, утяжелённого пачками советских денег. Держал в уме полученные от Александрова наставления, которые мне (пожившему в годы «дикого» российского капитализма) показались забавными. Я уже пообвыкнулся с нынешними советскими реалиями, в которых покупка и продажа иностранной валюты считалась преступлением. Но на это «жуткое» экономическое «преступление» я решился без особых моральных терзаний. Однако к напутственным словам Сан Саныча отнёсся серьёзно.

Через парадный вход я в магазин не зашёл. Направился во двор, заглянул в подсобку через служебный вход. Вдохнул запах гнилых овощей и протухшего мяса, подошёл к сидевшим на деревянных ящиках мужчинам (на этот раз Нарека с ними не было). Мне сказали, что Давтян сейчас работал. Один из «перекуривавших» работников «Гастронома» прогулялся в глубь магазина и сообщил мне, что Нарек сейчас выйдет. Я замер около двери — пыхтевшие табачным дымом мужчины разглядывали меня с нескрываемым любопытством (будто прикидывали, что именно мне понадобилось от их коллеги).

Нарек не заставил меня долго ждать. Он появился передо мной наряженный в раскрашенный кровавыми пятнами белый фартук (надетый на голый торс). Улыбнулся при виде меня, раскинул руки, поспешил мне навстречу. Притормозил в шаге от меня, снял и бросил на деревянный ящик фартук. Обтёр ладони о покрытую чёрными волосами грудь, обнял меня и похлопал по спине. В восторженном тоне Давтян заявил, что рад моему появлению. Сказал, что я прекрасно выгляжу, но всё же поинтересовался моим здоровьем. Лишь выслушав мой ответ, Нарик снова улыбнулся и поинтересовался целью моего визита.

Свои цели я озвучил Давтяну, когда мы вышли на улицу и остановились в тени от кроны дерева.

Нарек всплеснул руками из заявил:

— Серик, о чём ты говоришь? Какие…

Он замолчал, огляделся по сторонам и продолжил:

— Какие доллары? Я такими вещами не занимаюсь. Это же!.. серьёзная статья.

Я пожал плечами и сказал:

— Можно не только доллары. Сойдут немецкая марка, английские фунты, французские франки… даже турецкие лиры. Что угодно, кроме денег стран Варшавского договора.

Нарек посмотрел мне в глаза.

— Серик, это же… восемьдесят восьмая статья, — сказал он. — Там же… вплоть до смертной казни.

Я кивнул.

— Знаю, Нарек. Потому к тебе и пришёл. Как к другу и проверенному человеку.

Я протянул Давтяну портфель.

— Вот, загляни. Половина этих пачек — подарок тебе на свадьбу. Другую половину нужно обменять на иностранные деньги.

С кроны дерева вспорхнули воробьи — они шустро полетели через двор, словно поспешили передать мои слова «куда следует». Давтян настороженно взглянул им вслед. Затем он снова огляделся и опять вытер о грудь ладони. Принял из моих рук портфель, присел на бордюр и щёлкнул пряжкой. Нарек сунул в недра портфеля руку, примерно на пять секунд замер. Я посмотрел на него сверху вниз — с вершины фонарного столба наблюдала за нами ворона (она задумчиво склонила набок голову, будто что-то подсчитывала в уме). Нарек поднял на меня лицо — мне почудилось, что его морской загар чуть потемнел.

— Серик, сколько тут? — сиплым голосом спросил Давтян.

— Много, — ответил я. — Сам пересчитаешь.

— Серик, ты сказал, что половина…

— Половина этих бумажек — твоя.

Нарек пошевелил косматыми бровями и снова заглянул в портфель.

— Се… Кхм! Серик, ты уверен, что это не много?

— В самый раз, Нарек. Ведь мы же с тобой друзья. Ты мне один раз уже помог. Поможешь и ещё. Разве не так?

Давтян нервно вскинул руку и пригладил волосы у себя на затылке.

Ворона на вершине столба громко каркнула, будто повторила мой вопрос: «Разве не так?»

— Так, — ответил Нарек, — конечно, так. Разумеется, я…

Давтян вздохнул и тряхнул головой.

— Разумеется, Серик, я тебе помогу, — сказал он. — Как другу. Как почти брату.

Он застегнул портфель, выпрямился. Сунул портфель себе подмышку.

Посмотрел на меня и сообщил:

— Есть у меня один земляк… который знает другого моего земляка, который…