Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

— Сергей, я тебе уже говорил, что мне не понравился описанный тобой вариант будущего нашей страны, — произнёс Юрий Григорьевич. — Мы с тобой представители разных поколений. Ты вырос под влиянием этих… перестройки, гласности и ускорения. Моя молодость прошла в годы совсем другой революции. Ты думал больше о собственном благе. Я тебя в этом не упрекаю: так тебя воспитали. Но я в молодости и в зрелые годы больше думал не о себе, а о своих потомках. Надеялся, что мой труд и принесённые мной во благо процветания страны жертвы обеспечат вам счастливое будущее.

Прадед вздохнул, покачал головой.

— Наверное, мы, люди, пережившие ужасную войну, слишком баловали своих детей и внуков, — сказал он. — Описанное тобой будущее Советского Союза — это во многом наша ошибка. Ошибка, которую мы вовремя не заметили. Потому что смотрели совсем в другую сторону.

Юрий Григорьевич вскинул руки и заявил:

— Теперь я её увидел. Благодаря тебе, Сергей. За это тебе моя отдельная благодарность. Я не уверен, что такую ошибку ещё не поздно исправить. Но я попытаюсь. В память о сражавшихся на войне. И в память о тех, кто угробил на работах в тылу здоровье, чтобы добыть нам Победу.

Прадед посмотрел мне в лицо, выдержал паузу.

— Поначалу я подумал, что только сделаю предсказания на основе привезённых тобой статей, — сказал он. — Признаюсь: сомневался, что ты, Сергей, освоишь «лечение» так быстро. Я не рассчитывал, что приму участие в продвижении себя, как нового Нострадамуса. Был уверен, что этот труд ляжет на Санины плечи. Но теперь считаю: Сане пока хватит и работы с душегубами. Ближайшие месяцы дел у него будет предостаточно. Тем более что моя жизнь, считай что, началась заново. Поэтому она и станет новой: не такой, как прежде. Мне уже не двадцать пять лет. Для себя я пожил достаточно. Пора и честь знать.

— Сделаешь себя Нострадамусом и Мессингом в одном лице? — спросил я.

— Примерно так и сделаю, — ответил Юрий Григорьевич. — Заручусь доверием тех людей, чьи решения сейчас влияют на историю. Стану для них нужным. Сергей, я научил тебя не всему, что умею. Я экспериментировал с нашими способностями много лет. Добился успехов не только в «лечении» и в «поиске». Прочие мои достижения ничем не хуже, чем фокусы Мессинга. Хотя практического толка от них примерно столько же, сколько и от его выступлений на публике. Вот только забитые публикой концертные залы меня не влекут. Понимаешь? Чтобы исправить будущее, мне нужен доступ к ушам и умам наших правителей.

— Мечтаешь о лаврах серого кардинала, дед?

— Хочу, чтобы к моим словам прислушались, а в мои предсказания поверили. Только и всего. Я всего лишь врач. Не считаю себя специалистом в социальных науках. Путь нашей страны просчитают другие: те, кто это умеет. Я лишь позабочусь о том, чтобы они узнали о последствиях некоторых очевидных сейчас для них решений. Может быть… я и сам слегка подправлю судьбы этих людей. Уверен, ты понимаешь, как образом я это сделаю. Позабочусь, чтобы мои усилия на этом поприще не выглядели «простыми и лёгкими». Будут и танцы с бубном, как ты говорил; и впечатляющие эффекты, и колдовство в полнолуние.

Юрий Григорьевич усмехнулся.

— Придумаю достойные ритуалы, — сказал он, — не менее сложные, чем отправка космонавтов на Венеру. Чтобы не стать, как опасается твоя бабушка, советским вариантом немецкого Йозефа Менгеля. К тому же, сложные и почти невыполнимые «чудеса» кажутся более ценными. Особенно, если они возможны лишь в «штучном» исполнении. Только для «самых-самых»; и только после того, как «сойдутся звёзды». Разбрасываться «лечением» и сопутствующими ему трупами доноров я не намерен. А вот с предсказаниями я не пожадничаю. Отсыплю их щедро. Но только когда заручусь доверием и поддержкой на самом верху.

Прадед указал пальцем в потолок.

— Доберёшься до Брежнева? — спросил я.

— Постараюсь, — ответил Юрий Григорьевич. — Это был бы хороший вариант. При поддержке правителей меньшего уровня я вряд ли многое исправлю.

Я усмехнулся.

— Планы у тебя, дед, прямо таки Наполеоновские. Чем ещё заняться пенсионеру? Исправляй всё, что захочешь. Твоё дело, дед. Я не уверен, что это правильно. Но оставлю своё мнение при себе. Я тебе его не навязываю.

— Считаешь, править будущее нашей страны не нужно? — спросил Юрий Григорьевич.

Я пожал плечами.

— Знать бы, как его исправить, дед. Чтобы не стало хуже. Такой вариант ведь тоже возможен.

— Возможен. Конечно. Не спорю. Так оставайся, Сергей! Вместе подумаем над реализацией моего плана.

Я хмыкнул и спросил:

— Ты серьёзно, дед? Остаться… зачем? Чтобы… что?

— Чтобы построить новое будущее, — сказал Юрий Григорьевич. — Не такое, какое ты помнишь.

Я покачал головой.

— Каким образом, дед? Как мы поймём, что новое будущее будет лучше прежнего? Оно станет лучше для кого? Для меня? Для граждан СССР? Для партийного руководства? У тебя есть чёткое знание необходимых изменений?

— Чёткого плана у меня пока нет. Есть только чёткое понимание того, какого будущего я не хочу.

Я дёрнул плечом.

— Понимание? Это только твои желания, дед. У всех людей они разные. Даже мои желания с твоими не совпадают. Мешать тебе не я намерен. Помогу, если это будет в моих силах. Вот только в СССР я не останусь. Даже не уговаривай, дед.

— Даже если мы сделаем тебе нормальные документы?

— У тебя есть такая возможность?

Юрий Григорьевич развёл руками.

— Пока нет. Но…

— Даже с нормальными документами я здесь не останусь, дед, — сказал я. — Потому что не представляю себя частью этой системы. Что ты мне предлагаешь? Лечить партийных руководителей и множить трупы? Искать угнанные автомобили? Снова окончить горный институт? Но с какой целью? Я стану лишь одним из многих советских горных инженером. Мне это не интересно. Никаких открытий я не совершу. Какой толк здесь, в СССР, будет от меня? Все мои предсказания уже записаны в твои тетради. Что ещё? Предлагаешь, чтобы я остался в СССР из патриотических побуждений? Напрашивается прежний вопрос: зачем?

— Есть много других направлений…

— Каких? Карьера партократа? Спасибо, но нет. Это не для меня. Я и комсомольцем-то никогда не был. Для спорта я уже староват. Что ещё? Наука? Я не гениальный учёный, не владею знаниями о научных открытиях будущего. Дед, давай посмотрим правде в лицо. У меня только два варианта успешной карьеры: удачная женитьба и вариант с использованием спортивного альманаха. Ты видишь иной вариант? Стать, как запланировал ты, вторым Вольфом Мессингом? Пудрить мозг советским гражданам и советовать Брежневу? При наличии идеальных документов это возможно. Но тут я снова тебя спрошу: зачем?

Юрий Григорьевич приподнял брови.

— А как же война в Афганистане, авария на Чернобыльской АЭС, «перестройка, гласность и ускорение», развал страны…

Я поднял руки и сказал:

— Стоп.

Юрий Григорьевич замолчал.

— Не путай мокрое с холодным, дед. Афган и Чернобыль — да, над этими проблемами мы с тобой обязательно поработаем. Это без вариантов. Но что касается перестройки… Мы сменим её на что? На укрепление железного занавеса? На усиление позиции коммунистической партии? Поменяем Горбачёва на бессмертного Брежнева? Тут нужно не разрушать, а строить, дед. Для этого нужны знания, желание и конкретная цель. У меня сейчас ничего из этого нет. Думаешь, мне нравится нынешний СССР? Я тебя расстрою: не нравится. Перестройка — тоже полная фигня. Если хочешь обойтись без перестройки — попытайся.

— А что насчёт Лебедевой? Если ты останешься, она станет новой Орловой. Так Саня считает.

— Если она уедет из СССР — я сделаю её новой Мэрилин Монро.

— Уверен?

Я кивнул.

— Это без вариантов, дед.

— При помощи своего спортивного альманаха?

— При помощи него в том числе. На Западе деньги значат больше, чем в СССР. Поэтому дадут больше возможностей. В Америке политики продаются и покупаются. Ручные политики — это влияние на отношение иностранцев к Советскому Союзу. Как тебе такой вариант, дед? Представь, что там, за границей, у тебя будет влиятельный помощник и союзник. А не здесь — хорошо знакомый зять члена ЦК КПСС. Не видать мне тут нормальной карьеры, дед. Ни с Лебедевой, ни без неё. Быть «зятьком» большого партийного босса я не хочу. Лезть в партийные активисты тошно. А третий Мессинг не понадобится, если будет второй.