Бастард Александра (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

В общем, я бы предпочёл встретить зиму в якутской яранге, чем в греческом доме, но, к сожалению, меня никто не спрашивает.

Пока мы сидели у костра и Арета, как обычно, несла всякую хрень про свои детско-девчачьи заморочки, я делал вид, что слушаю её, а на самом деле думал о своём.

«Раз ставка на оружие не сыграла, то мы пойдём другим путём! — Я мысленно усмехнулся. — Сделаем упор на любовь греков к комфорту. Вместо дров предложим им каменный уголь, а вместо очага — печь!»

С того момента я вновь ожил и энергично принялся за дело. Тут в помощь мне пошло еще и то, что все необходимое для реализации моих планов нашлось на земле поместья Барсины. Огнеупорная глина, песчаник и гипсовый камень — все это не надо было даже искать, всё уже было найдено, только использовалось крайне неэффективно.

Из глины гончар поместья Фарон крутил необходимую в хозяйстве посуду, а из смеси той же глины и гипсового камня кузнец лепил формы для литья.

Начал я с того, что упросил Фарона соорудить для меня первую печь прямо у глиняного откоса, на берегу реки и поближе к ущелью с углем. Это даже не печь была, а скорее нора на склоне. Кузнец Евдор, скрепя сердцем, выделил несколько полос бронзы и выковал мне форму под шесть кирпичей размером десять дактилей на пять и на два с половиной, по-нашему — двадцать сантиметров на десять и на пять.

Эту форму под руководством Фарона мой новый раб Экзарм набил глиной и засунул в печь. По готовности вытащил — и по новой. Когда набралось достаточно кирпичей, сложили уже настоящую печь, а Евдор сделал еще парочку форм.

Тут дело пошло, и уже через пару недель я устроил жителям Пергама новое представление. Небольшую печку со съёмной медной трубой сложили прямо перед нашей палаткой на рынке и на глазах у собравшихся зевак разожгли в ней уголь. На печь поставили котёл, и, как только вода вскипела, заварили в керамическом чайничке сбор из пахучих трав: мяты, зверобоя и каких-то ещё, названия которых я даже не знаю.

Этот горячий напиток с добавлением мёда предложили зрителям, и, должен сказать, бесплатное угощение пошло на ура. Пока горожане пили и нахваливали этот предвестник русского сбитня, Мемнон и Эней втирали им в уши, что каждому, кто захочет, мы готовы сложить такую же печь в его доме, а уголь можно купить у нас по цене вдвое ниже, чем стоит равная по весу охапка дров.

Заинтригованный народ подходил и подходил, пил халявный сбитень, косился на обжигающие бока печки и, смотря на пылающий огонь, чувствовал идущий от неё жар. Вместе со вкусом горячего непривычного напитка он проникался и прочими прелестями представленных нововведений.

К этому косвенному рекламному давлению прилагался еще и уверенный голос Мемнона, уверяющий горожан, что с покупкой такой печи они навсегда забудут о зимней сырости и холоде.

Еще не знакомые с коварством рекламы, жители Пергама совсем размякли и в большинстве своём поддались на сладкоречивые излияния Мемнона. В тот день нам заказали пятьдесят семь подобных печей и скупили весь заготовленный уголь. Это был мой маленький триумф, а на посеревшем после первой неудачи лице Мемнона впервые появилась улыбка. Бедняга тяжело переживал потерю своих накоплений и корил себя за то, что поддался на уговоры несмышлёного ребенка.

Дальше дело пошло по накатанной и только разрасталось. Неожиданно выяснилось, что глиняный кирпич уже сам по себе — немалая ценность. То, что делали здесь до меня, называлось плинфой и было довольно затратным и дорогим делом. Дом из этой самой плинфы мог позволить себе только очень и очень богатый человек, и потому такой кирпич применялся лишь при государственном строительстве, где, как водится, никто деньги не считает.

Поэтому, не раздумывая, я вложил всё полученное с продаж серебро в новые печи и добычу глины и угля. Мемнон, конечно же, пытался возражать, мол, обожглись уже раз, неплохо было бы сделать хоть какой-нибудь запас на чёрный день. Я с ним согласился, но всё сделал по-своему, сказав, что резерв — дело хорошее, но им займёмся как-нибудь потом. Сейчас куда важнее оборот!

Надо сказать, что Мемнон уже настолько привык ко мне, что совершенно не замечает, как я говорю и рассуждаю по-взрослому. В разговорах с ним и с Энеем я даже не стараюсь косить под ребёнка, потому что вижу: они и без моей помощи смогли себе объяснить эту аномалию. Ведь я, как-никак, сын Великого Александра, а того жрецы назвали сыном Зевса-Амона-Ра, — стало быть, я, хоть и незаконнорожденный, но внук божий! В этом веке такой постулат может объяснить всё что угодно!

Других людей, включая и мою «мамочку», мои умозаключения загоняют в ступор. Поэтому я стараюсь поменьше общаться как с ней, так и со всеми прочими, а на все переговоры с чужими делегирую либо Мемнона, либо Энея.

С мастерами из поместья мне тоже нет нужды прятаться. Они поначалу дивились, но быстро привыкли и, как я сам слышал, ссылаются на ту же аксиому — сын Великого Александра! А каким ему ещё-то быть?

В общем, я начал быстро расширять добычу угля и глины и тут сразу же столкнулся с другой проблемой: а на чём возить наработанный кирпич и уголь? Те несколько штук двухколёсных повозок, что имелись в поместье, и без того были загружены работой, да и надёжность их оставляла желать лучшего, так же как и грузоподъёмность. Пришлось срочно заняться проблемой транспорта.

Как известно, беда никогда не приходит одна. Вставшая проблема мгновенно потянула за собой целый ворох других. Оказалось, в поместье только одна пила, да и ту назвать пилой язык бы не повернулся.

Иногда диву даёшься, почему так происходит⁈ Почему люди тысячелетиями не могут прийти к очевидным решениям, а потом вдруг — раз! — и эврика! Вот взять хотя бы эту пилу! Само пилящее полотно в этом веке не выковывают, а просто отливают и затачивают, как смогут. Такое изделие никуда не годится. Пилить не пилит, зато быстро ломается, а тупится ещё быстрее!

Почему они так делают⁈ Да бог их знает! Ведь есть кузница, есть кузнец, и не просто, а очень хороший кузнец! А вместо пилы — какое-то недоразумение!

Пришлось отступить ещё на один шаг назад и вместо телеги заняться пилой!

Заняться — это громко сказано! Просто пришёл в кузницу и, ещё раз осмотрев почти сточенное полотно, спросил Евдора:

— А почему бы тебе не выковать такое же самому⁈

Вылупившись на меня недоумевающим взглядом, кузнец почесал затылок, — видимо, задаваясь в тот момент только одним вопросом: почему ему самому не пришла в голову такая простая, но гениальная мысль.

Сказано — сделано. Евдор выбрал полосу самого хорошего из имеющегося у него железа и за пару дней выковал вполне пригодную ручную пилу. Развели зубья, наточили, проверили в деле! По сравнению с тем, что было, — небо и земля!

После этого кузнец стал смотреть на меня не просто как на головастого хозяйского сынка, а как на почти равного ему мастера. Мне же, пока он ковал, пришла в голову ещё одна мысль: а почему бы нам не сделать циркулярку⁈ Ременной привод уже освоен, надо только сделать его помощнее, а выковать дисковую пилу не сложнее, чем полотно.

Эту мою затею Евдор поначалу не оценил, но сделал всё, как я просил. Выковал диск, развёл зубцы, насадил этот диск жёстко на вал. Вал установили в две втулки, и с одного края кузнец приварил колесо для ременного привода. С этого колеса привод пошёл не на качалку, а на подобие велосипеда без колёс. Втулки забили смазкой из дёгтя и растительного масла, а на педали посадили подмастерье Евдора.

Конструкция получилась громоздкая и неказистая на вид, но со своей задачей она справилась. Сухое бревно диаметром примерно в десять-двенадцать сантиметров распустила на две половины в десять раз быстрее и ровнее, чем прежде.

Готовили конструкцию больше двух недель, и слух о ней успел просочиться далеко за пределы мастерской. Так что на испытание первой циркулярки собрались не только мастера поместья, но и вся свободная от работ дворня. Все, затаив дыхание, смотрели на вращающийся диск, поток опилок и резку зубьев металла о дерево. Когда же две половинки бревна упали в разные стороны, зрители встретили этот результат разочарованным недоумением, мол, это и всё⁈ Не знаю, чего они ждали, но всю революционность машины смогли оценить лишь два человека: кузнец Евдор да стоящий особняком плотник.