Инженер Петра Великого 11 (СИ) - Гросов Виктор

— Хорошо, — отложив перо, коротко бросил он. — План дельный. За дело, генерал.

И всё. Ни споров, ни крика. Вместо этого он молча встал, подошел к окну и уставился на площадь, где шла муштра.

— Мое дело — царствовать, — произнес он, не оборачиваясь. — Твое, генерал, — воевать. Разбирайтесь.

Хитро. Одним движением отстраниться, свалив всю ответственность на меня, а самому остаться над схваткой. Победа станет его триумфом, а вот за провал ответит генерал Смирнов. Управленческая модель «кнут без пряника». Я покосился на Меншикова. В последнее время он сам на себя не похож.

Герцог тут же приступил к своей части уговора.

— Барон, — обратился он к Монтескьё, — берите господина Остермана, золото и отправляйтесь в Берн. Объясните этим медведям, что на их мед напали пчелы, и мы готовы щедро заплатить за услуги хорошего пасечника.

Два мастера теневой дипломатии, Монтескьё и Остерман, понимающе переглянулись и отбыли, оставив нас с герцогом разбираться с делами военными. И первая же пороховая бочка рванула в тот же день.

На плацу, превращенном в поле битвы, назревал конфликт. Назначенный герцогом полевой командир, генерал Франсуа-Мари де Брольи, решил навести во вверенных ему войсках «истинный французский порядок». Начал он, разумеется, с моих преображенцев.

— Что это за медвежий танец⁈ — ревел он, носясь перед строем. — Носок тянуть! Ружье к плечу — единым движением! Раз-два-три! Вы солдаты короля или портовые грузчики⁈

Стоявший рядом Орлов мрачнел с каждой секундой. Наши ребята, привыкшие к моему принципу «максимальная эффективность при минимуме затрат», откровенно не понимали, зачем тратить часы на эту балетную муштру, когда нужно учиться стрелять быстро и бегать долго. Терпение лопнуло, когда один из французских сержантов ударил плашмя палашом по спине молодого гренадера за недостаточную «ровность». Русский парень, не раздумывая, развернулся и врезал сержанту в челюсть, отправив того в нокают. Через секунду плац превратился в кипящий котел.

На плац мы с Петром прибыли одновременно. Перед нами кипела настоящая свалка: сбившись в плотную группу, мои гвардейцы огрызались от наседавших французских мушкетеров. Над этим хаосом метался красный от ярости де Брольи, размахивая шпагой.

— Государь, это неслыханно! — бросился он к Петру. — Ваши солдаты — дикари! Они не подчиняются приказам!

Не проронив ни слова, Пётр прошел сквозь толпу, расступившуюся перед ним, как вода перед ледоколом. Подойдя к своим, он окинул их тяжелым взглядом.

— Кто начал?

— Он, Государь, — гренадер, тот, что ударил первым, ткнул пальцем в потиравшего челюсть сержанта. — Зазря ударил. Не по-солдатски.

Пётр повернулся к де Брольи.

— Моих солдат, генерал, бьют только два человека, — произнес он тихо, но его услышал весь плац. — Я. И враг. Вы к ним не относитесь.

Француз побледнел. Слова государя прозвучали как прямое оскорбление.

— Но дисциплина… устав… — пролепетал он.

— К черту ваш устав, если он для парадов, а не для боя, — отрезал Пётр. Тут в его глазах блеснули знакомые искорки — кажется, он нашел выход. — А впрочем… давай проверим на деле, чей подход лучше.

Через час на краю поля выстроились два взвода. С одной стороны — французские гренадеры, рослые, как на подбор, в сверкающих киверах, само совершенство строевой выправки. С другой — мои преображенцы, коренастые, хмурые, в своих простых зеленых мундирах.

— Условия простые, — объявил Пётр, ставший распорядителем этого странного состязания. — Верста до того холма. Там — мишени. Поразить все. И бегом обратно. Кто первый — тот и прав.

Де Брольи снисходительно улыбнулся. Его солдаты были натренированы на линейную тактику, но бегать, он был уверен, умеют не хуже этих варваров.

По сигналу оба взвода рванули с места. Французы бежали красиво, почти нога в ногу, стройной линией, — чистая эстетика строя, но и лишние энергозатраты. Мои же неслись как разномастное стадо, где каждый выбирал оптимальный для себя темп. Хаос, который эффективнее порядка. Надо будет подумать, как это формализовать. На стрельбище разница стала еще очевиднее. Французы действовали по уставу: команды, залпы, перезарядка. Мои же работали как слаженный механизм, где каждый стрелял, как только был готов, не дожидаясь соседа, но распределив секторы обстрела. Грохот стоял неровный, зато мишени падали одна за другой.

На обратном пути французы уже едва волочили ноги. А мои «медведи», тяжело дыша, продолжали упрямо двигаться вперед. Финишировали они почти на минуту раньше.

Де Брольи стоял с каменным лицом. Грубая, неотесанная практика только что растоптала его военную теорию.

Однако Пётр не стал его унижать. Подойдя к генералу, он по-свойски хлопнул его по плечу.

— Не горюй, Франсуа. Твои парни — орлы. Просто мои — волкодавы. А на войне нужны именно они. Так что давай так: ты научишь моих маршировать, чтобы королям не стыдно было показать. А я научу твоих — побеждать.

Петр вывернулся: и француза не унизил, и своих отстоял. Вместо мордобоя — соревнование, которое заставит их не драться, а спорить, чей метод лучше. А в споре и сдружатся. Чистый гений манипуляции. Он предложил создать смешанные учебные роты для «обмена опытом», и де Брольи, проглотив обиду, вынужден был согласиться. Первый, конфликт, грозивший расколоть нашу армию, был превращен Петром в инструмент ее сплочения. Все усвоили урок: мы разные, но теперь грести придется в одной лодке. И в одном направлении.

Что интересно, я ведь помнил, что логика в военной мысли Брольи была. Всего через полвека Фридрих Великий доведет эту мысль про муштру до абсолюта. Или не доведет. Против «Шквалов» такая метода губительна для противника.

После того как Пётр своей грубой «педагогикой» привел армии к общему знаменателю, наступила моя очередь. Моей задачей было превратить сонный торговый город в наш главный арсенал. На очередном военном совете, уже в присутствии генерала де Брольи, я выложил на стол свои соображения.

— Господа, — привлек я внимание собравшихся, — у нас двадцать тысяч солдат. Чтобы вооружить их новыми винтовками, даже при круглосуточной работе понадобится минимум год. Я уж молчу про технологические проблемы. У нас этого времени нет. Поэтому мы займемся улучшением имеющегося оружия.

Взяв в руки французский мушкет — изящную, прекрасно сбалансированную, но безнадежно медлительную машину для убийства, — я положил его на стол.

— Это хорошее, надежное оружие. Однако слишком медленное. Наша задача — заставить его стрелять вдвое быстрее.

Боже, я толкую им прописные истины. Бумажный патрон, стальной шомпол — в моем Игнатовском любой подмастерье счел бы это каменным веком. А эти «лучшие солдаты Европы» смотрят, как на пророка. Технологическая пустыня…

Мой план состоял из трех пунктов.

— Первое — «Огненный темп». Мы отказываемся от пороховниц и пульниц в пользу стандартизированного бумажного патрона. Пуля и отмеренная порция пороха уже вместе. Солдат скусывает кончик, высыпает порох, забивает пулю с бумагой. Никаких лишних движений. Скорострельность возрастает с двух до четырех выстрелов в минуту.

Де Брольи подался вперед, забыв о генеральской осанке. Его палец непроизвольно постукивал по столу, отбивая такт моим словам. Он считал. Считал выстрелы в минуту.

— Второе — «Чистый ствол». — Я продемонстрировал два шомпола. — Главная беда черного пороха — нагар. Меньше осечек, меньше времени на чистку в бою.

— И наконец, третье — «Последний довод». — На стол легли два штыка. — Ваш штык, генерал, превращает мушкет в копье, лишая его возможности стрелять. Мой же, надетый на ствол, этому не мешает. В ближнем бою ваша пехота будет либо колоть, либо стрелять. Моя — делать и то, и другое.

Я закончил. За спиной герцога Пётр едва заметно усмехнулся и переглянулся с Орловым. Да, государь, тебе смешно. Ты привык к оружию будущего, к ураганному огню «Шквалов». А мне теперь приходится за уши тащить древнюю Европу, потому что наше будущее заперто за тысячи верст отсюда.