Гасконец. Париж (СИ) - Алмазный Петр

— Послушайте почему мы обсуждаем это и здесь и сейчас?

— Потому что нам больше нечем заняться? Пока люди не штурмуют Лувр, мы можем стоять здесь хоть два часа, хоть три.

— Будем просто обливаться потом, смотреть на людей и временами спорить, кто из этих горожан более уродливый, — вмешался в наш разговор Сирано де Бержерак.

Я усмехнулся.

— Мне самым уродливым кажется скачущий туда-сюда дворянчик.

Сирано де Бержерак рассмеялся:

— Да, да, согласен.

Мы действительно постояли так около получаса. Ничего не происходило.

Провокаторы присоединялись к своему лидеру. Их становилось всё больше и больше. Они объезжали толпу, увещевали народ и говорили о том, что король умирает. Что Людовик находится далеко-далеко в Гаскони, где обязательно встретят скорую гибель от отравленного кинжала или остро заточенного супа.

Во всех бедах обвиняли чудовищного испанского или итальянского шпиона Мазарини. От самого кардинала не было никаких новостей. Лувр молчал. К концу первого часа провокаторы попытались двинуть толпу вперед.

Конечно же, в ту же секунду мы опустили уже давно заряженные мушкеты и аркебузы. У мушкетеров были, очевидно, мушкеты, которые били куда дальше и куда страшнее. И одна пуля, выпущенная в таком близком расстоянии, могла убить лошадь, не то что пробить человека насквозь, даже если бы он был в кирасе. Люди сделали шаг, увидели ощетинившиеся оружиями войска, окружающие Лувр и отступили назад.

Тогда провокаторы вновь начали причитать, говоря о том, что мушкетеры не посмеют стрелять в народ Франции! Провокаторы убеждали горожан и бедных дворянчиков в том, что мушкетеры никогда не опустятся до этого. Что мушкетёры всегда были на стороне короля и всегда воевали против проклятого покойника — Красного кардинала Ришелье. Так что и сейчас Мазарини уж точно не сможет рассчитывать на их лояльность, ведь мушкетеры всегда были доблестными людьми короля и никогда не были глупыми псами кардинала.

Я искренне посмеялся, слушая это и вспоминая оригинальный роман Дюма. Потом оглядел своих друзей. Те были готовы пустить оружие в ход, хотя и особо не хотели этого делать. Тогда толпа снова двинулась. Я понимал, что тот, кто выстрелит первым, скорее всего, будет чувствовать себя не очень хорошо. Всё-таки, перед нами были не враги, а обычные дурачки, поверившие давним слухам о «злом красном кардинале».

Поэтому я направил мушкет, уже поставленный на сошки, чуть выше.

Я нашел самого первого провокатора, разъезжающего на коне и продолжавшегося что-то кричать. Я уже неплохо приноровился к мушкету. Привычном движением вставил тлеющий фитиль в фитильное отверстие. Попасть в цель мне не составило труда. Первый провокатор свалился с лошади, мертвый и наконец-то замолчавший. Толпа взревела. Увидев, что мы стреляем, горожане, вместо того, чтобы отступить, бросились вперед.

Подгоняемые другими провокаторами, люди шли на смерть. Тогда снова заговорили мушкеты. Стрельба длилась почти тридцать или сорок секунд, пока не выстрелили в каждый из нас. Более сотни человек упало замертво под нашими ногами, а остальная толпа всё же отхлынула к центру площади. Словно злая, но беспомощная волна.

Как раз в тот момент, когда мы поменялись с задним рядом. Новые мушкетёры и гвардейцы заняли наше место, а мы сделали шаг назад. Давно заученными движениями, мы слово автоматы, одновременно перезарядили наши мушкеты. Толпа, между тем, начала осторожно расступаться.

— Они будут строить баррикады, — вдруг сказал я.

— Зачем? — спросил Сирано де Бержерак.

— Не знаю, это Франция, тут стоят баррикады, — пожал плечами я.

Толпа действительно начала отступать вглубь темных парижских улиц. Мы охраняли Лувр в три смены. Ближе к полудню, я, Сирано де Бержерак и три мушкетёра отправились по домам. Толпа не то, чтобы начала расходиться. Скорее, напротив, всё больше людей стягивалось к Лувру. Но штурмовать его никто не решался.

Никто не пытался приблизиться больше, чем на десять метров. Я был прав. Многие стали строить баррикады. Разгонять их мы не решились, потому что сами себе баррикады не особенно мешали вести огонь по тем, кто будет пытаться прорваться в Лувр.

Никто не отдал нам новых приказов. Когда нас сменяли, вышел сам де Тревиль. Но он не стал обращаться к людям. Правда в том, что никто не хотел разгонять толпу до конца. Некая напряжённость на площади была нужна нам, чтобы выйти на тех, кто стоял за беспорядками. Так что положение сохранялось шаткое, но полностью устраивающее Его Величество.

Мы отошли на несколько десятков метров. Хотя было видно, что по узким улочкам уже распределяются молодчики с оружием. Идти в одиночку было бы опасно, тем более в голубом мушкетёрском плаще. Люди уже готовились отлавливать верных Мазарини людей по одиночке. Поэтому, сменившись, мы организованной группой сразу же направились в казармы.

Я прекрасно понимал, что идти домой бы опасно. Заговорщики, кем бы они ни были, знали, кто я и где живу. Им ничего не стоило, отправить туда своих людей, стоит ли мне оказаться дома. А до Планше и Миледи им не должно было быть никакого дела. По крайней мере, я надеялся на это, однако все равно спросил у друзей:

— Возможно, стоит переправить Анну и Планше в казармы королевских мушкетёров?

Все лишь покачали головами. Де Порто сказал:

— Не думаю, что это разумно. Она нигде себя не проявляла открыто, да и все знают ее просто как англичанку, провезенную сюда де Бофором.

— К тому же недавно сбежавшим из Бастилии де Бофором, — добавил Арман д’Атос.

— Его тело так не нашли? — спросил я.

— Нет, конечно. Думаю, что никто вообще собирался его хоронить, зачем? — ответил де Порто. А д’Атос следом добавил:

— Выбросили где-нибудь и всё.

Я покачал головой:

— Дрянная смерть, конечно, но он сам выбрал её.

После этого мы относительно добрались до казарм, где и принялись составлять дальнейший план действий.

Мы как раз разбирались с картами города, пытаясь понять, где удобнее всего будут заговорщикам устраивать засады на королевские войска. Если дело вдруг дойдет до настоящих уличных боев. Де Порто настаивал на том, что баррикады нужно ломать. Мы же с Анри д’Арамитцем утверждали, что это лишь спровоцирует совершенно неинтересных нам дурачков.

— Представь, Исаак, что мы уронили в реку украшение, но перед тем как начать его искать, решили хорошенько попрыгать по дну. Только ил поднимется! — увещевал здоровяка д’Арамитц.

— Нам сперва нужно дождаться, пока выступит настоящий лидер! — вторил я гугеноту. — А для этого нужно позволить ему увериться в своих силах! Показать, что королевская власть дает слабину.

Де Порто, конечно же, наши аргументы не нравились. Хоть и давно погруженный в дворцовые интриги, здоровяк оставался человеком глубоко благородным. Одно дело, постоянное, но честное соревнование среди офицеров и мушкетёров за внимание Короля и его милости. Другое дело — рисковать репутацией голубого плаща, чтобы выманить противника.

И всё же, Исаак был куда более хладнокровным человеком, чем можно было думать, так что он нехотя соглашался с нами.

— Доля истины, — говорил он. — В ваших словах есть, хоть мне это не нравится.

Как раз в этот момент, в казармы королевских мушкетёров вошла Джульетта. Никто не узнал ее, кроме Сирано де Бержерака, и я заметил, как на лице парижанина сразу же расцвела улыбка.

Юная девушка, переодетая в мальчишку, посмотрела на носатого и тоже чуть заметно улыбнулась. Эти двое строили друг другу глазки уже какое-то время, но ни к каким конкретным действиям не переходили. В целом я понимал девушку, учитывая её очень неприятное прошлое. Джульетта не стремилась к тому, чтобы роман развивался слишком быстро. Наоборот, она искренне радовалась каким-то случайным взглядом и вежливым комплиментом от парижанина. Сирано же я зауважал ещё сильнее, когда понял, что его полностью устраивает эта неторопливость.

Девушка подошла к нашему столу и тогда Арман д’Атос спросил: