Только вперед! (СИ) - Старый Денис

— Матушка-государыня, — старчески проскрипел Ушаков. — Дозволишь ли обстоятельно поговорить с господином Норовым не в твоей опочивальне, а там, где место для дознания?

Императрица посмотрела на Ушакова, перебросила взгляд на меня, заострила глаза на Бироне. Я увидел, как герцог заметно в отрицании покачал головой.

— А после заберёшь его. Ну как бы не на целый день. Сегодня же приём, и Александр Лукич приглашён туда, — сказала императрица.

Что ж, Ушаков не будет пытать меня точно. Ну, а если у нас состоится разговор, то мне найдётся чем прижать этого товарища. Да — он мастодонт. Один из пяти наиболее влиятельных людей в России. Но что-то сильно сдаёт Андрей Иванович.

— Приведите Александра Норова!— повелела государыня, махнув рукой в сторону двери.

Я не понял. Государыня шампанского что ли только что незаметно для меня отпила? Я же тут…

Через некоторое время я смотрел в глаза своему брату. Рад был? Даже не знаю. Настолько я сейчас напряжен, что и не могу понять. Тем более, что подозрения сразу же заполонили мои мысли. А не он ли для меня предал, рассказал о золоте?

— Ну, говори! — потребовал почему-то Ушаков от моего брата Александра Матвеевича.

— Так что же говорить? Я уже всё рассказал. Молю лишь Ваше Величество и всех ясновельможных помочь мне в том, — говорил мой брат.

Он не стушевался. Говорил уверенно, может, даже немного излишне. И чувствовалось в его голосе какая-то опустошённость, горе. Я бы даже проникся и пожалел, может быть, даже чем-то помог… Но логика подсказывала, что сведения о золоте на моих землях на юго-востоке Урала, скорее всего, пришли от братца.

— Со своим братом и оговорите всё. Александр Лукич у нас по тайным делам, выходит так, что мастер. А я даю на то своё тайное дозволение. Оговорите после, — сказала сегодня словоохотливая императрица. — Сие столь же важно, как и создание новой дивизии.

Государыня махнула рукой, показывая этим жестом, что мы все её достали и видеть нас больше не желает. Даже герцог Бирон подался к двери. Но это, наверное, с какой-то надеждой уйти.

— Герцог, а ты останься. Выискался защитник негодяя Алексашки Норова! — как-то даже игриво сказала государыня.

Наверное, фавориту придётся сейчас изрядно попотеть. Ну так он сам свою участь выбрал. Ну, а за то, что всё-таки он встал на мою защиту, ведь ситуация могла бы быть куда как более плачевней для меня, спасибо. Уверен, что мне найдётся, чем отблагодарить Бирона.

Или не найдётся. Не за горами те времена, когда нужно будет принимать очень жёсткие решения по отношению ко многим людям, даже к тем, которые, казалось, были со мной в приятелях. И здесь без жёсткости и цинизма не обойдёшься.

Но ещё посмотрим. У меня были сведения, что государыня чувствует себя намного хуже, чем сейчас я увидел. Понятно, что её болезни не настолько ещё воспалились, чтобы императрица постоянно лежала в постели. Но всё же… И Юлиана говорила, что государыня болеет намного чаще, чем ещё полгода назад.

Оказалось, что это всё. Закончилась сцена. Будто бы зная настроение государыни, в комнату вошли два лакея. В это же время герцог яростно жестикулировал мне на выход.

Вот так вот? Без окончательного решения? Мне ничего не оставалось, как отправиться домой и там ждать решение государыни. Хотя я был полностью уверен, что это решение уже принято, а передо мной был разыгран некоторый спектакль. Но меня отдают на откуп Ушакову?

Вряд ли два актёра — императрица и герцог — заранее репетировали. Но я уверен, что подобные сцены с инакомыслием и недомолвками они разыгрывают часто. Так что могут вытянуть спектакль даже на импровизации. Забавляются, наверное.

Русская самодержица провела глазами вслед уходящего бригадира Норова. Как только двери закрылись за молодым и красивым человеком, лишь только немного обезображенным, или даже украшенным, шрамом на щеке, государыня словно бы рухнула в кресло. А ведь до этого она там же и сидела. Только что спину держала прямо, а сейчас и вовсе осунулась, расклылать по большому креслу.

— Сильно плохо, звезда моя? — участливо спрашивал Эрнст Иоганн Бирон.

— Тяжко. Уже как бы выдержать и час времени стойко, зело много сил уходит, — словно бы старуха прокряхтела государыня.

Ведь на самом деле ей и сорока трех лет нет. Но умудрилась запустить себя так, что у иных восьмидесятилетних старух столько болезней за раз не появляется. И всё никак не успокоится — много ест жирной еды, сладостей.

И сейчас императрица потянулась к конфетам [в то время конфетами корее называли небольшие пирожные]

— Медикусы говорили…

— Вот только начни меня научать, Берон! — тут же взъярилась Анна Иоанновна.

Старался, он пытался ей внушить, что нужно хотя бы отказаться от сладкого. Казалось, что целый пуд государыня съедает за день всяких пирожных, а порой просто ложками ест сахар. По поводу вредной жирной еды Бирон ничего не знал и не мог сказать, что именно она и влияет на зрение императрицы. Так что никто не прогонял поваров, которые всё чаще готовили еду во фритюре.

— Эрнестушка, а ты что войну начал с Ушаковым? — чуть отдышавшись, развалившись на кресле, спрашивала государыня.

— Матушка, так мы с ним и не прекращали воевать. Дозволь Андрея Ивановича по рукам ударить! — сказал Бирон.

Герцог подумал, что сейчас самый удачный момент спросить разрешения активно действовать против Ушакова. Кое-что Бирон знал, о другом догадывался. Хотя я понимал, что у Андрея Ивановича на него тоже найдётся что-нибудь. Но теперь появился и Норов…

— Ты от чего, герцог, посоветовал мне Норова удалить? Нет, спорить не буду, что сие есть здравая мысль. И Аннушка ничего не начудит. Медикус и говорили, что ей сильные переживания ни к чему, а ещё… — даже быстрая на пошлости и откровенная Анна Иоанновна и замялась.

Ходили слухи, что если у Норова окажется слишком большое мужское достоинство, с Анной Леопольдовной может быть весьма опасным для ребёнка. Если бы Норова не отправили, то Анна Иоанновна пошла бы и на то, чтобы проверить… Не самой, конечно, а медикам — насколько может навредить ребёнку утеха с Норовым.

Так что всё очень даже хорошо сложилось, пусть об этом не совсем догадывается и сам Норов. С одной стороны, его и брали из Петербурга потому, как весьма возможно покушение на Александра Лукича.

Тут же находится Василий Фёдорович Татищев, который уже в открытую на трактирах говорит о том, что Норова убить надо.

— Совсем уже ум потерял этот Татищев… — сказала государыня, жадно посматривая на стоящие рядом с ней пирожные.

Вот только пару минут назад, когда ей было действительно не очень хорошо, есть никак не хотелось. Тут полегчало — и тяга к сладкому побеждает разум.

— Матушка… — ещё раз, но уже робко пробует уразуметь государыню герцог.

Но она его уже не слушает. Очередное пирожное закинуто в рот.

— Ушакова я сама приструню. А тебе поручаю разобраться с Татищевым. Он же был под стражей? Почему вышел? — доедая уже вторую конфету, говорила государыня.

— Исполню волю твою, — сказал Берон.

— Ну как же он будет дивизию формировать и в то же время ладить поставки оружия хивинцам? — забеспокоилась государыня.

— Так что ему сделается? Мы закупаем новые фузеи у Голландии, а самые старые отдадим. Тоже и с пушками. Миних пишет, что много у него артиллерии, а теперь так столько, что и не нужно. Вот ту турецкую и отдать хивинцам, — говорил Бирон.

— Мне не нравится, Эрнестушка, что подставляем Норова. Ведь случись что, прознают персы, что Хиву вооружаем, так придется сослаться на Норова, что то его дело, а не наше, не державное. Как бы шах не потребовал казни. А мне Норов нужен, — сказала государыня и вовсе потеряла интерес к происходящему.

Лишь еще одно пирожное было закинуто в рот. Даже стрелять расхотелось.

Глава 19