Путь к славе (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Ждём! Огонь пока не открываем!

И вновь я ругнулся сквозь зубы на самого себя; ведь не предупредил же Малых о том, когда открыть огонь! По хорошему, нужно дать фрицам подобраться поближе — и ударить из пулемета накоротке, пользуясь тем, что броневик вряд ли сразу разглядят… Но умница Николай и сам не спешит первым поднимать пальбу. Пусть и за тонкой броней, ему наверняка спокойнее, чем в наспех углубленном окопе «для стрельбы лёжа»… Но ещё спокойнее, когда немцы не палят в ответ из скорострельных машиненгеверов.

Мотоотряд довольно быстро добрался до опушки молодого, не успевшего толком подрасти леса. В раздражение на Мухина я обернулся направо — и заметил кое-как ползущих казаков в сотне метров от окопа. «Пластуны», чтоб их… Хотя чего я хотел от молодых призывников? В моем времени восемнадцать-девятнадцать лет (для работников народного хозяйства) — это вообще ещё дети какие-то… Ну пускай не дети — пацаны.

Но явно ж не мужики, кому завтра в бой идти и кровь проливать — и свою, и чужую. Может быть, конечно, я и предвзят, и нельзя всех под одну гребенку… Однако ощущения именно такие.

— Влад, дай-ка мне карабин, пока немцы ещё далековато…

Мотопехота фрицев могла бы пройти к стоянке вдоль опушки — но враг решил разведать стоянку, пройдя сквозь лес. Вперёд гансы пустили дозор из трех человек, ещё одного зольдата оставили у мотоциклов. Оставшиеся шесть мотоциклистов держатся компактной группой, вооруженной сразу двумя МГ-34… Погано. Если первыми заметят казачков и успеют открыть огонь из пулеметов, следующее мне на выручку отделение (десяток?) покрошат в минуту.

Хорошо бы немцев опередить… Приняв винтарь из рук потянувшегося к штатному «Нагану» Никишева, я коротко мотнул головой:

— Не нужно. Если только вплотную подберутся…

Красноармеец послушно кивнул — а я умастил ложе винтовки на бруствере, поплотнее утопив тыльник приклада в плечо. В свое время на срочке я пострелял не так и много — но общий принцип стрельбы одиночными что из «Калаша», что из «трехлинейки» одинаковы. Разве что привычный мне АК-74М вёл огонь в полуавтоматическом режиме, а с затвором карабина придётся повозиться… Но пока мы стояли на переформировке у Каменецка, я выкроил время, побывал на стрельбах — под легендой, что восстанавливаю стрелковую форму после ранения. Палил, правда, больше из танкового ДТ или табельного «ТТ» — собственные неумелые действия в перестрелке во Львове я и сейчас вспоминаю со жгучим стыдом… Однако же из винтаря я также выпустил пару обойм; к слову на стрельбище, в спокойной обстановке, продольно-скользящий затвор «трехлийнейки» мне проблем не создавал.

Ну, посмотрим, как пойдет сегодня…

Сейчас я целюсь в сторону группы немцев с пулеметами — напряженно ожидая, что германский дозор вот-вот заметит казаков. Закиданный ветками броневик фрицы вроде бы не разглядели… Пока что до врага остаётся ещё метров семьдесят, и я надеюсь подпустить мотоциклистов чуть поближе — на бросок гранаты.

Заодно и Малых будет проще достать врага…

Неожиданно в левый бок ткнулся локоть Никишева, а над ухом горячо зашептали:

— Товарищ комбриг, дозор…

Оборвав бойца, грохнул выстрел — и германская пуля резанула по брустверу, выбив земляное крошево в вершке от моей головы!

— Тварь!

Я испуганно нырнул вниз — а недавнюю напряженную тишину разрезал оглушительный грохот выстрелов. Сперва замолотил пулемёт броневика, к нему добавились частые, излишне суетливые выстрелы казачьих карабинов… Немцы ответили из винтовок — а затем гулко замолотили оба пулемета, ударив в сторону БА-20, демаскировавшего себя стрельбой. С перебоем ударило сердце — и тут же очередь танкового «Дегтярева» резко оборвалась.

Да твою же ж… Дивизию.

— Спокойно, боец, спокойно! Без суеты.

Обращаюсь к Владу — но успокаиваю, как кажется, самого себя… Я сноровисто прополз к самому краю промоины (не забылись ещё навыки, полученные юнцом на «Самбо»); аккуратно высунул наверх голову. Броневик молчит — пули МГ-34 или ранили, или убили красноармейца, возможно, успевшего свалить кого-то из немцев… А дозор фрицев азартно палит в сторону залегших, и явно растерявшихся казаков. Возможно, терцы уже идут нам на помощь — но из двух пулеметов фрицы покрошат подкрепление ещё на подходе.

Однако нас с Никишевым в горячке боя фрицы не заметили (не считая увязжего в перестрелке дозора). Сперва поднялся один залегший расчёт, затем второй — а с ними и ещё один зодьдат. Пренебрегая короткими перебежками, гансы заспешили на помощь дозору — подставив мне открытый бок…

— За тебя, Коля.

Задержав дыхание, я поправил прицел — взяв упреждение на полфигуры впереди несущего пулемёт германца. После чего мягко, на выдохе потянул спуск…

Выстрел! Плотно прилаженный приклад легонько толкнул в плечо — а пулемётчик рухнул наземь… Но залегли и остальные немцы — а я нырнул вниз и пополз по промоине, меняя стрелковую лежку. Вовремя! Ударила одна, другая очередь МГ-34, над головой густо полетели пули. Затем добавил жара и второй пулемёт — это включился в бой уцелевший номер расчёта.

— Злятся фрицы, ой злятся! Мстят!

Я с ободряющей улыбкой кивнул белому как мел Никишеву, цепко сжимающему в пальцах табельный «Наган». Красноармеец ответил неуверенной и какой-то кривой улыбкой — а я прополз к дальнему концу промоины, где передернул рукоять затвора, досылая новый патрон.

Вроде бы не заедает…

Вновь аккуратно высунулся, едва показав нос над бровкой окопа. Пулемётчики все также активно стреляют — и два зольдата под их прикрытием быстро сближаются с нашей «траншеей», сжимая в руках длинные ручки «колотушек»… Им всего метров десять пробежать осталось — а там уже и гранаты можно бросать!

Я тотчас пальнул из винтаря; поспешил, не успел толком прицелиться — только шуганул гадов! Пулемётчики тут же перенесли огонь на вспышку моего выстрела, пули начали резать бруствер над самой головой… Я распластался на земле, достав из кармана «лимонку»; разжать усики и вырвать чеку — дело пары секунд. Не сразу, потеряв мгновение, отпускаю рычаг гранаты — всё-таки мой первый бросок… Я запомнил направление движения фрицев — и, едва приподнявшись, метнул «лимонку» вперёд.

Но кажется, бросил слишком низко — и не так далеко, как нужно…

А в собственный окоп уже влетела германская «колотушка», плюхнувшаяся совсем рядом — полметра, не больше.

— Господи, спаси!

Целое мгновение я потерял, целое мгновение, кажущееся таким долгим я тупо смотрел на дымящуюся рядом гранату… После чего с криком рванулся к ней, удивляясь собственной храбрости. Схватив «колотушку» за ладную деревянную ручку, отчаянно швырнув её назад — вздрогнув всем телом, когда снаружи ударил взрыв! Но это был взрыв моей «лимонки»; кажется, послышался приглушенный вскрик… А германская граната рванула секундой позже.

— Господи, спаси…

Я забыл о напарнике-красноармейце, забыл о пулеметах, бьющих в мою сторону. Один, впрочем, как раз замолк — наверняка фриц меняет перегревшийся ствол… Я отчётливо осознал, что мне просто повезло с первой «колотушкой» — но гранатометчики, действующие под прикрытием машиненгеверов, все равно добьют… И вот тут такая крепкая злость меня разобрала! На собственный страх и тупость, что выбрал позицию в стороне от своих. На немцев, что вот-вот меня угробят… На брательника, из-за которого утопил паджерик и сгинул сам в безымянном пруду! В общем, плюнув на МГ-34, я рванул из кобуры «тэтэшник»; сдвинув курок с предохранительного взвода, я приподнялся на колено — твёрдо сжав пистолет в руках.

— Жрите, твари!!!

Я не успел даже толком прицелиться, открыв поспешный, торопливый огонь по гранатометчику, вскинувшему руку для броска «колотушки»… Но отчаянная решимость, сильный маузеровский патрон — и занятия на стрельбище дали свой результат. Пистолет словно стал продолжением моей руки — и с тридцати с небольшим метров я задел фрица первой же пулей. Гранатометчик дёрнулся в момент броска, «колотушка» полетела вперёд неловко и недалеко… А я всадил ещё две пули точно в живот фрица, едва поправив прицел.