Путь к славе (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

А опытный Елизаров, успевший повоевать в артиллерии ещё на Германской, сразу понял, что от него требуется — и как в точности исполнить полученный приказ…

Угол наводки был продиктован расчётам сразу после того, как «сорокапятки» закончили разворот, а в казенниках с лязгом исчезли фугасные гранаты. Майор принялся диктовать цели минометчикам — а старшина Михаил Щуров выкрутил рукоятки углов прицеливания на нужные значения. После чего вновь сверил шкалы механизма углов местности по цифрам артсхем из блокнота наводчика — и выставил нули.

Все, орудие к стрельбе готово…

— Батарея! Огонь!

Майор так и не покинул дерево, рассчитывая вести визуальную корректировку по разрывам фугасов, поднимающих в воздух высокие «фонтаны» земли… Старшина же дисциплинированно нажал на рычаг спуска:

— Выстрел!

Звонко хлопнула пушка, лязгнул казенник, выплюнув стрелянную гильзу; кисло пахнуло сгоревшим порохом. А заряжающий, долговязый и грамотный, исполнительный красноармеец Щукин, чётко отрапортовал:

— Откат нормальный!

— Осколочный! Колпачок со взрывателя снять!

Подносчик, невысокий, но плечистый боец Лукин умело подхватил два снаряда, передав один Щукину. Последний же сноровисто загнал тот в казенник:

— Готово!

И практически одновременно с тем с верхушки клена раздалась команда майора:

— Вправо пять! Осколочными!

Старшина мысленно похвалил себя за догадливость — и поправил прицел орудия. Секундой спустя раздалась очередная команда майора:

— Огонь!

Батарея ударила дружным залпом — а следом грохнули выстрелы полковых миномётов, также нащупавших цель. Высокая скорострельность (до пятнадцати выстрелов в минуту) — и корректировки капитана позволили расчётам быстро пристреляться к зениткам… Столбы разрывов поднялись на батарее, мешая землю и осколки, градом хлестнувшие по германским расчётам. Немцы ведь не успели даже подготовить щели для укрытия! Так что ростовых «мишеней» на батарее не осталось после первого же залпа; впрочем, какое-то шевеление на земле все ещё наблюдается…

— Прицел тот же! Осколочными — огонь!

Грянул третий залп — что наверняка добил германских пушкарей… Заодно повредив и орудия. Уж целых панорам на зенитках точно не осталось! Майор хотел было скорректировать прицел, чтобы догнать осколочными и экипажи тягачей… Но на звуки выстрелов из рощи уже развернулись немецкие панцеры. Пять «двоек» отделились от левого «крыла» перевернутого клина танков, бодро покатив в сторону батареи… С артиллерийской засадой увы, уже ничего не получится.

— Расчёты, прекратить огонь! Зарядить бронебойные! Орудия развернуть на десять часов!

Майор был столь увлечён корректировкой огня своих артиллеристов, что не обратил внимания на начавшуюся уже перестрелку. А между тем, советские танкисты дали первый залп, целя в чешские панцеры! Потеряв разом три машины, немцы открыли ответный — и увы, довольно результативный огонь… Все-таки хорошая у них оптика.

В горячке боя никто из танкистов уже не заметил взвившуюся над подлеском красную ракету — но сигнал прочитал германский оберст, ведущий бой из командирской машины. Предчувствуя дурное, он приказал развернуть роту лёгких противотанковых пушек — а минометчикам открыть огонь по посадкам, откуда взвилась в небо сигнальная ракета… Конечно, херр оберст крепко полагался на сильные, дальнобойные зенитки «ахт-ахт». Но и полнокровная рота ПТО способна крепко попортить кровь большевикам!

Между тем, расчёт старшины Щурова спешно развернул орудие навстречу атакующим немцам. Артиллеристы едва не зарядили пушку ещё одним осколочным снарядом — но после очередного выстрела прозвучал испуганный возглас заряжающего: «нет отката»! Такое иногда случается, если пороха в гильзу положили с недовесом. Пришлось спешно (но аккуратно!) отжимать замок ломиком — а уж после загонять болванку в казенник.

И все же расчёты опоздали. Всего на доли секунд, но опоздали — не успев выставить на ноль новые значения углов наводки… Ударили лающие очереди автоматических пушек, послышался сильный лязг — и пугающий в своей безысходности крик ужаса. Очередь бронебойных снарядов «двойки» прошила тонкий, всего пять миллиметров, щиток пушки — и разбила панораму… Разорвав пополам тело наводчика «сорокапятки», соседней с расчётом Щурова.

Закричал молодой заряжающий, в ужасе вытаращившись на обезображенного товарища — но старшина не обернулся на крик. Нет, он лихорадочно докручивал маховики подъёмного и поворотного механизмов, сводя перекрестье прицела с башней «двойки»… Но едва стоило нажать не спуск, как панцер дёрнулся в сторону — резанув по щитку пулеметной очередью.

Перед внутренним взором Михаила на мгновение предстали лица жены и сыновей…

Щиток, впрочем, удар выдержал — а работающий, словно отлаженный механизм расчёт уже приготовил пушку к новому выстрелу. Панцер развернулся к «сорокапятке» Щурова узкой лобовой проекцией — а германский заряжающий уже вогнал в приёмник пушки новый магазин на десять патронов… Михаил внутри весь захолодел, руки его затряслись от напряжения и волнения. Наводчик отчётливо понял, что сейчас все зависит от него — включая жизни всего расчёта!

Старшина не имел права промахнуться — но кажется, просто не успевал.

Господи, помоги…

Пусть с задержкой, но открыли огонь минометчики — как никогда вовремя! Мощный снаряд весом под шестнадцать килограмм взорвался рядом с германским панцером. Сильный толчок сбил прицел наводчика, а осколки повредили гусеницу. И очередь столь опасных бронебойных снарядов с чавканьем всопорола землю всего в метре от Михаила… Зато сам старшина наконец-то совместил перекрестье прицела с башней — и поспешно нажал на спуск.

— Выстрел!

— Откат нормальный!

— Бронебойный!

Щуров даже не оторвался от панорамы, начав наводить пушку на следующую цель — в то время как расчёт сноровисто перезарядил орудие. Болванка на сей раз угодила точно в башню «двойки», вмяв внутрь шаровую пулеметную установку — и начала хаотично рикошетить внутри боевого отделения, попутно разрывая германскую плоть… Но это был лишь первый из пяти танков, направленных против батареи.

Впрочем, ещё один вспыхнул следом, получив снаряд в моторную часть — но два орудия с расчётами уже выбыли из строя… Вновь взорвались тяжёлые, практически пудовые мины; осколки жёстко хлестнули по корме замыкающего группу германского панцера — и кажется, пробили её. Моторная часть вон, задымила…

Но ещё два танка сходу открыли огонь.

Щурову опять крепко повезло — немцы в качестве цели выбрали не его орудие, и очередь лёгких трассирующих снарядов накрыла уже неисправную, соседнюю пушку. Расчёт, где погиб наводчик… Но дотянуться до немцы в ответ не получилось — не хватило угла горизонтальной наводки.

Всего пары градусов…

— Поворачивай пушку! Братцы, быстрее!

Втроём (расчёт Щурова также пострадал во время артналета) бойцы схватились за станины и быстро развернули пушку — после чего Михаил вновь припал к панораме, подкручивая маховики наводки… Очередь «двойки» резанула с секундным опережением; Лукин погиб молча, мгновенно — отброшенный назад тяжёлым ударом. А в щитке пушки справа вдруг образовалась сквозная дыра от снаряда… Щукин невольно осел на казенник — на краткое мгновение ноги перестали слушаться бойца.

Но звонко грянул выстрел «сорокапятки», оборвавший очередь «двойки». Болванка с легкостью порвала тонкую лобовую броню — и ещё более тонкую перегородку в моторное отделение… Мгновением спустя танк вспыхнул яркой свечкой — а сквозь бортовые люки башни начал выбираться экипаж. Слишком поздно… Тугие языки жаркого бензинового пламени догнали обоих — и командира, и заряжающего.

Механик-водитель погиб мгновением раньше — его тело оказалось на пути болванки…

Последний панцер без труда добил бы уцелевшее орудие батареи — и Щуров прекрасно понимал это, вновь лихорадочно работая маховиками наводки. Он уже успел мысленно проститься с родными — и попросить у них прощения, ловя немца в прицел на одном упрямстве и чувстве долга…