Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

— Правильно, Григорьич.

Сан Саныч хмыкнул, повернулся ко мне и скомандовал:

— Отбой, Красавчик. Планы изменились. Отдай Григорьичу платок.

Глава 20

Сан Саныч и Юрий Григорьевич вернулись поздно вечером. За окном к тому времени уже стемнело. Я поужинал, уселся в кресло штудировать «спортивный альманах». До возвращения прадеда и Александрова я выучил наизусть результаты хоккейных матчей двух чемпионатов мира, отложил в памяти фамилии победителей Олимпийских игр восьмидесятого года, даже сунул нос в хитросплетения игр бейсбольных команд Соединённых Штатов Америки и Канады. В прихожей щёлкнул дверной замок — я тут же бросил на журнальный столик тетрадь. Встретил прадеда и Александрова на пороге комнаты. Увидел озорной блеск в глазах Юрия Григорьевича.

— Как прошло? — спросил я. — Нашли скрипку?

— А как же, — ответил прадед. — Нашли. Старый конь борозды не испортил.

Он усмехнулся и тряхнул головой. Я не удержался — чихнул: Сан Саныч снова принёс мощный запах своего одеколона. Александров будто почувствовал моё недовольство: нахмурился.

— Где она была? — спросил я.

— Там же, — ответил Юрий Григорьевич. — В гостинице. Это было несложно. Я поводил скрипача по этажам. Воспользовался твоим примером: сработал дважды по десять минут. Этого вполне хватило.

Прадед полюбовался на своё отражение в зеркале, словно заинтересовался причёской. Мне показалось, что мысленно он всё ещё ходил по гостинице «Интурист» — под прицелом удивлённых взглядов.

Я выждал, пока прадед налюбуется на себя, и спросил:

— Кто её спёр?

Сан Саныч махнул рукой.

— Дурацкая история, — ответил он. — Скрипку горничная прихватила. Пока не понятно: по собственной глупости, или по чужой указке. В этом без нас разберутся. Не наше это дело. Свою задачу мы выполнили.

Сан Саныч заглянул в мои глаза и заявил:

— У нас с Григорьичем к тебе, Красавчик, серьёзный разговор. Поставь чайник.

Александров указал рукой в сторону кухни.

Я посмотрел на ставшее вдруг серьёзным лицо Юрия Григорьевича, спросил:

— Вас в гостинице не покормили?

— Кто бы нас там кормил? — проворчал Александров.

Он покачал головой.

Под присмотром Сан Саныча я вскипятил на газу воду. Юрий Григорьевич за это время переоделся в домашнюю одежду и уселся за стол рядом с Сан Санычем. Александров эмоционально описал мне процесс поисков скрипки в гостинице «Интурист». Прадед выслушал окончание этого рассказа и добавил, что работа с «поиском» ему понравилась. Я поставил на стол чашки с чаем рядом с «организованной» Сан Санычем колбасной нарезкой. Понаблюдал за тем, как Юрий Григорьевич и Александров жадно проглотили по бутерброду. Вновь отметил, что разница в возрасте между Сан Санычем и моим прадедом сейчас почти незаметна.

Сан Саныч указал пальцем на тарелку с колбасой и сказал:

— Поешь, Красавчик. Я не уверен, что моя невестка тебя сегодня покормит. Небось, опять сидят с Аркашей без копейки. Бестолковая молодёжь. Так и не научились нормально жить от зарплаты до зарплаты.

Александров хмыкнул.

Он сделал глоток из чашки и спросил:

— Не передумал, Красавчик?

Александров снова соорудил себе бутерброд. При этом он не спускал глаз с моего лица.

— В каком смысле, Сан Саныч?

— Может, останешься, Сергей? — спросил Юрий Григорьевич. — Здесь, в СССР. С нами.

Он посмотрел на меня поверх чашки.

Я покачал головой, поднял руки и показал прадеду ладони.

— Без вариантов, дед. Не останусь. Даже если ты решишь проблему с документами. Мы на эту тему уже поговорили. Забыл? С тех пор ничего не изменилось: ни СССР, ни моё мнение о жизни в нём.

Юрий Григорьевич и Александров обменялись взглядами.

Сан Саныч снова повернулся ко мне и сказал:

— Тогда собирайся, Красавчик. Отвезу тебя сегодня к себе. Поживёшь немного там: потеснишь Аркадия и его невесту. Не сомневаюсь, что они порадуются твоему визиту. Особенно если ты им завтра еды купишь.

Я вопросительно приподнял брови.

Юрий Григорьевич вздохнул (мне показалось: печально).

— В четверг Григорьич ужинает с Фурцевой, — сообщил Александров. — Григорьичем уже заинтересовались. Серьёзные люди. Понимаешь? Не только Министр культуры. Думаю, что завтра биографию твоего прадеда уже рассмотрят под микроскопом. Лучше, что бы ты, Красавчик, под этот микроскоп не попал. Лучше и для тебя, и для Григорьича. Так что пей чай, наедайся бутербродами. Собирай вещички. Уже сегодня переберёшься к Аркаше. Перекантуешься там до отъезда. С Георгичем сейчас попрощайся.

Я повернул голову, встретился взглядом с глазами прадеда.

— Так надо, Сергей, — произнёс Юрий Григорьевич. — Для твоего же блага. Чтобы ты уехал спокойно.

Он невесело улыбнулся.

Я пожал плечами и ответил:

— Хорошо. Как скажете, товарищи старички. Не вопрос.

Всё моё имущество снова поместилось в рюкзак. Кроссовки, джинсы и «фирменные» спортивные штаны я подарил своему прадеду. Бейсболку, пластмассовые шлёпки и шорты вручил Сан Санычу. Из привезённой в тысяча девятьсот семидесятый год одежды я уложил в рюкзак только белые футболки и китайские трусы. Туда же я сунул купленные уже здесь, в СССР, вещи. Не взял с собой ни почти опустевший баллончик с пеной для бритья, ни мобильный телефон, ни туалетную воду — всё это я отдал Александрову. Прадеду я сам одел на руку мои швейцарские часы («на память») — тот сопротивлялся лишь для приличия. Остаток советских денег я поделил на две части (лишь одну пачку сунул в рюкзак вместе с валютой) и тоже передал их Сан Санычу и Юрию Григорьевичу.

Прощание с прадедом получилось недолгим. Мы обнялись. В глазах Юрия Григорьевича блеснула влага. Я клятвенно пообещал прадеду, что непременно оповещу о себе, когда обустроюсь за границей: пришлю на бабушкин адрес открытку с изображением Эйфелевой башни или Биг-Бэна. Выслушал заверения о том, что для меня «дверь всегда открыта» — в случае, если «заграничная» жизнь мне всё же не понравится, или если я затоскую «по Родине». Прадед пожелал мне удачи — я ответил ему примерно теми же фразами. Напомнил я напоследок прадеду и о том, что мост между «берегами» не только возможен, но и необходим. Юрий Григорьевич с этим снова согласился. Мы синхронно вздохнули. Я шагнул вслед за Сан Санычем за порог прадедовской квартиры.

В салоне автомобиля я выслушал нотации Сан Саныча и снова задумался о том, правильное ли я принял решение. Под бубнёж Александрова я вновь проанализировал свои желания. Понял, что в СССР меня удерживали только прадед, Сан Саныч, бабушка и… Лебедева. Понял, что не чувствую тоску по пионерским галстукам и по ленинским субботникам; не ощутил желание заполучить комсомольский значок или партбилет. Я посмотрел на проплывавшие за окном красные флаги и баннеры с советскими лозунгами — сообразил, что нынешняя Москва так и не стала для меня родной. Я больше скучал по той столице, где сверкали рекламные надписи и светились яркие вывески многочисленных магазинов. Понял, что соскучился даже по своей работе в ночном клубе.

Рита и Аркадий удивились нашему визиту. На известие о том, что временно я стану их соседом, они отреагировали спокойно. А вот Василий моему появлению искренне порадовался. Он сразу же потребовал, чтобы я рассказал вторую часть истории о «жутком» терминаторе. Я подтвердил своё прошлое обещание. Только уточнил, что расскажу историю завтра вечером. Васю родители уложили спать. Аркадий и Рита посидели вместе со мной на кухне, напоили меня чаем. Я убедился в правдивости слов Сан Саныча о том, что в Аркашином холодильнике «мышь повесилась». Сделал в уме пометку прогуляться завтра в магазин и купить продукты.

В первый же вечер Рита и Аркадий выплеснули на меня накопившиеся новости. Они сообщили мне, что Валентина Кудрявцева ещё месяц назад уехала в Тольятти к своему бывшему мужу. Она заявила, что «бывший» испортил ей жизнь, поэтому она повезла ему «должок». Валя пообещала подругам, что не успокоится, пока её бывший муж не попросит у неё прощения «стоя на коленях». Сказала, что выцарапает глаза «разлучнице» и покажет «семейке» бывшего мужа, «где раки зимуют». Уже месяц Рита и Аркадий о Вале ничего не слышали. Хотя Рита и спрогнозировала, что Валентина Кудрявцева вернётся в Москву «до конца нынешнего года».