Представитель (СИ) - Семин Никита

Африканский континент тоже пылал из-за противостояния Франции и Англии, но опять же для нас это был вторичный и несущественный фронт.

Георгий Константинович смотрел гоголем. Провернуть такую операцию! Не удивительно, что ему дали сразу по итогу Орден Ленина и звание маршала. Причем если бы не смерть Муссолини и последующий выход Италии из войны, то мимо звания он бы пролетел.

А мне пришлось провести небольшую «чистку» в рядах информбюро. Причины, почему Жуков не обратился ко мне за помощью в налаживании контакта с Коминтерном, не особо важны. А вот то, что мои сотрудники готовы за моей спиной не просто предоставлять информацию и важные контакты другим людям, но и даже не сообщать мне об этом — уже гораздо серьезнее. Уволить я никого не мог, как и формально дело не завести, зато перевод на фронт в качестве военного корреспондента таким вот «ретивым» обеспечил.

— Мы можем и дальше задавить их! — убежденно заявлял Жуков на совещании. — Зачем просить мир? Если они согласятся, то получат передышку, а через пять-десять лет нападут! Но в этот раз первыми, без предупреждения и полностью проработав итоги текущей войны.

— Согласен с маршалом Жуковым, — кивнул Белов. — Сейчас капиталисты могут согласиться на мир, но лишь с целью подготовиться и возобновить боевые действия. Своих целей они не достигли, а сил у них еще полно. Лишь времени на перевооружение не хватает. Опыт их бойцы тоже получили. Мир сейчас — лишь отсрочка.

— А что скажет товарищ Огнев? — повернулся ко мне Иосиф Виссарионович. — Это ведь ваша идея — просить мир у противника.

— Как и говорил ранее, нужно продолжить вести нашу политику: по нашей доктрине мы не ведем агрессивные действия, лишь отвечаем на угрозы. Формально — угроза устранена. Посыл о мире — это следование нашей доктрине. И в то же время я согласен с маршалами, что враг еще силен. И именно поэтому они сейчас на мир не пойдут. Могут согласиться на перемирие, для тех целей, что уже прозвучали, но вот перемирие-то как раз им давать не надо! Только полноценный мир, настаивать надо на этом. И вот этого враг уже нам не даст.

— Тогда к чему весь этот фарс? — фыркнул Жуков.

— Для того чтобы когда будет реализована вторая часть моего плана, враг дрогнул и сам воспользовался нашими тезисами о мире и пришел просить его. А не искал пути, как нас уничтожить, не считаясь с потерями.

— Как будто у них это получится, — самоуверенно отмахнулся Георгий Константинович.

Но эту его браваду все проигнорировали. Первый шаг — умиротворение конфликта в Испании сделан. Теперь очередь за Сергей Палычем. От того, как скоро он завершит ракету, зависит очень многое.

— Когда эти чертовы красные макаки покинут нашу землю? А? Я вас спрашиваю, Кейтель? — с перекошенным от ярости лицом, кричал Гитлер. — Они попирают нашу землю уже почти год, а мы топчемся на месте!

— Мой фюрер, нас сдерживает пакт о ненападении с Польшей, — сдержанно ответил оберст-генерал. — В военном плане лучшим решением было бы перерезать линию снабжения их войск, но для этого необходимо пройти польскую границу. Что означает автоматическое включение регулярных сил Польши в конфликт против нас.

— Вы боитесь каких-то поляков? Вы слышали, что коммунисты призывают к миру? Они выдохлись! Один решительный удар, натиск, и они побегут обратно в свою Сибирь! Плевать на поляков — действуйте!

К новому году немцы преподнесли нам очень неприятный подарок. Сосредоточенные в районе Бреслау войска Вермахта совершили два фланговых маршброска к границе с Польшей и вошли на ее территорию. Пограничники Речи Посполитой, усиленные нашими подразделениями, смогли сдержать их лишь на сутки. После чего Вермахт прорвал оборону и с двух сторон, как тисками, перерезал путь, который снабжал нашу западную армию, заодно взяв ее в окружение.

С одной стороны это поставило под угрозу всю зимнюю кампанию, запланированную нами до февраля тридцать девятого года. С другой — подобную опасность мы предвидели и запасы провианта, как и вооружения, у Буденного с Тухачевским имелись. Зато теперь неопределенность и раздрай в польских элитах на некоторое время прекратился. Да, если они увидят возможность договориться с Рейхом в свою пользу, то тот же Моравецкий точно ей воспользуется. Но вероятность этого в текущий момент была крайне низкой. Пока же… нашим войскам следовало просто держаться.

КБ Сергей Палыча я навещал раз в неделю. Все остальные работы, кроме нашего «главного калибра», как стали называть будущую ракету в среде военных, остановили. Но из-за предыдущей задержки чуда ждать не приходилось.

— Проект-то давно мы сделали, — говорил Королев, — но без практической проверки он сырой. Пока собрали прототип. В этом месяце его проверим, после чего будем устранять все неучтенные факторы.

— Много их будет?

— Да уж не мало, — грустно улыбнулся Королев. — Я не волшебник, а инженер.

— Нам достаточно лишь одного рабочего образца с дальностью в шесть тысяч километров и грузоподъемностью в одну тонну.

— Это уже фантастические показатели, — покачал он головой. — Ты еще скажи, что она должна в окно рейхстага попасть.

— Такая точность для ракеты подобной мощности не важна, — усмехнулся я шутке Сергей Палыча, — вы и сами это понимаете. Но в квадрат с разбросом плюс-минус три километра она попасть обязана.

— С этим ты своего друга тереби, — отмахнулся Королев. — Он у нас специалист по автоматике. Она же и наводить ракету будет. А пока ничем новым обнадежить тебя не могу.

Я лишь кивнул, принимая его слова к сведению.

Война продолжалась, и на этот раз активизировались не только немцы. США сумели наладить логистику по доставке своих войск и вооружений на базы Чан Кайши и начали давить войска Мао. Японцы тоже не сидели сложа руки, устроив операцию «божественный ветер». Сотни их летчиков самоубийц наведались на нашу военно-морскую базу во Владивостоке, фактически помножив почти на ноль Тихоокеанскую эскадру. После чего опять высадили войска на Сахалин. Но в этот раз не особо большие, так как Блюхер серьезно связал их силы в Корее. У гарнизона острова был шанс продержаться пару месяцев. Жаль, что ледоколов у нашей страны было мало. Однако они были, и один из них вел сразу семь кораблей из балтийского флота на восполнение потерь адмирала Кузнецова. Но идти им предстояло не меньше тех самых двух месяцев.

До самого февраля никаких наступательных действий наша армия больше не вела. Через информбюро я вел активную пропаганду миролюбивости СССР, но при этом параллельно шла мысль, что мы готовы с оружием в руках отстаивать и свои интересы, и интересы союзников. Предыдущие победы подтверждали этот тезис, как и наше «стояние» на месте. Его тоже обуславливали не слабостью Красной Армии, а попыткой достучаться до неприятеля и объяснить, что все их потуги тщетны. Вот здесь было сложнее. Если на подконтрольной нам территории и в союзных странах народ этим тезисам верил, то вот в той же Германии и у их соседей, входящих в альянс, наш призыв к миру вызывал лишь улыбку. Еще и Швеция с Швейцарией, присоединившиеся к британской коалиции, выделили по одной дивизии, которые были переправлены на северный фронт. Что тут же не только остановило продвижение наших войск, но и заставило нас пятиться назад. Мир застыл в шатком равновесии, поколебать который могло что угодно.

Мы же ждали сообщения от Сергей Палыча. В начале года он отправился в Казахскую ССР, где решено было проводить испытания ракеты и с тех пор оттуда не вылазил. Отчеты от него шли лишь по телеграфу, да через почтовую военную службу.

И вот в начале марта на очередном заседании Ставки Поскребышев принес товарищу Сталину долгожданное послание.

— Испытания прошли успешно. Собрано одно изделие. Ждем координаты, — зачитал телеграмму Иосиф Виссарионович и обвел всех присутствующих взглядом. — Ну что, товарищи? Где именно будем пугать капиталистов?