Миссия в Сараево (СИ) - Тыналин Алим

Проверил карманы. Перчатки, платок. Все на месте.

Посмотрел на часы. Половина десятого. До полуночи полтора часа.

Погасил лампу, вышел из квартиры. Запер дверь на ключ.

Пошел к Дунаю.

К набережной вышел около одиннадцати. Улицы пустынные, поздно для приличных людей, рано для портовых рабочих, которые начинали работу на рассвете. Попадались только редкие прохожие.

Я шел быстро, держась в тени домов. Дунай шумел где-то впереди, слышно, как вода бьется о причал. Пахло рекой, тиной, водорослями.

Набережная погружена в темноту. Справа вода, широкая, черная, быстрое течение. Слева старые бараки, где жили портовые грузчики.

Я дошел до того места, где вчера Милутинович останавливался у парапета. Темный участок, без фонарей. Парапет каменный, высотой по пояс. За ним сразу обрыв, внизу вода.

Справа от парапета заросли кустарника. Густые, темные. Я подошел, раздвинул ветки, пролез внутрь. Устроился так, чтобы видеть парапет и набережную в обе стороны. Надел перчатки, натянул плотно. Кожа мягкая, не стесняет движений.

Ждал.

Время тянулось медленно. С реки дул ветер, холодный, пронизывающий. Я сидел неподвижно, прислушиваясь к звукам. Вода шумела, плескалась о камни. Где-то вдали лаяла собака. Больше ничего.

Прошло минут двадцать, может, больше. Я достал часы, посмотрел на циферблат. Без четверти двенадцать.

Спрятал часы обратно.

Вскоре послышались шаги. Издалека, со стороны города. Медленные, неровные. Кто-то шел, шатаясь, задевая стены.

Я замер. Смотрел через ветки кустов.

Фигура появилась в свете дальнего фонаря, крупный мужчина, широкоплечий, шел вдоль набережной. Шатался, останавливался, держался за парапет. Милутинович.

Он шел медленно, спотыкаясь. Остановился саженях в десяти от моего укрытия, облокотился на парапет, стоял так, глядя на воду. Голова опущена, плечи сгорблены.

Потом выпрямился, пошел дальше. Шел прямо к тому месту, где я спрятался.

Остановился у парапета, в двух шагах от кустов. Так близко, что я слышал его дыхание, тяжелое, хриплое.

Расстегнул штаны, начал мочиться в воду. Качался, держался одной рукой за камень парапета. Бормотал что-то невнятное.

Я медленно вышел из кустов. Ступал тихо, мягкие подошвы не издавали звука на камнях набережной. Подошел сзади.

Милутинович не слышал. Стоял спиной ко мне, голова опущена, смотрел вниз на воду.

Я остановился в шаге от него. Поднял руки, обе ладони раскрыты, готовы толкнуть.

Сделал последний шаг.

Милутинович дернулся, начал оборачиваться, услышал что-то, или почувствовал.

Я толкнул его, сильно, обеими руками в спину, между лопаток.

Милутинович рванулся вперед, руки взметнулись в стороны, пытаясь схватиться за что-то. Не успел. Тело перевалилось через парапет, полетело вниз.

Всплеск, громкий, глухой. Вода взметнулась, брызги полетели в стороны.

Я наклонился через парапет, смотрел вниз.

Милутинович всплыл голова над водой, руки беспорядочно молотят по реке, пытался плыть. Открыл рот, захлебнулся водой, закашлялся. Течение быстро тащило его вниз по реке. Он дергался, пытался грести руками, но слишком пьяный, не мог координировать движения.

Закричал, хрипло, слабо:

— Помо…

Голова ушла под воду. Всплыла снова, саженей на пять дальше. Течение быстро уносило его.

Я смотрел, не двигаясь.

Милутинович еще раз попытался закричать, но вода хлынула ему в рот, захлебнулся. Руки перестали двигаться. Голова запрокинулась назад, лицо вверх. Потом медленно опустилась под воду.

Он всплыл через несколько секунд, лицом вниз, неподвижно. Тело плыло по течению, руки и ноги безвольно болтались. Быстро удалялось, десять аршинов, двадцать, дальше. Скрылось в темноте.

Я выпрямился, отошел от парапета.

Осмотрелся. Набережная пустая. Никого. Окна бараков темные, все спят. Крик Милутиновича был слабый, хриплый, вряд ли кто-то услышал.

Я снял перчатки, сунул в карман. Посмотрел на руки, чистые, сухие. Хорошо. Не пришлось лезть в воду.

Пошел прочь от места, быстрым шагом. Не бегом, бег привлекает внимание. Обычный человек, идущий по своим делам.

Прошел мимо бараков, мимо темных окон. Никто не выглянул, никто не окликнул.

Вышел на главную улицу. Здесь гораздо светлее, фонари горели чаще. Несколько прохожих попалось навстречу, но они не обращали на меня внимания.

Я шел, не оглядываясь. Через пять минут свернул в переулок, потом еще один. Окольный путь домой, на случай если кто-то следит.

Никого.

В квартиру вернулся около часу ночи. Разделся, снял темную рубашку и брюки. Сложил аккуратно на стул. Достал из карманов перчатки, платок. Положил на стол.

Подошел к умывальнику, налил воды в таз. Вымыл руки, долго, тщательно. Потом лицо. Вытерся полотенцем.

Посмотрел на свои руки в свете лампы. Чистые. Никаких следов, никаких царапин. На этот раз обошлось без борьбы.

Погасил лампу, лег на кровать. Не разделся, так и лег в рубашке.

Закрыл глаза, но не мог заснуть. Перебирал в голове детали.

Тело найдут завтра, может послезавтра, где-то вниз по реке. Миль на пять, на десять, смотря как далеко его унесет течение. Полиция осмотрит, одежда мокрая, в карманах деньги и документы на месте (значит, не ограбление). Запах ракии. Вынесут очевидное заключение: пьяный упал в воду, утонул.

Несчастный случай.

Свидетелей нет. Следов нет.

Я открыл глаза, посмотрел в потолок. За окном спал город.

Милутинович связной. Без него боевики в Боснии отрезаны от Белграда. Не могут получить приказы, деньги, оружие. Дмитриевич потерял контроль над операцией.

Два ключевых звена уничтожены. Структура надломлена.

Остается Танкович. Военный инструктор, организатор. Самый опасный. Его устранение последний удар. После него группа развалится. Юноши-боевики без Танковича просто мальчишки с оружием. Не смогут провести операцию.

Но Танкович гораздо трудный объект. Профессиональный военный, подозрительный, всегда настороже. Окружен людьми. К нему не подобраться так просто, как к Димичу или Милутиновичу.

Нужно время. Нужен план.

Я закрыл глаза. На этот раз уснул, глубоко, без снов.

Глава 20

Эффект

Газету я купил утром, у того же мальчишки на углу. «Политика», свежий номер. Развернул, стоя на тротуаре, пробежал глазами первую страницу. Политика, торговля, какие-то законопроекты. Ничего интересного.

Перевернул на вторую страницу. Внизу, мелким шрифтом, короткая заметка:

«Вчера утром на берегу Дуная в районе Земуна обнаружено тело мужчины. По предварительным данным, утонул в состоянии алкогольного опьянения. Личность устанавливается».

Я сложил газету, сунул под мышку. Пошел в кофейню.

Сел за столик у окна, заказал кофе. Развернул газету снова, перечитал заметку внимательно. «Обнаружено тело». «Утонул в состоянии алкогольного опьянения». «Личность устанавливается».

Значит, нашли. Быстрее, чем ожидал. Течение вынесло тело недалеко, до Земуна всего несколько километров вниз по реке.

Хозяин принес кофе, горячий, крепкий, в маленькой чашке. Я отпил, обжег губы. Смотрел в окно на улицу. Торговцы открывали лавки, женщины шли с корзинами, дети, толкаясь, бежали куда-то.

Обычное утро. Допил кофе, оставил монеты на столе. Вышел на улицу.

Вечером пришел в кафану на Дорчоле. Ту самую, где собираются люди из «Младой Боснии». Зашел около восьми.

Народу немного. За дальним столом сидел Чирич с двумя студентами, теми же, что всегда. В очках и с длинными волосами. Душан Илич рядом, курил папиросу. Еще несколько знакомых лиц. Я уселся вместе с ними.

Хозяин подошел, я заказал ракию и ужин. Он ушел, вернулся с графином и стаканом. Налил, я отпил.

Слушал разговоры.

Чирич говорил громче обычного, голос жесткий, недовольный:

— … Милутинович утонул. Вчера нашли тело у Земуна.

Студент в очках покачал головой:

— Как утонул?