Последний Герой. Том 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Глава 20

Мобильник трезвонил прямо возле уха на тумбочке у кровати, противно и настойчиво, как дрель соседа в воскресенье утром. Я с трудом разлепил глаза. Голова была мутной и тяжелой, будто в ней остатки вчерашних приключений с закапыванием трупов крутились в бесконечном режиме повторного просмотра. Я не успел взять трубку, звонок сбросился.

Машка уже проснулась и, довольная, вовсю щебетала, размахивая перед моим носом своим смартфоном.

— Макс, прикинь, мне написал Веласкес фон Гламуро! — восторженно сообщила она, словно я должен был немедленно подпрыгнуть от счастья.

Я медленно сел на кровати, потёр переносицу, пытаясь разобраться, какого чёрта происходит.

— Кто тебе написал? Веласкес чего?

— Веласкес фон Гламуро, — серьёзно повторила Машка. — Ты что, не знаешь его? Да это же мега-крутой фотограф! Он знаменитый! Он рили культовый чувак!

Я фыркнул:

— Маш, с таким именем ему надо не фотки снимать, а в мексиканских сериалах играть.

Следачка надулась и скорчила недовольную рожицу.

— Вот ни фига ты не понимаешь, Макс! — она потрясла смартфоном. — Веласкес — реально звезда. Знаешь сколько у него подписчиков? Он даже был официальным фотографом инстаграмного фестиваля селфи в Дубае. А ещё знаешь, что? Он недавно делал фэшн-съемку для бьюти-блогерши, которую смотрит сам Кеша Белый. У него работы с сотнями тысяч лайков, и вообще, его фотки недавно выставлялись на модной выставке в каком-то лофте на Патриках. Там и Милохин лайкал его работы. Понимаешь вообще уровень, Макс?

Я посмотрел на Машку и снова устало вздохнул, чувствуя себя ещё более разбитым от её вдохновенного перечисления сомнительных достижений модного персонажа.

— Ну, если сам Кеша лайкал, то вопросов больше нет, — усмехнулся я. — Чего ему от тебя-то надо?

— Ну, он хочет поработать со мной! — она вскинула глаза, сияя от счастья. — Понимаешь, какая удача? Веласкес выбрал меня! Он увидел мои сторис, и вот… написал. Сказал, что у меня есть потенциал.

— Потенциал для чего? — чесал я за ухом, чувствуя себя древним и непросвещенным.

Маша громко фыркнула.

— Ну как для чего, Макс? Для карьеры фотомодели! Для чего же еще. Ты чего такой слоупок?

— Для модели ты не мелковата? Нет, я ж не спорю, — я бросил взгляд на её фигуру, усмехнулся одобрительно, — и ножки, и попка — всё при тебе, бесспорно. Только модели, по-моему, ростом повыше будут. Нет?

Машка вспыхнула довольной улыбкой, чуть плечами повела:

— Ой, Макс! Сейчас мини-киски в тренде. Ты отстал от жизни.

Я промолчал. Не знал даже, как реагировать: смеяться сейчас или горько расстроиться за судьбу человечества, с его любовью к этим инстасамкам и мини-кискам. Машка же, словно лик святой увидела на экране, вцепилась взглядом в телефон и быстро-быстро застучала пальцами по экрану.

— Ну всё, я ему написала! — ликующе сообщила Машка и тут же закрутилась по комнате, покачивая бёдрами и выделывая что-то среднее между ламбадой и тиктоковским шаффлом.

Получалось нелепо, но обаятельно. При этом она ничуть не стеснялась меня, нарочно распахивая полы короткого халатика и лукаво стреляя глазками. Вот же лиса, знает, как поддеть.

— Всё, иди уже, дай хоть глаза продрать, — хмыкнул я и несильно, но звонко шлёпнул её по попе. Ей, кажется, это даже понравилось.

Машка ойкнула, игриво прикусила губу и упорхнула на кухню. Я закрыл за ней дверь, взял телефон с тумбочки и сел обратно на кровать. На экране мигал пропущенный вызов от Кобры, и следом прилетело сообщение: «Срочно позвони».

Перезванивать я не стал, быстро набрал текстом в ответ: «Скоро буду, в сквере за отделом через полчаса. Тоже разговор есть». Всё-таки жить в этом информационном веке очень удобно.

Сходил в ванную, плеснул холодной водой в лицо, почистил зубы, наскоро закинул в себя бутерброд, сварганенный Машкой, и принялся одеваться.

— Ты куда это? — разочарованно протянула она из кухни. — Даже кофе не выпьешь?

— Некогда, Машуль, правда, — пожал я плечами, затягивая шнурки.

Она вышла из кухни, встала в дверях, явно расстроенная:

— Ты же на больничном, Макс… — надула губы она. — Люди на больничном вообще-то дома сидят. Я думала, Веласкес мне скоро ответит, хотела тебе его сообщение показать.

— Больничный — не отпуск, — хмыкнул я. — Это ты у нас в отпуске. С Веласкесом переписываешься…

— Стоп, а ты чего так тепло вырядился? — вдруг прищурилась Машка подозрительно. — Рубаха, футболка под ней ещё… Что за адепт многослойности…

А раньше бы сказали, что я, как дед, сто шуб напялил. Я махнул рукой и двинулся к двери.

— Погода нынче непонятная, вдруг продует. Всё нормально, не переживай.

Она, вроде, поверила, задумчиво кивнула и вернулась на кухню. Я вышел быстро, плотно прикрыл за собой дверь и незаметно ощупал пояс. Пистолет под рубашкой почти не выделялся. Если она ничего не заметила — значит, всё идёт как надо.

— Привет! — Кобра легко опустилась на лавочку рядом, чуть покосилась на меня с едва заметной улыбкой.

Рада была меня видеть, особенно после вчерашнего, когда я обстрелял ее бывшего и пригрел «Ниву».

— Привет, — ответил я, тоже слегка улыбнувшись ей в ответ и глядя ей прямо в глаза.

Оксана смотрела внимательно, словно читала мои мысли, и, чуть наклонив голову набок, вдруг спросила:

— Ты чего это такой загадочный с утра? Взгляд странный, будто что-то случилось?

Я аккуратно усмехнулся. От нее ничего не скроешь. Но я и не собирался. Сегодня расскажу ей кое-что. Она мой союзник, и пора вводить ее в курс дела.

— А ты? Тоже чего-то сообщить хочешь? — спокойно перебил я, не желая сразу открывать карты.

Она с удовлетворением кивнула и сразу перешла к делу, словно только и ждала, когда я задам встречный вопрос:

— А у нас сегодня с утра Морда шум поднял, представляешь? Кадровика Зуева прямо на планёрке отчихвостил. При всех приказал срочно тебя в розыск ко мне оформлять. И чтоб полиграф немедленно проходил, без очереди, а там запись на месяцы вперед. И на медкомиссию направление тебе дал, ну и на эти дурацкие психологические тесты. Все срочно. Я сама не пойму, чего это его вдруг ужалило.

— Ну, это же хорошо, — цокнул я.

— Конечно… Ты же с ним вчера вечером на берегу о чём-то перетёр, не? Он с утра носится, суетится, как будто у него пожар под задницей, не иначе.

Я пожал плечами и спокойно ответил:

— Был разговор, попросил его ускорить вопрос с моим переводом.

— Ускорить, говоришь? — она усмехнулась и качнула головой. — Да он Зуева с утра прямо при всех так отрихтовал, у кадровика уши аж багровые стали. Зуев начал сопротивляться, мол, нельзя тебя оформлять без твоего письменного согласия и рапорта, а ты же сейчас на больничном, и рапорта не можешь такие писать. Вот эту всё завёл, пластинку свою. А Семен Алексеевич сказал, чтобы задним числом рапорт накатали. Тот опять возражать, мол, задним нельзя, тогда вакансии не было еще. Морда — р-раз! — кулаком по столу грохнул и прямо так, дословно, говорит: «Хернёй не страдай, Зуев! Бери рапорт задним числом от Ярового, и немедленно оформляй! Шульгина в замы отдела, а его сразу старшим опером, и чтоб без всяких отмазок!» — Кобра сделала большие глаза: — Прикинь, как зашевелился!

— Старшим опером? Сразу? — усмехнулся я, искренне удивлённый таким раскладом. — Вот это поворот, конечно…

— Ага, — она улыбнулась хитро, подмигнув мне. — У тебя ведь ведомственное образование, формально всё законно. Зуев пытался бурчать что-то про какие-то твои тетрадки, которые ты ему не предоставил вовремя. Но Морда его быстро прижал, чтоб тот вообще не отсвечивал и помалкивал в тряпочку. Так что давай, Макс, заканчивай уже этот свой липовый больничный, и погнали работать. Дела сами себя не раскроют, а у нас их вагон и маленькая тележка. А ты тут прохлаждаешься.

Она замолчала и лукаво глянула снизу вверх, будто заранее знала, что возражений у меня никаких не будет.