Русский флаг (СИ) - Старый Денис

При этом нисколько не сожалею о том, что мой дядюшка скоропостижно скончался, а вот двух двоюродных братьев отчего-то мне жалко. Однако, появляется иррациональное желание перевоспитать Сашку.

Вот даже Кириллов говорил о том, что Александр Матвеевич Норов — талантливый геолог. Более того, Иван Кириллович принёс мне записки братца, в которых тот очень достоверно описывал не только камни или природу тех мест, в которых бывал, но и растения, животных, их поведение, быт и нравы людей.

Возможно, на моё отношение к брату повлиял и этот факт. Да, он авантюрист! Да, он, по сути, преступник! Но, скотина такая, талантливый!

Если даже мерить категориями полезности для государства, то Александр Матвеевич Норов, конечно, при условии трудолюбия, да ещё с некоторой моей поддержкой и участием, мог бы стать русским Карлом Линнеем. А возможно, даже и затмить этого шведского натуралиста.

Так что хочется мне там сделать ремень из кожи Александра Матвеевича, или я только так думаю, но взрастить своего великого учёного, о котором будут рассказывать во всех университетах будущего, есть желание куда как большее. А ну как он будет прославлять русскую науку, как это в иной реальности сделал Михаил Васильевич Ломоносов?.. Разве подобное не стоит того, чтобы частично простить этого румяного идиота?

— Тогда давайте так, Иван Кириллович… — скрепя сердце, уже прекрасно понимая, к чему именно клонит начальник Оренбургской экспедиции, начал говорить я. — Я составлю расходную смету на две с половиной тысячи рублей, заложу туда и мои переговоры с башкирами, на кои нужно потратиться, и даже подарки башкирским старейшинам за их любовь к России. А кроме прочего, в той смете будет учтён расход на те боевые действия, что производились моей ротой.

Я увидел, как загорелись глаза у Кириллова. Он ходил всё вокруг да около, всё пытался намекнуть мне, что получить деньги я могу, и что эти средства в наличии у Оренбургской экспедиции имеются. Вот только выгода должна быть и Кириллову. Ну или не для него лично… Не буду так уж в явно негативном свете оценивать человека. Может быть, он даже в некоторой степени пытается перебороть бюрократические механизмы финансирования подобных мероприятий, как Оренбургская экспедиция.

— При этом вы мне отдаёте две тысячи рублей через год? — уточнял Иван Кириллович.

Вот же всё-таки жук! Решил и рыбку съесть… и при этом красиво выглядеть!

— Иван Кириллович, а не считаете ли вы, что моё слово в присутствии Её Величества Анны Иоанновны, при всей нашей договорённости по подложной смете, также стоит немалого? — усмехнулся я.

Кириллов задумался, а потом рассмеялся:

— Вы правы, Александр Лукич, пусть будет так! Уж больно вы лихо в чинах поднимаетесь. А тут ещё и война скоро. Того и гляди, с вашей-то лихостью и объятиями Фортуны, можете и до генерала выслужиться. Так что верю вашему слову, что не забудете меня, если выйдет таким образом, что станете вперёд меня шагать по Табели о рангах.

— Служить бы рад, прислуживаться тошно! — вырвалась у меня фраза из бессмертного произведения «Горе от ума».

Больно мне не понравилось выражение «выслужиться до генерала». Не дослужиться, а выслужиться… Я служу России! Я не выслуживаюсь перед чиновниками и вельможами! Хотя должен признаться, что порой приходится хитрить и хотя не быть, но казаться услужливым.

Так уж на Руси повелось, да и не только в России, но и практически повсеместно, что принципиальность в верхах не любят. Принципиального офицера, того, кто предпочитает всегда говорить правду и не терпит льстивости, угодливости — задвигают. И встретить такого можно только лишь среди чиновников или офицеров среднего звена. Пусть и бывают яркие исключения.

Мне же кровь из носу нужно прорваться в элиты. Иначе все те записи, чертежи, проекты, которые ещё несколько дней назад я самоотверженно, рискуя своей жизнью, спасал, — все они так и останутся записями на бумаге, никогда не реализованными проектами.

В чём же тогда смысл?

Когда над степью сгустились сумерки, поднялся ветер, и холодный дождь вперемешку с замёрзшими льдинками бил в лицо, превозмогая непогоду, я спешно направлялся к тому месту, где ждал меня старшина Алкалин.

Иван Кириллович Кириллов всё же дал денег. Но какой-либо особой радости от этого факта я не ощутил. Крайне неприятно заниматься подлогом документов, ощущать себя казнокрадом. Но и нового решения, кроме как одолжить под залог услуги денег у Кириллова, после кражи моих средств, я не видел.

Дюжина всадников во главе со мной на рысях преодолевала более двадцати вёрст, и делала это, сгорбившись и пряча головы. Не от стыда, не от неуверенности в себе, а в попытках сгладить удары стихии.

Сержант Иван Кашин ехал от меня по правую руку, а по левую был Кондратий Лапа. Я был уверен, что, если бы не преграда между этими двумя людьми, если бы не я, то они непременно вцепились бы в глотки друг другу. А так, я ехал и почти на физическом уровне чувствовал искры ненависти, которые дарили они один другому.

Очень надеюсь, что когда-нибудь эти два важных для моих дел человека смогут стать соратниками. Ведь если Кондратию удастся то, что я задумал с золотодобычей, то моё финансовое положение позволит заложить кирпичики в фундаменте будущего промышленного переворота в Российской империи. Ну а Кашин уже доказал, что он МОЙ человек. Мелкими, или не только, делами, он стал тем, на кого я часто опираюсь, кого я собираюсь подтягивать к себе и из кого делать офицера и дворянина.

— Ваше высокоблагородие! Вижу человека справа! Ползет! — в тот момент, когда порыв ветра сыпанул в меня новой порцией льдинок, от которых, подумалось мне, и ссадины могут остаться, прокричал каптенармус Шабарин [!].

Нехотя, прикрываясь от ледяного дождя правой рукой, я посмотрел направо.

Знаю, что в природе существует такое явление, как мираж. Думал в прошлой жизни, что подобное возможно только в пустыне. Но в моём состоянии человека, ещё до конца не отошедшего от последствий отравления угарным газом, то, что я увидел, или кого я увидел, можно было бы списать на галлюцинацию. Но ведь не только я вижу его!

— Сержант Кашин, возьмите каптенармуса Шабарина и приведите этого человека! Не бить его! — приказал я.

Кстати, кого там бить, если он битый? Александр Матвеевич Норов собственной персоной полз побитой собакой по мёрзлой земле. Изрядно побитой, до полусмерти. Он будто бы и не замечал того, что рядом с ним находится целый отряд всадников.

Наверняка мой братец сейчас уже в полубессознательном состоянии, движется, используя последний резерв своего организма, потому что дал себе установку уйти. Заложил программу — и работала она, когда уже ничего не мог бы сделать сам человек.

Через пару минут я смотрел на своего двоюродного брата Александра Матвеевича Норова, держа при этом наготове плеть. Но руки не поднимал. Достаточно было этого человека оставить и дальше ползти по мёрзлой земле, если бы всё же овладела мной жажда мести. Он был в крови, он казался ходячим трупом… Ползучим трупом.

Я посмотрел в сторону Кондратия Лапы. Потом опять в сторону братца. В голове сразу появилась замечательная идея. И почему я до этого не додумался раньше?

— Кондратий, выходи, поставь на ноги в своей общине этого болезного! И будет тебе тот рудознатец, что поможет отыскать… сам знаешь что, — сказал я, а подумавши, добавил: — Следить будешь за ним. Ежели что, так и накажешь!

Я сжал замерзшую руку в кулак, и Лапа кивнул.

Вот так я решил дать второй и последний шанс своему кузену. Либо он перевоспитается и поможет найти золотые жилы, либо… Впрочем, Лапа умел воздействовать на людей, на это я и надеялся.

Уверен, что с моими картами и воспоминаниями, где именно должны быть самые богатые золотые жилы в районе Миасса, да ещё с талантом двоюродного брата, золото отыщется быстро. И самый первый год добычи станет уникальным по объемам.

Кузен что-то несвязное и часто нечленораздельное бормотал. А потом и вовсе отключился. Так что ни спросить, где деньги, ни что с ним случилось, ни что произошло в доме при моем покушении, я не мог. Оставил это на потом. Выжил бы еще.