Русский флаг (СИ) - Старый Денис

Ещё через час я пил горячий чай в удивительно уютной юрте, восседая на мягких подушках. Ветер завывал где-то там, за коврами и плотной шерстяной тканью, а внутри было тепло и комфортно.

Уж не от слова ли «юрта» родилось слово «уют»? Сейчас я чувствовал себя им буквально окутанным, словно в большом коконе. Немного, но стал даже понимать кочевников. Тут казалось даже приятнее пережидать непогоду, чем в избе.

— Пусть дом твой всегда будет обильным и богатым! Ты угодил мне с угощениями! Ты сдержал своё слово, и я не откажусь от своих слов! — говорил я, а переводчик старшины, между прочим, скорее европеоидной наружности, споро переводил мои слова.

С угощениями Алкалин действительно мне угодил. Уже то, что я не пил чай на монгольский манер с добавлением топлёного курдючного бараньего сала и специй, многого стоило. И чай, который после промозглой погоды пришёлся как нельзя кстати, был зелёным, но отменного качества.

— Шесть старейшин мне удалось уговорить, Искандер. Не я один хочу мира на наших землях и справедливого, пусть и подчинённого, договора. Старейшина Тевкелев, тот, что служил ещё в армии Великого хана России Петра, также прислал своего человека, чтобы тот уговорил меня не выступать за войну. Нынче выходит, почти половина будущего курултая хочет мира и готова пойти на уступки. То, что ты, Батыр Искандер, предлагал, нас устроит, — после того, как мы поели и запили мясо ароматными напитками, говорил Алкалин. — Если всё сложится правильно, то я возьму второй женой младшую дочь Тевкелева. И тогда наш союз станет постоянным. Он будет большой силой среди башкир.

— Я рад за тебя, мой друг. И молю своего Бога, чтобы он никогда не позволил сойтись нам с тобой в битве. Но бороться с тобой я хочу! Кереш? — сказал я и с притворным вызовом посмотрел на своего собеседника.

Алкаин усмехнулся, а потом и вовсе рассмеялся.

— Ты победил лучших моих борцов. А вот на саблях я бы с тобой сразился, но не сегодня. Завтра ещё до рассвета я ухожу из этих мест. А сегодня ты мой гость. И харам бороться с гостем. Я спешу, нужно быть со своим родом.

Я глянул на него воспросительно, но мягко, только интересуясь, а не призывая к ответу, и он с готовностью пояснил:

— Есть старейшины, которые недовольны моим мнением и тем, что я призываю к миру с русской правительницей. Мне нужно защищать свои стойбища и своих людей

Так сказал башкирский старшина, резко сменив весёлое настроение на крайнюю озабоченность.

— Когда я буду стоять перед своей правительницей или перед теми, кто ей советует, среди прочих, кто хочет мира и дружбы с Россией, я назову и тебя! Наша правительница, её величество Анна Иоанновна, щедра и ценит честных людей, как и отважных воинов, — сказал я, подумав ещё и о том, что имя башкирского старейшины даже и должно прозвучать раньше, чем имя начальника Оренбургской экспедиции.

Я уже подготовил ещё одну реляцию, надеюсь, что на высочайшее имя, а не перехватит ее кто-нибудь. Там даю подробный анализ того, во что может вылиться противостояние с башкирами, тем более — в условиях сложной войны с Османской империей, которую по щелчку тоже не закончишь. Я даже примерно подсчитал стоимость такой долгой, во многом партизанской войны. У меня вышел ущерб в почти 2 миллиона рублей.

Уверен, что подобная сумма способна уменьшить агрессию и поддержку силового варианта решения вопроса намного больше, чем даже цифры людских потерь.

— Скоро я отправляюсь в Самару, туда уже прибыл русский генерал Румянцев. Отправь со мной своего человека, достопочтенный Алкалин, теперь всё зависит от того, какие вести принёс этот грозный, но мудрый батыр-генерал, — сказал я.

Дальше начался дружеский, не без юмора разговор. Алкалин даже предложил мне взять в жёны его младшую сестру. Правда, когда я высказал сомнение, как же быть в таком случае с вопросом веры, старшина признался, что только лишь пошутил.

Вот только в этой шутке была доля правды. Уверен, что в какой-то момент старшина просто забылся, запамятовал, что я — не его единоверец. Я ведь старался говорить в той манере, в которой говорили со мной. А когда приходилось поминать Господа Бога, то переводчик переводил это не иначе как упоминание Аллаха.

Был бы кто-нибудь на моём месте другой, искренне и истово верующий в Иисуса Христа, исполняющий обряды православные не потому, что это необходимо для службы и чтобы не выделяться из общества, а потому, что не может иначе — разговор шёл бы иначе. А возможно, никогда бы не состоялся.

Так что конфликтов между нами не возникало, и разговор был плавный и дружеский. Вот интересно, на каком бы моменте, если бы на моём месте был тот же Татищев, Василий Никитич не оробел бы проявить свою агрессию при явном численном превосходстве степных мусульман.

Татищев… Нужно что-то с ним решать. Вернее, что именно, мне уже понятно. Вопрос стоял только в том, как добраться до этого негодяя.

Было бы неплохо создать подконтрольную организацию, по типу ассасинов. Причем неплохо даже не столько для России, тут как раз я шалил бы умеренно. А вот в Европе… Можно же такое натворить! Вот как бы история пошла без Фридриха Великого? Уверен, что круто изменилась бы и самой Пруссии могло бы и не быть. Уж больно это человек знаковый.

Я вышел из юрты Алкалина и сразу же подозвал к себе Кондратия Лапу.

— Мне нужно, чтобы ты наказал одного очень нехорошего человека. Откажешься ли? — спросил я.

Вопрос был с некоторым подвохом. Наши договорённости не подразумевали отказа Кондратия от выполнения даже самых скверных моих заданий. Я об этом обязательно напомнил бы, если только Лапа решил бы проявить своеволие.

— Василий Никитич Татищев? — Кондратий Лапа в очередной раз подтвердил свою догадливость и ум.

— Ты всё понял правильно, — сказал я.

— Будет ли людям, которых я поведу на твои земли, дополнительный прибыток? — спросил Кондратий, заменяя понятие платы за услуги желанием ещё лучше подготовиться к переходу к Миасу.

— Возможно, — сухо ответил я.

Александр Матвеевич Норов пока не пришёл в себя. При нём было найдено только сорок три рубля серебром. Но где-то же должны быть украденные у меня деньги, награда императрицы? Надеюсь, что мой братец не тянул некоторое время за собой тяжелые мешки деньгами, чтобы в какой-то момент их просто бросить в степи? Ну не настолько же он глуп. Предполагаю, что где-то есть схрон, где и будут дожидаться серебряные кругляши, чтобы кто-то — рассчитываю, что всё же я — прибрал их к своим рукам.

Вот только мне ещё нужно решить, стоит ли отдавать две тысячи Кириллову, или же оставить всё как есть и заполучить в своё распоряжение значительную сумму денег.

— Всё ли ты, Кондратий, понял, как и что нужно сказать тем башкирцам, на земли которых ты поедешь? — попросил я, уходя от разговора о моей мести Татищеву.

Так или иначе, но перед отправкой к Миассу Кондратию необходимо пойти ещё в Тобольск, чтобы забрать часть своей общины, прежде всего, женщин. Вот я и рассчитывал на то, что там же, в Тобольске, Лапа и накажет Василия Никитича Татищева.

Глава 21

В браке нас было трое, а я не люблю толпы

Принцесса Диана

Сарское Село (Царское)

24 октября 1734 года

Женщина с волосами золотого отлива, с курносым носиком и с выдающимися женскими формами нежилась в постели. Казалось бы, что жизнь идёт своим чередом, что молодость никуда не делась, желание находиться рядом с мужчиной не покидает Елизавету Петровну, но… И мужчина не совсем тот, с которым хотелось бы быть. И постель была не столь жаркой, как прошлым летом. И вообще что-то не так…

Елизавета Петровна посмотрела на спящего рядом Алексея Григорьевича Разумовского и тяжело вздохнула. Она хотела бы видеть рядом с собой не Лёшку Розума, а Александрашку… Хотя Александра Лукича Норова назвать таким уничижительным именем у Елизаветы Петровны просто язык не повернулся бы.

И это показательно. Она впервые, после разлуки с Шубиным, чувствовала присутствие сильного мужчины. Жаль, что это чувство никогда не возникало в отношении Алексея Разумовского.