Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

Тут он повернул голову на шаги за своей спиной.

— А вот и Настасья Ляксеевна пожаловала! Значит, пора вам в дорогу выдвигаться.

Из дома и в самом деле вышла Настя. Глядя на нее, Кушак так и обомлел. Свое грязное, измятое и изодранное платье она сменила на новый наряд — мужские штаны с сапогами, да длинный зеленый кафтан, отороченный беличьим мехом. Более удобной одежды для верховой поездки и представить себе было нельзя. На голове у нее был обычный вышитый платок, но повязала она его узлом на затылке, так что вид у нее был весьма боевой. И даже кинжал на поясе имелся в красивых ножнах из черной кожи с серебряными нитями. Не иначе как Расава ее эдаким богатством одарила.

— Красавишна ты моя! — всплеснул руками Кушак. — Может тебе и не стоит с нами до самой Арабойры идти? Может ты в Лисьем Носе останешься, да меня дождаться будешь? А я Марьицу там на упокой оставлю, да скорее к тебе скорее ворочусь, ась? Свадебку справим, ненаглядная моя, ась?

Настя подошла к своей лошади, серой в белых яблоках, и позволила работнику помочь забраться ей в седло.

— А я еще ничего не решила, Кушак, — ответила она строго. — Быть нашей свадьбе или не быть. Ты вон девок всяких в себя пущаешь, а после свадьбы, глядишь, и они тебя в себя пущать начнут… Ну уж нет! В Зеркальный храм отправимся все вместе. А там и видно будет.

Эти слова могли бы прозвучать еще весомее, если бы Настя под их завершение не начала вываливаться из седла. А через миг могла бы и вовсе рухнуть, повиснув в стременах, но работник вовремя ее придержал. Однако Настю это, похоже, нисколько не смутило. Она поправила сбившийся кинжал, села удобнее и вопросительно взглянула на меня:

— Ну что, Алешка? Выдвигаемся?

Глава 23

Лесная дорога и участь покойного чародея

Поначалу дорога была широкая, и двигались мы одной шеренгой. Неторопливо и даже с некоторой сонливостью. Облака тонкой пеленой затянули все небо, угрожая дождем, но солнце где-то за этой пеленой поднималось все выше, воздух прогревался, и вскорости пелена порвалась в клочья.

Как-то в одно мгновение небо очистилось, засияло синевой. Свежий утренний ветерок сразу потеплел, но почему-то принес собой с юга легкий запах дыма.

— Чую я, беценеки там похозяйничали нынче ночью, — хмуро сказал Тихомир. — Больше и некому.

— Не скажи, чародей, — возразил ему Кушак. — В наших местах завсегда и без беценека спокойно не жилось. Если не беценек, то татарин какой придет избы жечь до головы рубить без разбора. Да и своих лиходеев хватает. Сам видишь: не вовкулак, так шмыга объявится, или же просто разбойнички какие. Военным ребятушкам они не страшны, а вот простому люду, кто за себя постоять не способен, кровушку сильно портят. Мы с воеводой Добруней Васильичем частенько их по лесам отлавливаем. Кого на месте не порубим, того в Лисьем Носе на веревке за шею прилюдно вешаем. Боятся нас душегубы эти, но меньше их оттого не становится. Только одного сушиться повесим, так двое новых появляются, как головы у змея Горыныча. Двоих повесим — так на утро четверо объявляются. А уж если троих — так и вовсе… — Кушак принялся торопливо загибать пальцы, но быстро сбился со счета и в сердцах сплюнул. — Много, в общем, тут их у нас!

Но Тихомира он не очень-то убедил. Призрак терпеливо выслушал его, не перебивая, однако несогласно покачал головой, когда тот закончил.

— Где беценеки проходят, там никаких разбойников не остается, — возразил он. — Намедни там битва большая была, и хотя пришлось Истиславу к Суздалю отступить, но и он беценека потрепал изрядно, часть войска его рассеял. Не все за Истиславом в погоню смогли пуститься. Думается мне, что многие отряды где-то поблизости остались, и теперь грабежом занимаются в окрестных поселениях… Так что ты, Кушак, когда назад из храма Зеркального в Лисий Нос отправишься, то поезжай с оглядкой. Нас с тобой уже не будет, один ты останешься. И даже если Настасью Алексеевну уговоришь вместе в обратный путь ехать, то проку от этого выйдет немного. Беценеки по одну не нападают. И даже по двое-трое не нападают. Они скопом наваливаются, и давят, давят, давят, покуда всю силушку не выдавят из богатыря нашего…

Вскоре дорога сузилась, двигаться в шеренгу стало несподручно, и мы разбились на пары. Впереди шли Кушак с Настей, а за ними — мы с Тихомиром. Настя с Кушаком о чем-то вполголоса спорили, но я старался не прислушиваться. И без того было ясно, что Настя мотает богатырю душу за то, что тот позволил Марьице вселиться в себя. А Кушак и не знал, как возразить на ее обвинения. К спорам с женщинами он был явно не приучен. Да тут еще любовь у него приключилась, а спорить с тем, в кого влюблен — вообще последнее дело. В таком споре ты заранее обречен на проигрыш.

Через пару часов пути дорога вывела нас к густому лесу. Огромные мрачные ели так высоко задрали здесь свои макушки, что солнце до сих пор не продралось сквозь них, и лучи его лишь изредка тонкими полосами пересекали нам путь.

Судя по всему, дорогой этой пользовались не особо часто. То и дело ее преграждали упавшие деревья, и не было это происками местных разбойников, которых мы до сих пор не встретили, а падали деревья от старости и гнили, поразившей их стволы. Через куцые стволики наши лошади попросту перешагивали, а вот перед густыми и разлапистыми приходилось спешиваться и оттаскивать в сторону. И только потом мы дальше продолжали свой путь.

Зверья здесь хватало, и было оно какое-то непуганое. Местные жирные зайцы не перебегали дорогу, а неспешно переходили ее, по-утиному переваливаясь. Один раз прямо перед нами из чащи вышел здоровенный лось с окровавленными рогами и с интересом уставился на наших лошадей. Никакой агрессии он не проявлял, но и страха в нем не было. Он чувствовал себя здесь хозяином, и было ему любопытно, что это за гости такие пожаловали в его владения.

А как-то среди ближайших деревьев по левую руку раздался такой страшный треск, что мы все замерли в оцепенении, а лошади так и шарахнулись в сторону — насилу Кушак успел подхватить выпавшую из седла Настю.

Мы с Кушаком немедленно обнажили мечи, приготовившись встречать по меньшей мере медведя, но из чащи так никто и не вышел. Некоторое время оттуда доносилось громкое дыхание, иногда прерываемое легкой хрипотцой, но потом ветви снова затрещали, захрустели, и кто бы там ни был, но он снова удалился вглубь леса, так и оставшись неопознанным.

Тихомир спрыгнул с лошади и, оставляя за собой размытые фантомы, подошел к самому краю дороги. Крутя головой то так, то эдак, попытался что-то рассмотреть за ветвями. Потом пробормотал негромко какое-то ругательство и шагнул в самую чащу. Отсутствовал он недолго, и уже вскоре вернулся столь же бесшумно, как и исчез. Ни ветка при этом не дрогнула, и даже сучок не хрустнул. Один из быстро таящих фантомов повис на ветвях, а мгновение спустя осыпался голубыми хлопьями.

Тихомир подошел ко мне, протянул руку и разжал ладонь. На ней лежал клок длинной белой шерсти. Кушак с Настей тоже глянули с интересом. Кушак недоуменно пожал плечами.

— Впервые такое вижу, — сказал он. — Шерсть белая, как у овцы, но прямая и грубая… — Он взял ее и понюхал. — Странно. Не припомню я такого зверя лесного, чтобы шерсть подобную имел.

— Леший это, — сухо ответил Тихомир. — Изучает. Думаю, не увидел он в нас угрозы для своего леса, вот и отпустил.

— А если увидел? — спросил я.

Просто так спросил, из любопытства. В леших я не особо верил.

— А если увидел, — невозмутимо ответил Тихомир, — то уже не выйти нам из леса никогда. День за днем плутать тут будем, ночь за ночью, покуда травы и деревья не высосут из нас всю силушку. Потом еще зверь лесной довершит это дело, а болота затянут наши останки, и их уже никто никогда не найдет.

— Такое и без лешего случается, — с усмешкой заметила Настя.

— Случается, — охотно согласился Тихомир. — А потому здесь следует быть вдвойне осторожнее. В лесах этих никогда заранее не знаешь, что ждет тебя за поворотом дороги. Самый тихий шорох может обернуться злобным зверем, а то и лешаком. А уж если лешака встретил — жди беды.