Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

— Хватит уже нас пугать! — без особой уверенности возмутилась Настя. — Заладил как попугай: зверь лесной, лешаки… И без тебя знаем, что в лесу опасно!

Какое-то время мы двигались молча — с четверть часа, а может и побольше. Потом дорогу нам в очередной раз перегородило поваленное дерево, и перескочить через него или же обойти вкруг не представлялось возможным.

Пришлось нам с Кушаком снова спешиться и вдвоем ухватиться за ствол. Но толстые ветви упирались в землю и мешались, так что пришлось Кушаку вооружиться топориком и — тюк-тюк-тюк — пообрубать лишнее, чтобы сподручнее было тянуть. Но как только Кушак опустил топор, я снова услышал «тюк-тюк-тюк», но в этот раз со стороны леса, в значительном отдалении.

Но это не был стук топора, и он не прерывался, а звучал монотонно: тюк, тюк, тюк, тюк.

— Чего задумался, Лексей⁈ — весело прикрикнул на меня Кушак. — Беремся за ствол и тащим. Нам и отодвинуть-то его всего малость нужно, чтобы проход открыть. Хватайся!

Но я, не глядя на него, приставил к губам палец и медленно помотал головой. Потом пальцем потыкал в сторону чащи: там! Кушак сразу же перестал улыбаться и уставился в самую гущу сцепившихся ветвями деревьев. Прислушался.

— Похоже, верховые, — шепотом сказал он немного погодя. — Приближаются. Должно быть, там где-то дорога…

Я вытащил шпагу, подумал немного и достал еще и меч из-за спины. Кушак плюнул в левую ладонь, перекинул в нее топорик и тоже извлек из ножен меч. Мы прошли вперед шагов двадцать, и только когда увидели, что слева к нашей дороге примыкает еще одна, то сразу остановились.

Кушак сделал знак Насте с Тихомиром укрыться за поваленным деревом, и мы отошли к обочине.

— Судя по шагам, там двое конных, — шепотом сказал Кушак. — Если приблизятся, то рубим сперва лошадей, а потом добиваем всадников. Ты знаешь, Ляксей, как правильно убить лошадь?

Я не знал. Не доводилось мне участвовать в конных сражениях и губить несчастных животных.

— Тогда и не пытайся, — махнул рукой Кушак. — Не ровен час, затопчут тебя. С лошадьми я сам разберусь, а ты уж верховых на себя возьми. Как только наземь грохнуться, так сразу и руби их в капусту.

— Как же так — в капусту? — удивился я. — А ежели и не виноваты они не в чем? Ежели не за что их рубить-то?

— Господь сам разберется, было за что или нет, имелась на них вина или же не было ее. А если мы с тобой разбираться зачнем что да как, тогда не мы их, а они нас в капусту порубят. Потом помолятся и дальше поедут, а косточки наши зверье вмиг по лесу растащит.

Кушак дело говорил. Вдоль обочины мы скользнули к примыкающей дороге и остановились всего в нескольких шагах от перекрестка. Замерли, укрывшись за низко свесившейся еловой лапой. И в то же мгновение из-за поворота показалось двое конных.

Это были призраки. Нет, лошади, на которых они сидели были самыми настоящими, живыми животными. Но всадники совершенно точно являли из себя призраков, охваченных таким же легким голубоватым свечением, какое порой бывало и у Тихомира. Если хорошенько приглядеться, то сквозь них можно было увидеть деревья с той стороны дороги.

При жизни они определенно были воинами — их кольчуги, остроконечные шлемы и мечи с топорами на поясах намекали именно на это. Но к войску Истиславову они вряд ли имели какое-то отношение. Узкие, чуть раскосые глаза и коренастое телосложение говорили о том, что были они скорее противниками князя Истислава. А то, что души их не упокоились, как полагается приличным душам обычных людей, а приняли призрачный облик, означало, что в прижизненном своем воплощении эти двое были магами. Такую уж особенность имели чародеи в мире Серой Руси: после смерти души их не отправлялись в ад или рай, в зависимости от совершенных при жизни грехов и принесенного покаяния, а надлежало им явиться в Зеркальный храм, чтобы оставшаяся после их смерти магическая сила воссоединилась с общей энергией местного магического поля. Это и было окончательной гибелью мага, его бесповоротной кончиной.

Оставался лишь открытым вопрос, что произойдет с призраком, если он по какой-то причине не пожелает явиться в Зеркальный храм, или же какие-то независящие от него обстоятельства не позволят ему сделать этого. Но ответа на сей вопрос я пока не знал. Да и нужен ли он мне — этот ответ? Что бы там ни было, а как-то повлиять на мою собственную судьбу в этом мире он не мог ни коем образом…

Пусть и укрывались мы с Кушаком за еловой лапой, но призраки нас сразу почуяли. Остановились на пересечении дорог, замерли на мгновение, а потом одновременно повернули головы в нашу сторону. И хотя мы были прикрыты густой хвоей, но у меня не возникло ни малейшего сомнения, что они нас видят. Так же как видят и притаившихся за стволом поваленного дерева Тихомира и Настю.

Не находя причины и дальше скрываться, мы с Кушаком вышли из-за еловой лапы и остановились на обочине. Кушак потрясал зажатым в обеих руках оружием, готовый в любой момент кинуться в схватку. И только тот факт, что сражаться с призраками — затея не самая разумная, удерживал его на месте.

Я же просто с интересом рассматривал этих необычных всадников. По какой-то причине я сейчас видел силовые линии местного магического поля, которые свивались над головами призраков в замысловатые узоры. Они слабо светились и дрожали, похожие на струны гитары после завершающего аккорда. Линии эти были белыми и очень тонкими, и мне подумалось даже, что они сильно напоминают мне волосы Катерины.

Призраки не казались готовыми к нападению, да и не было у них на то причины. Призрак беценека — это уже не сам беценек. И если на первых порах какие-то чувства и воспоминания в призраке еще сильны, еще способны поддерживать в нем невидимую связь с прежней личностью, но вся эта память очень быстро тает, расплывается, исчезает. И уже скоро не остается от нее ничего, лишь некие смутные образы и ощущения.

Призраки обменялись друг с другом фразами на незнакомом мне птичьем языке, потом равнодушно отвернулись и тронули своих лошадей. Те послушно двинулись вперед, но вовсе не по дороге. Они пересекли ее, протиснулись промеж елей и вскорости исчезли из вида. Только мохнатые лапы поколыхались еще немного и замерли.

— Фух-х! — Кушак сунул за пояс топор и утер со лба пот. — Кажись, пронесло на это раз. Нам повезло, что эти беценеки были убиты некоторое время назад. Скорее всего в битве с Истиславом. Связи с прежней личиной у них уже почти разрушились, и они теперь не проявляют особой злобы на русский люд. Сейчас они, так же как и мы, направляются в Зеркальный храм. Но если бы они были убиты недавно, то наверняка напали бы на нас.

— Двое против двоих — мы бы сдюжили, — ответил я. Без особой уверенности, впрочем.

Кушак хмыкнул, качая головой.

— Ты когда-нибудь сражался с призраками, Ляксей? — поинтересовался он.

Я честно признался:

— Не доводилось. С демонами, бывало, зацеплялся, но то ведь скорее необычные звери, нежели призраки. Как же можно сражаться с призраком, если он и тела-то не имеет?

— В том-то и дело, что не имеет! Как же его убить-то, если и мечом ткнуть некуда? Как же ему голову с плеч срубить, если шея у него что воздух — такая же неосязаемая?

— Что верно — то верно, — вздохнул я. — Пытаться убить уже и без того мертвое — то еще занятие. Это как воду в решете таскать.

Кушак вдруг вздрогнул, выпучил глаза, и лицо его приобрело какое-то детское выражение. Сперва я не сообразил, что это может означать, но потом смекнул: это Марьица вышла из забытия.

— Это не помешало вам убить меня во второй раз! — сказал Кушак высоким голосом. — Несчастной девице меч в грудь по самую рукоять воткнули, к земле сырой пригвоздили, ироды!

И тут же, поучительным тоном, он возразил девке внутри себя:

— Ты была не призраком, а самым что ни на есть подвижным мертвяком! Шмыгой проворной, которая не прочь отведать человечинки! Потому и пригвоздили тебя к земле… А теперь помолчи, девка глупая, когда мужи бывалые о делах важных беседу беседуют!