Обострение (СИ) - Волков Тим

Отложив шприц, доктор устало вытер со лба крупные капли пота.

Уф-ф… Кажется, пронесло. На этот раз… А как дальше?

А как дальше, знает один Господь Бог! Что будет с Василием, выживет ли? А как с Анной? Да еще и сам под следствием — контрразведка! Отстранен… Ещё немного — и в самом деле за шпионаж посадят. Или даже расстреляют, в военное-то время — запросто! Вот будет номер…

Навалилось все.

На крыльце послышались шаги. Аглая выскочила — посмотреть. И тут же вернулась:

— Иван Палыч! Алексей Николаич пришёл.

Надо сказать, отношения поручика из охранки и простой деревенской девчонки развивались на удивление ровно. Естественно, о них уже знало всё Зарное. Все всё осудили, обсосали кости — дальше уже было не интересно, что там да как? Кого всерьёз интересуют чужие судьбы? Совладать бы со своей…

Вот и здесь. К слову сказать, матушка Аглаи отнеслась ко всему весьма даже положительно. Внимание заезжего офицера к ее дочери женщине льстило. Тем более, поручи и сам был выходец из низов… как и Аглая, уже добившаяся многого. Должность, неплохое — по сельским меркам — жалование. Грамоту осилила… Теперь вот — старшая, официально — в ответе за всё…

— Проходите, Алексей Николаич! Доктор только что пришел.

Иван Палыч и гость прошли в смотровую. Аглая поставила чайник на плиту. Сняв шинель и шапку, поручик уселся за стол и пристально посмотрел на врача:

— У-у-у! Что-то на тебе лица нет! А ну-ка, рассказывай!

Доктор рассказал всё. И про похищение учительницы, наглое, средь бела дня, и про визит офицера из контрразведки… и про свои планы…

— Я всё же решили идти!

— Охолонь! — жестко бросил Гробовский. — Прежде чем решать, нужно всё хорошенько обдумать. В обоих, кстати, случаях. Со шпионством твоим полегче будет… но, и то повозиться придется… А вот с Анной Львовной… Значит, говоришь, Сильвестр?

— Сильвестр…

— А ну, дай-ка записку… Ага… — вчитавшись, поручик покачал головой. — Как всегда — ничего конкретного, один воровской форс. Я с таким уже сталкивался. Как-то, до войны еще, украли дочку одного купца… А, впрочем, неважно…

Алексей Николаевич держался уверенно и спокойно, и это его спокойствие невольно передалось и доктору, несмотря на последующие слова собеседника.

— Возвращать тебе Анну Львовну Сильвестр явно не собирается. Вон, напустил туману. Вечером! Вечер длинный. У церкви… У какой именно? У старой, обгоревшей, или у бывшей часовни?

— Не собирается… — растерянно поморгал Иван Палыч. — Но… зачем тогда всё? Зачем эта встреча?

— Думаю, он хочет тебя выманит, захватить… И убить, да, — Гробовский флегматично повел плечом. — Причём обставить все с некоей фантасмагорией, как принято у средней руки «иванов». Ну, чтоб себя показать, чтоб газеты раструбили… для форсу! Чтоб все знали, вот он какой, Сильвестр! Знали, и боялись. Такая слава полезна. Авторитет. Они этим дорожат. А просто так убить он тебя и раньше мог! Как того несчастного мотоциклиста… Однако, нет — рассудил, что куда выгодней будет поступить по-другому. Одни волки чего стоят! Театральщина!

Доктор похолодел:

— Так Анна Львовна… она, может, уже и не…

— Жива! — покивал Гробовский. — Всенепременно жива, можешь не беспокоиться. Может, Сильвестр будет держать её, как заложницу — на крайний случай. Но, скорее всего, убьёт вместе с тобой.

— Спасибо, Алексей Николаевич, успокоил!

— Говорю, что есть. А ты раньше времени не дрожи. И не думай, что только с тобой так! Бывали, похищали людей. Не ты первый, не ты последний. И с твоим делом сладим, не сомневайся! Тут всё дело… Ох… — поручик вдруг потянул носом воздух. — Чую, пироги-то нынче с капустой!

— С квашеной! — обернулась от плиты Аглая.

Как девушка, воспитанная вполне в деревенских традициях, санитарка в мужские разговоры не лезла, да и не особо вслушивалась. Но, вот тут не выдержала, спросила:

— Алексей Николаич… А кто такие эти «иваны»-то?

— «Иваны»? — Гробовский неожиданно улыбнулся. — А это, Аглаюшка, так сказать офицеры преступного мира! Конечно, никакие они не офицеры, а так, шваль. Но, себя держат! Давай, давай чайник-то… помогу… Во-от…

Санитарка заботлива налила по кружка кипяток.

— Так вот, — в ожидании, когда остынет налитый Аглаей чай, продолжал поручик. — Преступники разной масти бывают. Самые уважаемые — «медвежатники», те, которые сейфы берут. «Варшавские» тоже в фаворе… ну, поляки — картежники-шулера, щипачи-карманники — марвихеры… Мазурики — мошенники разного рода… Ещё есть воры чердачные, воры магазинные, железнодорожные, велосипедные, взломщики, «хипесники», «мойщики», «коты»…

Санитарка (вернее, уже И. О. завбольницей) перекрестилась:

— Господи, сколько ж этих змеев-то!

— Да уж, — посмеялся Гробовский. — Хватает… Умм… Молодец, Аглаюшка. Вкусно!

— А убийцы? — Иван Палыч покусал губу. — Сильвестр же — из них?

— Убийцы? — отпив чай, Алексей Николаевич помотал головою. — Эти никогда высшего места не занимали. Все же убийство православного — тяжкий грех! Чего им гордится? Кровопролитие особо не уважают… Хотя, коли из «воровской чести» или, опять же — для форсу… Тут поймут. Мало того — одобрят. А кто такой Сильвестр, нам бы получше прояснить надобно…

— Так ты ж, вроде, телеграфировал! — вспомнил вдруг доктор. — По отпечаткам пальцев.

— Я-то телеграфировал, но дело-то не я веду!

Иван Палыч приподнял брови:

— А кто же?

— Судебный следователь! — покровительственно улыбнулся Гробовский.

Впрочем, тут же пояснил:

— Понимаете, я — сыскарь, я ищу. Ловлю фартовых! А следователь потом — расследует. Бумажку к бумажке подгоняет, чтоб на суде дело не рассыпалось. А то знаете, у нас там присяжные заседатели… поверенные… При желании самого чёрта оправдают!

Поручик неожиданно рассмеялся и искоса глянул на доктора:

— Это я, Иван Палыч, к твоему случаю со шпионством.

— Разобраться бы сперва с Анной!

— Разберемся… Мне срочно бы в город, на телефон, — вдруг засобирался Гробовский.

Артём дёрнулся:

— Я подкину!

— Ну, разве что — до станции… Не забывай, Иван Палыч, о контрразведке!

Ночь прошла тревожно, доктор почти не спал. Всё думал об Анне. О том, правильно ли он поступил, рассказав все полиции. А под утро опять стало хуже Василию…

И снова нитроглицерин, морфий.

Если так пойдёт — вполне можно и потерять парня.

«Почему же стало хуже?»

Тоны сердца, и без того глухие, теперь путались, пульс скакал — то нитевидный, то пропадал. А ведь должны были стать ровнее.

«И стали! Когда дал лекарство. А теперь…»

Передозировка? Дигоксин копится в организме медленно, у детей чувствительность выше. Но ведь все расчитал! Перепроверил на несколько раз!

Может, гликозиды нагрузили клапан сверх меры? Сокращения сильнее, но клапан не справляется, застой растёт? Нет. Судя по тонам сердца — не то.

Ждать. Как бы тяжело не было — ждать. Именно что дигоксин копится — и нужно время, чтобы добиться нужной концентрации. Рисковано. Но… Иного выбора нет.

Гробовский явился к обеду, весь из себя довольный. Уселся в смотровой, деятельно потёр руки:

— Ну, что, Иван Палыч, приступим? Вот тебе конвертик… Вручишь Сильвестру… прямо в руки! Если тот что спросит, всё подтверждай. И ничему не удивляйся! И не бойся ничего — мы рядом будем.

Доктор послушно сунул в карман конверт с надписью — «Сильвестру, ротному». Усмехнулся:

— Он что же, ещё и ротой командовал?

— Ротой, ротой… да не простой, — хмыкнул поручик. — Не простой, а «золотой»! Занимались вымогательством денег у других воров. И много кого обидели… А Сильвестр был у них «капитаном». Думаешь, зря он в Зарном сидел? Эх, всё же хорошо, что мы в деревне! Не так-то легко скрыться.

Быстро темнело. Пошел снег. Свет мотоциклетной фары выхватил из сгущавшейся тьмы закопченные стены обгоревшей церкви.

Заглушив двигатель, доктор слез с мотоцикла. Походил взад-вперед, чтобы не замерзнуть, прислушиваясь к каждому звуку. Вот где-то неподалеку залаял пёс! Едут? Уже?