Обострение (СИ) - Волков Тим

Нет. Сани прокатили мимо… Не местные — городской фаэтон с поднятым верхом. Верно, кто-то к кому-то приехал… или заказали.

Прождав с полчаса, Иван Палыч поехал к часовне у старого кладбища. Там было тихо. На могилах зловеще чернели кресты.

И тут — никого! Полчаса прошло… сорок минут… час…

А, что, если Сильвестр…

Хотя — вечер еще не закончился…

Поёжившись, молодой человек запустил двигатель. И вдруг заметил фаэтон! Тот самый, с поднятым верхом.

— Туши фару, доктор! — подъехав, гулко скомандовал кучер.

Голос показался Артёму знакомым. И это точно был не Сильвестр!

Послушно погасив фару, Иван Палыч повернул руль и резко включил свет.

На козлах сидел Яким Гвоздиков! В дохе и в мохнатой шапке, как заправский «лихач».

— Говорю же, гаси!

Тьма… Тишь…

— Садись!

— Где Сильвестр?

— Ждёт. Вместе с Анной.

— Но, мы так не до…

— Если хочешь увидеть ее живой — садись! — во все горло гаркнул Яким. — А не хочешь, так я поехал… Н-но!

— Да постой ты! Мотоцикл…

— Тпр-ру! Оставь. Кому он тут нужен? Вообще, мог бы и пешком…

Хм, пешком… Не-ет! Гробовский не зря настаивал на мотоцикле!

Что ж, доверимся. Что еще делать-то?

— Стой… Повернись… Да не дергайся! Всё. Садись теперь.

В санях еще кто-то был. Вряд ли Сильвестр. Так, на подхвате…

Завязали глаза, связали за спиной руки…

— Н-но, залетные! Н-но!

Поехали. Заскрипел под полозьям снег. Залаяли где-то рядом собаки… Вот смолкли… Выехали из села… А это что за звуки? Поезд! Станция…

Не остановились, нет… Снова тишина… И вновь — поезд. Гудок паровоза, стук колес… Едем вдоль железной дороги. Интересно, куда? В город или прочь? Если в город, то можно будет определить — не так уж ещё и поздно! А сколько? Часов восемь? Девять? Скорей, около семи!

— А помнишь, доктор, как бабу отбил у меня? Тогда, когда я только в Зарное приехал? — задумчиво произнес Яким. — Она мне пощечину отвесила, а с тобой пошла…

И замолчал, больше за всю поездку не проронив ни слова.

Минут через двадцать что-то загудело… Грузовик! Рядом всхрапнула лошадь — извозчик?

Смутно донеслись людские голоса… остановились… Верно, на перекрестке…

— Вечерние ведомости'! Покупайте «Вечерние ведомости»!

— Речь господина Керенского в Думе!

— Немцы в Бухаресте, но наши держат фронт!

— Отставка генерала Жоффра!

— Речь господина Керенского!

Мальчишки, газетчик… Город! Куда теперь?

— Слазь, приехали!

Доктору развязали глаза в полутёмном подъезде. Похоже, это был чёрный ход. Гвоздиков шёл впереди, кто позади — Бог весть. Гулкие шаги… узкие пролёты… Третий этаж. Узкая дверь. Да, чёрный ход — без таблички.

— Прошу, господин доктор!

Постучав условным стуком, Яким распахнул дверь.

— Руки-то развязали б. Не убегу! — входя, буркнул доктор.

Узкий коридор, слева — комната-пенал, справа — вполне приличная зала с люстрой под высоким потолком. Мебель… вполне приличная, но, не то, чтобы очень. Книжные шкафы, бюро, круглый стол, вдоль стен — венские стулья. Высокое окно во двор. На стене картина — пейзаж… Такой… солнечно-размыто-воздушный. Кажется, Моне или кто-то из импрессионистов. Никаких личных фото… Съемная квартира, да! Или, как здесь принято говорить — меблированные комнаты. До войны за такие брали рублей пятнадцать в месяц. Сейчас — не менее тридцати.

— А, дорогой гость! Ну, наконец-то, пожаловали!

Каркающий голос. Насмешка. Темная тень в дверях.

Доктор повернул голову.

Вытянутое желтоватое лицо, искривленное саркастическою усмешкой, высокий, с большими залысинами, лоб.

Сильвестр! Собственной персоной, Сильвестр.

А где же усы, бакенбарды? Сбрил! Ну да, он же в бегах.

Всё тот же строгий темный сюртук, гарусный голубой жилет… правда, нынче вот без часовой цепочки.

— Где Анна Львовна?

— Скоро увидитесь! — зловеще улыбнулся преступник. — Правда, не думаю, что вам это понравится… Ну что, доктор, свиделись вновь? Я ведь говорил, что найду тебя! — он хищно улыбнулся. И достал из кармана нож. — Я вот что понял — ты удачу мою украл. Как ты появился в селе — так у меня фарт пропал. Вот до чего докатилось — повязали нас. Поэтому я этот фарт свой обратно себе заберу. Вырежу из тебя!

Он поднял нож над головой.

— Сильвестр… — тихо позвал Яким.

— Что? Что там ещё?

Сильвестр с досадою повернулся к Гвоздикову. Тот протянул конверт… Тот самый.

— Вот-с! Нашли в кармане…

— Чушь какая-то… Что-о?

Разглядев надпись, трактирщик тяжело уселся на стул. На лбу его выступили крупные капли пота…

И что могло так напугать? Неужели, письмо? Так он его даже ещё и не вскрыл!

— Очки! — немедленно распорядился Сильвестр. Губы его дрожали…

Гвоздиков метнулся к бюро, подал очки и костяной, с резной рукоятью, ножик для разрезания книжных страниц.

— Свободен!

— Мне уйти? — всё же уточнил Яким.

— Сказал же — пошёл прочь! — вскрывая конверт, остервенело выкрикнул трактирщик. — Следи! Жди указаний.

— Вас понял! — чуть поклонившись, Гвоздиков исчез в коридоре. Хлопнула входная дверь.

Зачем он его прогнал? Интересно… И за кем Яким должен следить? Неужели…

— Всё же нашли… — отбросив письмо, одними губами прошептал Сильвестр. — Нашли, с-суки… А что же вы, доктор?

Ого, перешёл на «вы»! Кажется, неплохой знак.

— Что ж не сказали, что племянник Кривого? Ну, да, двоюродный, но всё же… Сказали б — всё не так бы пошло! Не так… не так… По-другому… А теперь вот — думай…

Сильвестр вдруг встал и прислушался. Желтое лицо его озарилось недоброй ухмылкой.

— А, обложили! Думаете? Ну-ну…

Раздался звонок. А потом и стук в дверь.

— Э-э… — повернувшись к доктору, трактирщик покусал тонкие губы. — Передашь Кривому… А, впрочем, ещё свидимся! Пока же — прощай!

С этим словами Сильвестр вдруг бросился к окну и с разбегу прыгнул! Кругом полетели осколки стекла… Во дворе послышались крик… А в комнату…

В комнату с наганом в руках вбежал Гробовский!

— Иван Палыч, цел?

— Я-то цел… А вот Сильвестр…

— Никуда он не денется! — поручик подошел к окну. — Эвон, уже взяли! Лаптем-то щи не хлебаем! Ох ты ж… Давай-ка, я тебя развяжу! Ах, доктор, какое большое дело мы сделали! Всё же словили…

— Но, Анна Львовна! — вскочив, закричал Иван Палыч. — Она до сих пор у них! Я кажется, знаю… Гвоздиков! Ему поручено… Эх, так он верно, уже, уехал!

— Уехал, — усевшись на стул, спокойно кивнул Гробовский. — А наши люди — за ним! Успокойся, Иван! Скоро увидишь свою Анну Львовну.

— Но, как вы…

— Говорю же! Лаптем щи не хлебаем. Работаем!

— Ах…

— Что такое, доктор? Что-то ты побледнел… А ну-ка, на воздух, на воздух!

По квартире уже ходили какие-то люди в жандармской форме. Что-то искали, переговаривались…

Во дворе же…

Во дворе, прямо под окнами валялись осколки стекла. На снегу краснели пятнышки крови. Как ягодки рябины.

Пойманного Сильвестра с окровавленным лицом как раз сажали в возок. Трактирщик нехорошо щерился и ругался. Заметив доктора, вдруг замолк и смачно плюнул на снег:

— Ишь как… навёл! Ничо, ничо… Достанем тебя! Не я, так Кривой…

— Да полезай ты уже! — один из жандармов от души угости задержанного хорошим пинком! — Надоел ругаться!

— Да кто такой этот Кривой? — наконец, спросил Иван Палыч.

Гробовский задумчиво покусал губу:

— Один из московских фартовых. «Иван». Из крупной рыбы! И имеет большой зуб на Сильвестра!

— А-а…

— А ещё…

Глянув через плечо собеседника, поручи вдруг резко замолк.

Доктор резко обернулся…

Во двор медленно въезжал длинный темно-зеленый автомобиль с поднятым верхом. В кабине, рядом с шофером, сидел военный с чистыми погонами армейского капитана и с налетом седины на висках. Худой, костлявый, с серой, почти мертвецкой кожей, и взглядом, тяжелым, как свинец.

Старый знакомый…