Сирийский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

Сагитович покачал головой, взглянув на двух американцев.

— У нас те, кого они захотят забрать. И мы ничего не сделаем, Саныч, — выдохнул Сагитович.

— Разве? — посмотрел я на Карима, но тот только пожал плечами.

Ливийцы двигались медленно, ровно, глаза прятали за чёрными очками. Наверное, все работники спецслужб всего мира ведут себя одинаково — оценивающе, холодно и безэмоционально.

Впереди группы шагал Мустафа Махмуди, держа руки за спиной. Несколько человек разошлись в разные стороны. Как будто в попытке окружить вертолёт.

— Если отдадим пилотов, мы их больше не увидим. А у американцев наш лётчик, — ответил я, убирая защёлку на двери.

Щелчок раздался эхом в грузовой кабине. Два связанных пилота начали дёргаться, пытаясь освободить руки и ноги. Как будто побег им сейчас поможет.

— Пистолет при тебе? — спросил я.

Карим показал мне американский Кольт, а за спиной послышались шаги Кеши.

— Саныч, я за тебя хоть куда, но мы с двумя пистолетами оборону долго не удержим, — произнёс Кеша.

Я опустил ручку сдвижной двери и сдёрнул её с места. Ещё раз повернулся и посмотрел на свой экипаж. Вид у них и правда был очень боевой.

— Чтобы сейчас не происходило, из вертолёта не выходить. Дверь закрыть, и рядом с иллюминаторами не светиться, — ответил я.

— Командир, как скажешь. Только… ты уверен, что мы не зря сейчас вступаем в международный скандал? Наш лётчик живой? — спросил Карим.

— Сагитович, я и за мёртвого готов авианосец потопить. А уж поскандалить — это «за здрасти», — ответил я и отодвинул полностью дверь.

Жар сразу ударил в лицо. Палящее солнце заставляло воздух буквально дрожать над бетоном. Запах керосина и нагретого железа был повсюду. Я ступил на бетонную поверхность стоянки и сразу же закрыл дверь.

Тут же услышал, как мои ребята закрыли защёлку. Защита, конечно, не самая надёжная, но какая есть. Не думаю, что ливийские «чекисты» будут брать Ми-8 штурмом.

Я повернул голову в направлении самолётной стоянки. Вдалеке был виден силуэт МиГ-29. Его сейчас закатывали в один из ангаров. Можно было кричать и звать на помощь наших техников, но лишней опасности для своих людей я не хотел.

А вот дождаться появления кого-то из командования — более реальный выход из ситуации. На столь открытый конфликт ливийцы не пойдут.

Ливиец Махмуди был в сотне метров от меня. Шёл и широко улыбался, будто готовится встретить старого друга. Я же продолжал слушать дуновение ветра и как остывают двигатели вертолёта. Треск металла отдавался в ушах сильнее, чем любая речь.

Мустафа был уже совсем рядом, когда я посмотрел по сторонам. В данный момент вокруг меня оказалось несколько человек. Все они будто бы держали меня в окружении.

— Александр, я рад вас видеть, — громко поприветствовал меня Махмуди, поправляя солнцезащитные очки.

Он по-прежнему двигался ко мне королевской походкой, размахивая руками словно плетьми.

— Не могу ответить вам тем же, господин Махмуди.

— Ну, не стоит! Вы же наши друзья. Советский Союз сделал многое для Ливии. И ещё сколько сделает…

— Теперь сомневаюсь, — тихо ответил я.

Обступившие вертолёт и меня ливийцы начали сужать кольцо, сделав несколько шагов ко мне. Махмуди очки не снимал, но уже не улыбался. Уголки его рта слегка дёрнулись.

— Майор, то что сегодня произошло, без расследования не останется. Все официальные выводы будут сделаны. Ещё нужно понять, каким образом советские самолёты оказались в зоне действия нашего ПВО. И сбили ли мы его, — развёл руками Мустафа.

— Само собой. Следствие покажет, — кивнул я.

Махмуди улыбнулся и махнул рукой своим коллегам. Трое человек, одетые «с иголочки» двинулись к сдвижной двери.

Я тут же сделал два шага назад и встал вплотную к вертолёту. Кончиками пальцев задел нагревшуюся обшивку фюзеляжа и тут же почувствовал сильное жжение на подушечках.

Ливийцы остановились, не решаясь сделать ещё хоть шаг в моём направлении. Мустафа поджал губу и снял очки.

— Александр, в чём дело? Мы хотим забрать американских преступников, которых вы…

— Выловили из моря. Всё верно, господин Махмуди. Поэтому их допросят представители наших компетентных органов. Эти люди нарушили законы Советского Союза. Судить их будут у нас.

От былых улыбок и спокойствия на лице Махмуди ничего не осталось. Не знаю, насколько важны для Ливии два этих американца, но для вызволения советского лётчика они важны больше.

— Вы идёте против Ливии, господин Александр. У меня приказ доставить этих двоих янки на допрос. И я это сделаю, — сквозь зубы ответил мне Мустафа.

— Как только прибудет представитель советских компетентных органов, с ним данную проблему и обсудите.

Махмуди начал хохотать, посматривая на своих подчинённых.

— И что ты сделаешь, майор? Улетишь? Не успеешь, мы тебя раньше собьём и никто ничего не узнает. Простая авария или катастрофа.

Риск есть. Но я и не собирался пользоваться Ми-8 для побега. Я вообще о побеге не думал. Просто тянул время.

— Но и американцев вы не получите. Я даже не знаю, что больше разозлит Лидера Революции гибель от руки ливийцев ценных пленников или советского экипажа.

Мустафа убрал очки в нагрудный карман и подошёл вплотную. Чтобы разговор никто не услышал.

— Уйди, майор. Это наши пленники.

— Тогда чего ж вы за ними в воду не полезли? У вас своё командование, а у нас — своё. Мне отдали приказ охранять двух американцев. А я приказы привык выполнять. Ещё вопросы есть, господин Махмуди?

Ливиец недовольно цокнул языком, развернулся и пошёл в направлении машины. Остальные так и остались стоять вокруг вертолёта и не сдвинулись с места.

— Командир! — услышал я голос старшего группы техников и повернулся.

Старший лейтенант Свистунов бежал вместе с другими техниками к вертолёту, держа в руках… да всё что угодно держали в руках эти «черти».

У кого-то топор, у кого-то багор, а сам свистунов и вовсе тащил самое «нужное» приспособление на вертолёте.

А ещё за ними следом шёл человек, одетый в лётный комбинезон и пояс АСП-74.

У него были взъерошенные светлые волосы. Но самое интересное — взгляд. Какой-то уж чересчур высокомерный. Словно какой-то барин на холопа смотрит.

— Товарищ командир, наши действия? — подбежал ко мне Свистунов, держа в руке то самое приспособление для гнутья триммера лопасти.

Ливийцы переглянулись и ретировались методом быстрого шага в сторону своих машин. Надо было слышать, что им в этот момент кричал Мустафа Махмуди.

— Ты его зачем припёр? — улыбнулся я, смотря на большую оранжевую скобу в руках у Свистунова.

— Так… это… мы связь проверяли на втором борту. Смотрим, вы сели и выключились. Тут и ливийцы, и солдаты, и МиГ-29 сел. А потом капитан Петров в эфир команду подал.

— Какую?

— Наших бьют.

Я не удержался от смеха. А Свистунов продолжал быть серьёзным.

— Молодец, старлей. С меня «поляна», — поблагодарил я парня и приобнял за плечи.

В этот момент за спиной открылась дверь, и на бетон начали вытаскивать связанных американцев. Вид у них был уставший, потерянный, но не лишённый гордости.

— Мы американские граждане и требуем встречи с послом США в Ливии, — громко заявил один и пленных.

Я смог разобрать его слова, ответив на ломанном английском.

— Да-да. Где ж ты в Ливии посла видел американского?

Второй американец молчал, медленно потирая… глаз. Мне даже приглядываться не пришлось, чтобы увидеть огромный наливающийся синяк. В грузовой кабине я эту «изюминку» у парня не приметил. Такое чувство, что этот пилот встретился с очень тяжёлым предметом.

— Надо же, какой сочный «финиш». Кто его так? — показал Свистунов на синяк американца.

— Вот-вот. Интересно кто? — спросил я, посмотрев на Кешу и Карима.

Естественно, официальная версия была, что он ударился при катапультировании. Но мой товарищ Кеша врать не умеет от слова «совсем».

— Саныч, ну мы его когда вытащили, он быковать начал, кричал. Я ни слова не понял, но мне кажется, что он меня материл. Причём очень грубо.