Сирийский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

Руководитель полётами не ответил, поскольку в эфире прозвучала более веская информация.

— 321-й, понял вас, — нервно ответил оператор «Тарелочки».

Похоже, это офицер боевого управления на борту Як-44 советского корабельного самолёта радиолокационного дозора и наведения. С ним мы уже работали в Сирии. А теперь его использовали по самому прямому назначению.

— Один противник сбит. Повторяю сби… — оборвался голос другого лётчика.

Я узнал спокойны, размеренный тон того самого лётчика с позывным 321. Скорее всего ему пришлось идти до конца в вопросе прикрытия своего напарника.

— Саныч, это что значит⁈ Он американца сбил? — услышал я нервный голос Кеши по внутренней связи.

Мы уже приближались к портовой зоне Тобрука. Нам бы уже знать, в какую сторону лететь за сбитым лётчиком. Уже во второй раз нам предстоит вылавливать американца.

— Тобрук-старт, 322-й, к вам с посадкой на одном двигателе. Прошу разрешение на заход с прямой, — запросил в этот момент у местного руководителя полётами второй лётчик.

Судя по докладу, американцы могли повредить своей стрельбой двигатель. Ох и назревает конфликт у берегов Ливии! Давно так близко наша страна не была к Третьей Мировой.

— 322-й, вам разрешили, — ответил ему руководитель полётами.

Все это время раздумий мы продолжали следовать в направлении залива. Береговая линия уже осталась позади, а нам по-прежнему не дали координат, где искать американца.

— 907-й, квадрат 12−11. Результаты поиска доложить, — дал нам район для работы руководитель полётами.

Тут же мне рукой Кеша показал, куда нужно отвернуть. Я энергично отклонил ручку управления вправо, чтоб не улететь далеко в море. Оказывается, американец катапультировался совсем рядом с берегом.

— И меня удивляет, где корабли ливийцев⁈ — возмутился Карим, выглядывая за центральный пульт вниз, осматривая водную поверхность через нижние блистеры остекления кабины.

Не прошло и минуты, как перед нами начали появляться обломки самолёта. На водной глади были видны следы топлива, а чуть дальше и наш «объект».

Солнце било в глаза, пот тёк по вискам. Белые барашки пены и синяя пустота, в которой американец виден оранжево-серым пятном на воде.

— Зависаем. Карим и Кеша, забираете его, — громко сказал я по внутренней связи.

Под нами болтался маленький надувной плот, цепляющийся за волны. Фигура в нём не двигалась, а лежала неподвижно.

— Саныч, я не смогу за ним спуститься. Работаем как в прошлый раз? — спросил меня Карим по внутренней связи из грузовой кабины.

— Да. Страхуйся и направляй меня.

Мы пошли снижаться. Сердце забилось сильнее, а руки почувствовали напряжение от миллиметровой работы органами управления.

— Ушёл влево, вправо два! Ещё! Стоп! Опять двигаешься… Не уходи вперёд! — перекрикивал шум Карим, давая мне непрерывные команды.

И не одной мысли, что мы сейчас нарушаем Инструкцию экипажу. Батыров бы меня уже «на верёвки» порезал.

Стёкла начинает заливать брызгами морской воды.

— Ещё немного! Колесом коснулся. Завис! — подсказал мне Карим.

Вот сейчас всё. Но как же сложно! В голове только мысли — завис, не двигайся, держи.

Внешний мир сузился до размера кабины вертолёта. Кажется, что я только слышу гул работы двигателя и смотрю перед собой. Но это было не так.

— 907-й, вам зона ожидания над городом. Повторяю, над городом. Над заливом работает ПВО, — услышал я информацию от руководителя полётами.

Ну вот сейчас всё брошу и улечу. А тем временем в грузовой кабине, как будто что-то рухнуло. Да так, что я почувствовал на ручке управления дополнительное волнение.

— 907-й, ответь Тобруку! — продолжал меня вызывать руководитель полётами, но мне сейчас было не до него.

Несколько секунд, и я услышал долгожданную команду:

— На борту! Взлетаем, — буквально крикнул Карим.

Давно я с такой радостью не поднимал рычаг шаг-газ. Только мы отошли от воды, как я услышал хлопок двери в грузовой кабине.

И тут в эфире вновь прозвучал голос нашего лётчика.

— Тарелочка, 321-й, меня союзники облучают, — громко докладывал он на борт Як-44.

Судя по голосу, он сейчас маневрировал из последних сил.

— Подтвердил. Они включились, — спокойно доложил тот самый ОБУшник с борта самолёта радиолокационного дозора и наведения.

— Так выключи их! — крикнул кто-то в эфир.

Прекратив набор, я вышел на связь с Тобруком.

— 907-й, пассажир у меня. Отставить пуски! Там наш экипаж, — громко сказал я в эфир, но мне уже было поздно отвечать.

— Слева, Саныч! — крикнул Кеша, который вошёл в этот момент в кабину.

От неожиданности я отклонил ручку управления, будто уклоняясь от выпущенной в нас ракеты. Но пуск был и не самый слабый.

Воздух расчертили спутные следы от ракет С-200. Три смертоносных средства поражения стартовали со своих позиций в направлении моря из района Бенгази и окрестностей Тобрука.

— Они ж и нашего собьют… — произнёс Кеша.

Ждать в зоне ожидания нельзя. Снизившись к самой земле, мы летели на предельно малой высоте в направлении залива.

Над морем было видно, как ракеты начали маневрировать, следуя за своими целями. И радиообмен это только подтверждал.

— Пуски в вашу сторону. Азимут… азимут… Дальность 30, — заговорился оператор.

В эфире продолжались доклады от 321-го. Парень продолжал бороться с ракетами ливийцев. То и дело было слышно его тяжёлое дыхание.

— Уходить… нельзя, — произнёс я, вновь развернув вертолёт над морем.

— Саныч, мы ж не знаем куда лететь, — сказал по внутренней связи Кеша.

— Ракеты видишь? Вот туда.

Позади вновь осталась береговая линия. Чем ближе будем к району боя, тем лучше…

— Пожар левого двигателя! Отказ генератора левого двигателя, — заговорила «печально известная» РИта.

— 321-й, пожар… попали… катапультируюсь, — докладывал лётчик в эфир.

И вновь в эфире тишина. Только гул двигателей, слепящее солнце и водная гладь. Я и Кеша быстро посмотрели по сторонам и не нашли падающего самолёта.

Плохие мысли пока что от себя решил отогнать.

— Тарелочка, я 907-й поисковый, выведи меня в район их полёта, — прорвался я в эфир.

— Эм… 907-й, — не понял оператор.

— Координаты дай ему! — вновь крикнул кто-то в эфир.

Но оператор молчал. Что тут думать, если он наблюдал на своём индикаторе в последний раз метку от самолёта.

— От Тобрука азимут 10, дальность 60, — сообщил оператор.

Кеша моментально выдал мне курс в направлении предполагаемой точки приводнения нашего парня. Нам лететь до него не так уж и далеко.

Ручку управления я отклонил сильнее, чтобы ускориться, но быстрее чем 230 км/ч не получится. Встречный ветер не позволял держать большую путевую скорость.

— Нам ещё 7 минут до точки, Саныч. Мы можем…

— Нет, можем, — перебил я Кешу, смахивая пот со лба.

Я бегал глазами по горизонту, чтобы отыскать хоть какие-то следы. От солнца постоянно слепило глаза, а руки уже начали уставать. Кеша перехватил управление на пару минут, чтобы я смог размять руки и ноги.

Тут вошёл и Карим.

— Саныч, гость связан и больше не быкует, — доложил Карим.

— А не развяжется? — спросил Кеша.

— У меня нет. Вот пистолет и его ножи. Запасливый, — показал мне Сабитович оружие американца.

Немного переведя дух, я вновь взял управление. Оставалась минута до выхода в район, где предположительно и приводнился наш лётчик. Но никаких следов.

— Справа вижу обломок, — произнёс Кеша.

Я отвернул вправо и увидел консоль крыла с красной звездой. Значит мы на правильном пути. И мы тут были не одни.

— 907-й, Тарелочке, вы в 4 километрах от точки, — вышел с нами на связь оператор Як-44.

Под нами показались ещё несколько частей самолёта. Похоже на обломки киля. Даже какие-то цифры можно различить.

— А вот и коллеги, — указал я влево.

На горизонте показался вертолёт американцев в белой окраске. Судя по силуэту это «старичок» SH-3 Си Кинг. И он прямо сейчас кружил в паре километров от нас.