Солдаты Солнца. Книга 1 - Хэриссон Джеймс

– Практически записали Лео в дебилы.

– Но они не учли одну вещь: солдаты с таким низким уровнем интеллекта более устойчивы к войнам, а потому они практически не знают, что такое страх – он им попросту неведом. Лео всё равно – «быть или не быть», жить или умереть… Я же хочу, чтобы ты, Гэбриэл, не только научил её жить, но и самому желанию жить, чувствовать вкус жизни… Да, она не из этого мира! Её мир – Космос. А потому здесь, на Земле, ей многое недоступно, ей во многом отказано. Ты мог бы открыть для неё этот мир заново.

– Было бы что открывать! Ты забыл прибавить, Джон: мир, в котором ничего не осталось – ничего святого, насколько я понял.

– А ты, Гэбриэл? Ты! Твоя память, чистота твоей памяти… Если не тебе стать её проповедником из «древних», то кому же тогда?!

– В отличный мирок ты меня окунаешь, Джон, прямо с ушами – не страшно и утонуть.

– Чтоб ты знал: мои девчонки – лучшее, что осталось в этом мире! Ко всем их недостаткам, которые и являются их истинными и настоящими достоинствами, они, Гэбриэл… могут иметь детей!

– И даже Лео?!

– Не шути с этим, Гэбриэл… спички и сера – не лучшие игрушки в Аду…

Гэбриэл вздохнул и перекинул ногу на ногу:

– Им всем, насколько я понял, в среднем по сорок – хотя и выглядят они благодаря твоим нано и криоигрушкам на двадцать. Обычно в этом возрасте женщины уже имеют своих детей.

– Не суди по виду, Гэбриэл! Мне твои намёки уже по самое горло. Ну и что такого, что Лео так неперспективно выглядит?! Когда ей было одиннадцать, она еле-еле вытягивала на восемь, когда ей исполнилось шестнадцать, она уже перестала взрослеть в привычном для нас понимании, а в день своего совершеннолетия Лео уже имела тот вид, который ты видишь теперь: четырнадцать с натяжкой да шрамы вместо морщин! Она перестала меняться, расти, взрослеть… Она совершенно отбилась от рук эта дрянная упрямая чертеняка! Её главный девиз: «Дьявол на нашей стороне»! А когда я умру, кто останется с ней вместо меня, кто защитит этого бесшабашного и бездумного ребёнка так, как это может только мужчина?! Кто прикроет этого, япона-мать, солдата, чтобы не дать ему напрасно погибнуть на этой проклятой планете?! Зачем я, к чёртовой бабушке, тогда жил, Гэбриэл?! Если всё было бессмысленным в моей проклятой жизни…

– Эк, тебя понесло, Джон… Ты слишком много говоришь на русском, я за тобой не успеваю соображать! Сделай одолжение, разговаривай на нашем!

– Извини, Гэбриэл, разволновался. Миша часто разговаривает со мной на русском – поневоле привыкаешь… Но настоящий вид этих девчонок такой, какой он есть! И не благодаря моим наночипам, как ты считаешь: все эти девчонки имеют тот вид, который имеют, – это их собственное лицо и тело, что бы там ни говорила Миша. Ей всегда хочется поддержать меня хотя бы добрым словом, даже если так и не кажется на первый взгляд такому чурбану, как ты!

– Джон, ты зря…

Профессор нетерпеливо отмахнулся и обречённо покачал головой:

– Ах, Гэбриэл, Гэбриэл, ты всё ещё ничего не понял… Не от кого теперь иметь детей! Нет больше мужчин! Ни в переносном смысле, ни в прямом – ни настоящих спартанцев, ни обычных клерков… Мутанты, карлики, генокеры, кучка недобитых дезориентированных сограждан и старая гвардия – вроде меня и генерала Бэккварда. Заставь кого-нибудь из этих женщин-солдат иметь от такого сброда детей!

– А что, ты ещё способен зачинать детишек, Джон?!

– Шутник! Сегодня и в двести лет можно было бы иметь детишек, если бы не полная потеря нацией практики деторождения. Наночипы могут многое – не могут заставить мужскую сперму и женскую яйцеклетку быть работоспособными на действенное продолжение рода.

– Думаю, я наконец тебя понял, Джон. Но если ты в этом плане надеешься на нас…

– Выведи этих девчонок за купол Чёрной Смерти – и всё! Большего я у тебя не прошу, Гэбриэл.

– Так быстро всё выложить начистоту… и так цинично, – полковник хрипло рассмеялся. – Джон, Джон! Ты никогда не мог удержать всю правду в кармане дольше трёх минут.

Гэбриэл встал и, плеснув себе полную стопку наливки, сразу же залпом выпил.

– Ты не так меня понял, Гэбриэл! Я нисколько не хотел тебя и твоих ребят чем-то обидеть, уничижить…

– Насколько я тебя понимаю, Джон, ты всё-таки хочешь добиться своего и совместить несовместимое, но у самого и силёнок мало, и гения на это дело всё же явно не хватает.

– В самый омут, Гэбриэл, в самый омут… Сейчас для Земли наступили не лучшие времена, а как для человечества – так просто фатальные.

– Ты мне этим прожужжал уже все уши.

– Гэбриэл! Я хочу помирить истерзанную душу Земли и человека, который разрушил и всё ещё продолжает разрушать свою планету и самого себя.

Полковник нахмурился и посмотрел на старика с нескрываемым сочувствием:

– Помирить? Человека разрушающего и ту самую землю, которую он втоптал в грязь по самые лопатки?! Надежда умирает последней, Джон?!

– Надежда не умирает никогда! У нас ещё есть шанс и немного времени. Но у меня нет самого главного: посредника… Как ты сам понимаешь, такое дело не провернуть без нейтрального и понимающего посредника – это будет просто невозможно! И посредник должен быть не из нашего настоящего, но из нашего мира… Ты должен понять меня! И простить за всё, что я успел наворотить за свою жизнь: я ведь прекрасно осознаю, что плохого было в несколько раз больше, чем я мог бы сделать хорошего.

Полковник окутал себя непроницаемой пеленой дыма и внимательно посмотрел на профессора:

– Джон, не оправдывайся, я всё понял… Ты прав! Наше дело посредническое: вывести людей, за которыми нас прислали, из зоны смертельной опасности. Тут я с тобой полностью согласен!

– Гэбриэл, всё именно так… Но разве я могу тебя просить о большем, когда самое главное на этом этапе – спасение человечества!

– Спасение кучки съехавших с тормозов женщин-солдат! Будь всё же объективен в определениях всего человечества.

– Разве за первым этапом не следует второй, третий, четвёртый… Жизнь всегда продолжается, Гэбриэл, она никогда не останавливается, если её не останавливают насильно.

– Я тебя понял, Джон! Понял – хотя это совсем непросто… Для начала, как и когда мы сможем выйти из этого криоящика? Лично я не видел ни одной двери, ведущей на ту сторону бункера. И ещё! Мы глубоко под землёй, хотелось бы знать, что над нами расположено – в точности до дюйма.

Профессор сразу же оживился:

– Насчёт дверей не беспокойся, Гэбриэл, завтра мы их откроем… И запомни, прямо над нами подвалы старого криохранилища и мой дом-бункер, о котором все знают, как о моём постоянном месте проживания. Над старым криохранилищем – новая криолаборатория. Это всё под землёй! А уже на поверхности созданный мною Центр Нанотехнологий… Отсюда до поверхности немногим больше ста семидесяти футов.

– Не такая уж большая глубина, чтобы однажды ещё кому-нибудь не пришла в голову гениальная идея откопать твой бункер.

– Спутниковая система полностью уничтожена, а все их приборы обнаружения видят только базальтовую скалу, на какой и положено было ставить криохранилище. Я этот фактор досконально продумал ещё шестьдесят лет назад, когда уже начинал готовить себе пути отступления из их системы.

– Ты не знаешь полковника Бэккварда, Джон!

– Ещё и как знаю, Гэбриэл! Генерал-президент Бэкквард – наш любимый демократ! По крайней мере, он сам так считает… И это правда! Бэкквард – демократ. Особенно это касается того, с чем он не в состоянии справиться: подобное попадает в раздел «личной демократии» генерала Бэккварда… О! Время!.. так-так, так-так… Мы уже почти два часа с тобой болтаем, а генерал что-то сегодня задерживается со связью. Пора, пора с ним выходить на связь! И кстати, канал связи проходит непосредственно через криохранилище, в котором я живу постоянно вот уже как двадцать лет. Во время Последней Войны половина земного шара ушла под землю, только не многих это спасло… Так-то, Гэбриэл!

На приёмном пульте телебука загорелся индикатор вызова – и сразу же раздался настойчивый дребезжащий звонок, какой обычно бывает в допотопных хрипящих телефонах.