Японская война 1905. Книга седьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Кто-то говорит, что для войны нужны деньги, деньги и деньги. А я вот скажу, что помимо них нужны еще дороги, дороги и дороги, — Макаров улыбнулся и сразу перешел к делу. — Я знаю, что наша общая знакомая уже рассказала в общих чертах о том, что мы хотим построить в Сан-Франциско. Однако теперь можно обсудить и детали.

И русский подвинул вперед лист бумаги, где была расписана структура будущего совета города.

— Десять мест постоянных, которые закрепляются за теми, кто первыми перейдет на нашу сторону. Десять мест выборных.

— Как Сенат и Палата представителей, но все в одном месте?

— Рад, что вы сразу уловили суть. Да, все так, — Макаров продолжил. — Предварительно 3 места у вас, по 2 у немцев и ирландцев, по 1 у мексиканцев, китайцев и…

— Цветных? — понял Томас и поморщился. — Вы разве не понимаете, что они смогут натворить, если этих людей перестать сдерживать? И… Почему тут нет японских и ваших голосов? Или вы готовы передать их полностью в выборные?

— Много вопросов, разрешите, я начну с конца, — Макаров потер лоб. — Для начала нам и японцам не нужны голоса совета. Достаточно тех денег и того объема работ, что город будет выполнять в пользу Конфедерации. Как именно их собрать, как все организовать — будете решать сами. Пока вы справляетесь с тем, что должны, никто не будет лезть в ваши дела.

— И ваши заводы, которые тут строите, тоже передадите городу?

— Мои заводы — это мои заводы, — резко отбил Макаров и то ли улыбнулся, то ли показал зубы. — Считайте, что они будут задавать ту планку, ниже которой вам не стоит опускаться. Но вернемся к остальному. Вы спросили, зачем в совете все остальные? Чтобы вы не боролись с ними, а мирно и заранее решали все вопросы. Те же тарифы на перевозки, на товары — если вы начнете перегибать палку, то вам всегда об этом напомнят. А если попутаете берега, то выборные голоса даже всего с одним постоянным смогут перевесить любое ваше преимущество.

Русские идиомы были непривычны, но Томас уловил суть. Слушать тех, кто тебе неприятен, чтобы делать общее дело. Ему лично это не нравилось, но гарантированные места в собственном Сенате неплохо подсластили пилюлю и помогали сдержаться. А еще понимание того, что если он сейчас взбрыкнет, то постоянные голоса могут уйти и кому-то менее принципиальному. Да и вовремя кинуть кость работягам — это не так уж и сложно.

— Мы обсуждали еще и вашу роль… — Томас поймал взгляд японки и напомнил о еще одной важной части соглашения. — Совет — это совет, но городу нужен и лидер.

— Через год, — неожиданно отмахнулся Макаров. — Год поработаете сами. Вдруг поймете, что дополнительная крыша вам и не нужна. А вот потом еще разок встретимся и еще раз все обсудим.

Японка покраснела и подскочила на месте, явно пытаясь что-то сказать, но Макаров одним жестом ее остановил. А ведь это целая принцесса, но слушается… Томас Фицбург Ли подумал, что подобный лидер им на самом деле мог бы пригодиться, но, если не хочет, заставлять не будут. Они — дикси, они — бывшие конфедераты, которые помнят не букву, а суть того, что оставили им отцы-основатели, они со всем справятся. А если кто-то вроде того же Диксона будет устраивать проблемы, то решать их опять же Макарову…

Конфедерат на мгновение задумался, как именно тот сможет их решить, и выругался про себя. Чертов Диксон! Не тот, что написал «Леопардовые пятна» и «Клан», а местный… Хорошо, что хотя бы до белых колпаков он и его подпевалы пока так и не дошли.

Вот корона князя и пролетела мимо. Во-первых, потому что кто-то настучал в Санкт-Петербург, и Николай поспешил черкнуть телеграмму, что это будет совсем неуместно. Пришлось учесть. А во-вторых — и это главная причина — когда мы взяли Стэнфорд и я пообщался с местными геологами, то вспомнил кое-что очень важное. Землетрясение 1906 года.

В моей истории оно почти полностью разрушило деревянную часть Сан-Франциско. Да и каменные дома с заводами, на которых местный авторитет Эйб Рюф успел немало положить в личный карман, порушило неслабо. Тогда город пришлось отстраивать фактически заново, и это стоило головы всем местным начальникам. Мне же, хоть мы и постараемся подготовиться, вся эта слава тоже была совсем не нужна. А вот после землетрясения да когда обустроимся — можно будет поднять вопрос и еще раз.

— И что, будем теперь конфедератов в армию обучать? — задумчиво спросил заглянувший ко мне Лосьев, когда Фицбург Ли и взбешенная чем-то Казуэ вышли на улицу. — Может, все же только в нестроевые части? Или хотя бы в полицейские силы? Чтобы навести порядок подальше от линии фронта, их как раз и хватит.

— Звучит разумно, — кивнул я, невольно вспоминая все те случаи, когда армии вторжения именно так и поступали. — Однако сделать так — будет равнозначно признанию, что мы боимся. Да и нельзя нам разделяться. Мало того, что наши и местные всегда будут помнить, что мы разные, так мы и тех, кто за нами пойдет, таким решением против всего старого общества поставим. Нет, будем действовать как решили изначально. Обучаем, добровольцев берем в основные силы да по старым ротам и взводам раскидываем. Пусть вместе тянут лямку да запоминают, что кровь и пот у нас общие.

— Мало пойдет людей.

— А они нам сейчас больше на заводах пригодятся. А на поле боя… Пока и так справимся.

Лосьев вздохнул, бросил взгляд на карту, где были отмечены так и не взятые из-за нехватки людей шахты, но спорить дальше не стал… И я не стал. Недооценивают еще в это время силу идей, не понимают, что, если правильно объяснить, люди и сами могут сражаться за свое будущее. Если правильно объяснить… Я бросил взгляд на часы — времени было не очень много, но мы еще успевали.

— Чернов! — я высунулся в окно, где мой главный связист готовил оборудование для новой станции. — Сколько тебе еще надо?

— Час! Сейчас прикину, ничего ли не упустил, а наш поезд как раз догрузят.

Вообще, до Сакраменто можно было бы и на броневиках скататься, но запас моторов карман не тянет, так что, если где-то можно поездом, на нем и будем ездить. Еще разок проверив все местные дела — передал шифровку Огинскому, перечитал доклады Иноуэ и Хасэгавы — я закинул в чехол парадную форму и поспешил на вокзал. Сегодня нас будут ждать великие дела.

Напоследок еще раз взглянул на часы. Кстати, а ведь почти самое время. Я подошел к приемнику и, покрутив регулятор громкости, включил передачи станции из Энсенады, где довольный, поднабравший басовитых ноток голос Гумилева уверенно рекламировал новинку.

— Сегодня ночью! Впервые в мире! Интервью в прямом эфире! Дочь президента САСШ Теодора Рузвельта, как ее называют журналисты светской хроники, принцесса Алиса — с одной стороны. И генерал Новой Конфедерации, человек, за неделю захвативший крупнейшие города Тихоокеанского побережья, Вячеслав Григорьевич Макаров. Не экономьте уголь, бензин и керосин, не выключайте ваши приемники. Ждите! Впервые в истории!

Учитывая, что до разговора дело дойдет, дай бог, часа через четыре, возможно, и слишком рано мы все объявили. С другой стороны, правильно товарищ Гумилев вещает: впервые в мире мы устроим такое шоу, так что подождут. Я улыбнулся и, выключив приемник, поспешил на улицу. Машина и поезд до Сакраменто уже меня ждали.

Элис с обеда следила, как вокруг соседнего дома начали суетиться люди. Сначала размотали несколько сотен метров кабеля по дому, потом зачем-то принялись носить внутрь плиты известняка и ковры. А после и вовсе на специальных крючьях-кошках полезли на привезенную, наверно, еще прадедом местного хозяина секвойю. Обычно такие высокие, под 50 метров, росли только у побережья или на склонах Сьерры-Невады, но вот кто-то и сюда прикупил, и теперь русские готовили дерево к каким-то своим темным делишкам.

— Пробовали ретранслировать сигнал?

— Пробовали! Даже с четырьмя последовательными генераторами мощности не хватает.

— И что тогда решили делать?

— На ближайшие штаты сами будем вещать. А на все остальные Энсенада запись сделает и сама в эфир отправит.