Оракул с Уолл-стрит (СИ) - Тыналин Алим

Он понизил голос, хотя в комнате никого, кроме нас, не было:

— Между нами говоря, я уже несколько месяцев сокращаю рыночные риски в портфелях клиентов. Увеличиваю долю муниципальных облигаций, золотодобывающих компаний, коммунальных предприятий. Удивительно, что такой молодой аналитик, как вы, пришел к схожим выводам.

Я почувствовал легкое напряжение. Прескотт слишком проницателен. Не выдал ли я себя каким-то образом?

— Просто внимательно изучаю исторические параллели, сэр, — сказал я. — Мой отец много рассказывал мне о панике 1907 года, которую пережил лично.

Это была правда, хоть и не моя. Настоящий Уильям Стерлинг действительно мог слышать такие рассказы от своего отца.

— История повторяется, просто каждый раз в новых декорациях, — кивнул Прескотт. — Хорошо, что вы усвоили этот урок раньше большинства ваших сверстников.

Он взглянул на часы:

— Думаю, на сегодня достаточно. Жду вас в понедельник в десять в моем кабинете. Познакомлю с документацией и расскажу о ближайших задачах.

— Буду точно вовремя, сэр, — заверил я.

Когда мы выходили из клуба, Прескотт вдруг остановился и повернулся ко мне:

— Еще одно, Стерлинг. Возможно, вам стоит быть осторожнее в офисе. До меня дошли слухи, что некоторые ваши коллеги, не слишком довольны вашим стремительным успехом.

— Ван Дорен и его друзья, — я кивнул. — Да, я заметил.

— На Уолл-стрит зависть может быть опаснее медведей, — сказал Прескотт. — Будьте начеку.

— Спасибо за предупреждение, сэр.

Глава 22

Дружеский совет

Я попрощался с Прескоттом у входа в клуб и направился в сторону метро, размышляя о результатах встречи. Партнерство с Прескоттом открывало доступ к огромному капиталу и связям, о которых я мог только мечтать.

Встреча с Вандербильтом стала приятным бонусом. Прямой контакт с одной из самых влиятельных финансовых династий Америки — это колоссальное преимущество.

Но предупреждение Прескотта о Ван Дорене и его союзниках заставляло задуматься. Мой успех становился все более заметным, а значит, и опасность росла пропорционально.

Хотя до краха оставалось еще больше года, моя позиция в фирме должна быть абсолютно устойчивой к тому моменту, когда я начну выходить из рынка. Ибо, если, не объясняя причин, я вообще откажусь от общепринятой стратегии, меня могут вышвырнуть из фирмы. А мне это необходимо.

На следующее утро, в субботу, я проснулся с первыми лучами солнца. У меня запланирована встреча с Фуллертоном на его загородной вилле вечером, но до того нужно выполнить еще несколько важных дел.

После пробежки и завтрака я отправился в банк, чтобы проверить содержимое моей сейфовой ячейки. Пачки наличных лежали нетронутыми, ожидая своего часа.

К ним я добавил конверт с копиями документов, полученных от Кляйна, и краткой расшифровкой наших договоренностей. Все на случай, если со мной что-то случится. Информация зашифрована моим личным кодом, но представляет определенную ценность как страховка.

Затем я посетил офис Харрисона, чтобы поработать над материалами для клиентов. В субботу в фирме малолюдно.

Несколько дежурных клерков, пара младших брокеров, заканчивающих недельные отчеты, и, к моему удивлению, Джонсон, один из старших сотрудников.

— А, Стерлинг, — он кивнул мне при встрече. — Тоже решили поработать в выходной?

— Нужно завершить анализ для Милнера, сэр, — ответил я. — А вы?

— У меня встреча с семьей из Бостона, — он понизил голос. — Фермеры, продали землю и хотят вложить деньги в акции. Все свои сбережения, около двадцати тысяч.

Двадцать тысяч долларов в 1928 году огромная сумма для простой фермерской семьи, эквивалент примерно трехсот тысяч долларов в 2024 году.

— И что вы им порекомендуете? — поинтересовался я как бы между прочим.

— RCA, конечно, — Джонсон усмехнулся. — Может быть, немного Montgomery Ward и U. S. Steel. Стандартный набор для неискушенных инвесторов.

Radio Corporation of America… Одна из самых переоцененных акций конца 1920-х, взлетевшая с $85 до $500 за акцию перед крахом и рухнувшая до $10 к 1932 году. Мне, с моими знаниями будущего, было очевидно, что эта рекомендация приведет бостонскую семью к полному разорению.

— Весьма агрессивный выбор, сэр, — осторожно заметил я.

— В этом и смысл, Стерлинг, — Джонсон хлопнул меня по плечу. — Такие клиенты приходят за быстрой прибылью, а не за финансовыми лекциями. Дадим им то, что они хотят.

С этими словами он удалился в конференц-зал, где, видимо, уже ждали бостонцы.

Я погрузился в работу, но мысль о фермерской семье, готовой вложить все свои сбережения в акции, которые через год с небольшим обесценятся на девяносто процентов, не давала мне покоя. В первый раз я столкнулся с конкретным случаем, где мои действия, или бездействие, могли напрямую повлиять на судьбу реальных людей.

Конечно, я знал, что миллионы американцев разорятся в грядущем крахе. Но эти конкретные люди, с их двадцатью тысячами, всем, что у них было, вдруг стали для меня не абстрактной статистикой, а живыми людьми.

Через полчаса я не выдержал. Отложив бумаги, я направился к конференц-залу.

Дверь была приоткрыта, и я мог видеть, как Джонсон активно жестикулирует, объясняя что-то пожилой паре, сидящей напротив него. Мужчина, седой фермер с обветренным, морщинистым лицом и мозолистыми руками, внимательно слушал, иногда переглядываясь с женой, хрупкой женщиной в простом, но опрятном платье.

Я постучал в дверь, и все трое повернулись ко мне.

— Прошу прощения за вторжение, — сказал я. — Мистер Джонсон, можно вас на минуту?

Джонсон недовольно нахмурился, но вышел в коридор.

— В чем дело, Стерлинг? У меня важная встреча.

— Простите за беспокойство, сэр, но я случайно услышал о рекомендациях для этих клиентов и… — я на мгновение замялся. — Мне кажется, такой агрессивный портфель может быть рискованным для людей, вкладывающих все свои сбережения.

Джонсон недоверчиво посмотрел на меня.

— Послушайте, Стерлинг, я занимаюсь этим тридцать лет. Они пришли за прибылью, и я знаю, что им предложить.

— Я понимаю, сэр, но эти акции сейчас торгуются с экстремально высокими мультипликаторами, — настаивал я. — Для людей, которым нужно сохранить капитал, более консервативный подход…

— Достаточно, — резко прервал меня Джонсон. — Я ценю вашу заботу, но она неуместна. Вернитесь к своей работе.

Он развернулся, чтобы вернуться в конференц-зал, но в этот момент дверь открылась, и фермер с женой вышли в коридор.

— Простите, — сказал мужчина с легким бостонским акцентом. — Но мы услышали часть разговора. Вы считаете, что эти инвестиции рискованны?

Джонсон бросил на меня убийственный взгляд, но фермер уже смотрел мне прямо в глаза, ожидая ответа.

Это был момент истины. Я мог пойти на попятную, извиниться и позволить Джонсону продолжить. Или рискнуть карьерой, но, возможно, спасти жизненные сбережения этих людей.

— Сэр, — начал я, решительно глядя фермеру в глаза. — Акции, которые вам рекомендуют, действительно демонстрируют отличный рост в последнее время. Но их цена уже отражает не реальную стоимость компаний, а спекулятивные ожидания. Для человека, вкладывающего средства, полученные от продажи земли, надежного актива, который служил поколениям, я бы рекомендовал более консервативный подход.

Фермер задумчиво потер подбородок, его жена крепко сжала его руку.

— И что же вы предлагаете, молодой человек? — спросил он.

Джонсон сделал шаг вперед.

— Мистер Гарднер, я думаю, нам лучше вернуться и…

— Я хочу услышать, что скажет этот молодой человек, — твердо ответил фермер. — Продолжайте, сэр.

Я почувствовал, как напрягся Джонсон, и решил быстро найти решение, которое помогло бы и фермерам, и не испортило бы отношения с коллегой.

— Мистер Гарднер, я полностью понимаю ваше желание использовать благоприятный рыночный момент, — начал я дипломатично. — Мистер Джонсон совершенно прав, что многие акции сейчас демонстрируют впечатляющий рост. И было бы неразумно полностью игнорировать эти возможности.