Инженер Петра Великого 12 (СИ) - Гросов Виктор

— Второй, — де Ноай перевернул страницу. Вместо имени там был грубый набросок углем — фигура в надвинутом капюшоне. — Клички нет, есть прозвище — «Капер». Бретонец. Из той породы морских волков, что потрошили испанские галеоны с молчаливого согласия Версаля. Он человек тени. Презирает порох за шум и дым. Его выбор — тяжелый английский арбалет с воротом. Старая школа. Болт прошивает кирасу навылет с полусотни шагов, и, что важнее, никто не услышит выстрела. Смерть придет в тишине.

Шамильяр, сидевший истуканом, нервно кашлянул в кулак, ослабляя пальцем воротник. Воздух в галерее сгустился, стал душным, и сладковатый запах воска от сотен оплывающих свечей вдруг показался приторным ароматом похоронного ладана.

— И, наконец, отвлечение внимания, — де Ноай выложил последний документ. — Шестеро швейцарцев. Их выгнали из наемной роты после штурма во Фландрии — даже для войны их зверства в винных подвалах оказались чрезмерными. Это бешеные псы. Их задача — паника, хаос. Пока Корсиканец и Бретонец будут искать свои жертвы, швейцарцы пустят «красного петуха» в обоз с боеприпасами. Когда рванет порох, все будут смотреть на огонь, а не по сторонам.

Он с хлопком накрыл ладонью листы. Резкий звук заставил Дофина вздрогнуть, как от пощечины.

— Это уже свершилось, Монсеньор, — подытожил де Ноай, опираясь кулаками о стол. — Мои люди внутри. Они проникли в лагерь под Орлеаном неделю назад, выдавая себя за нормандских дворян, бежавших от столичной тирании. Их приняли как родных. Прямо сейчас они пьют вино с офицерами мятежников, горланят песни во славу «истинного короля» и точат ножи.

Герцог выдержал театральную паузу, позволяя каждому прочувствовать ледяное изящество ловушки.

— Они ждут одного. Гостей. В тот час, когда царь Петр и его ручной инженер въедут в лагерь «союзников», судьба Филиппа Орлеанского будет решена. Капкан взведен, Монсеньор. Нам остается лишь молиться, чтобы наши русские друзья поторопились навстречу своей смерти.

Дофин не проронил ни звука. Судорожно дернул подбородком. Этот жест утопающего, хватающегося за гнилую щепку, стал сургучной печатью на смертном приговоре. Де Ноай получил добро на замысел. Не тратя времени на этикет, он тенью скользнул за тяжелые двери. Спустя минуту брусчатка двора отозвалась дробным, быстро затихающим перестуком копыт: гонец, оседлавший саму смерть, растворился в ночи, увозя в седельной сумке судьбу королевства. Приказ об одобрении плана мчит к лазутчикам.

Мария Эмилия возникла за спиной мужа, положив ладони ему на плечи. Её пальцы впились в дорогой бархат камзола с неожиданной, почти мужской силой.

— Вы поступили как монарх, Людовик, — её шепот обжигал ухо. — Пастух не должен резать овец сам. Для грязной работы существуют волкодавы.

Он промолчал, буравя взглядом темноту за окном, где в парке истошно, словно младенец, кричал павлин. В гулкой пустоте галереи, среди пляшущих от сквозняка теней, они приступили к последней, самой циничной части заговора: распределению смертей.

— У гидры три головы, и рубить их нужно разом, — вернувшийся герцог стянул белую перчатку, обнажая мясистую ладонь. — Голова первая, самая опасная — русский инженер Смирнов. Англичане правы: это мозг кампании. Его нужно вырвать. Это задача для нашего корсиканца.

— А охрана? — Шамильяр нервно протер запотевшие очки. — Царь и этот генерал не ходят без конвоя. Их гвардейцы — звери.

— Звери боятся огня, — криво усмехнулся де Ноай. — Мои швейцарцы обеспечат им достойное зрелище. Поджог порохового обоза создаст нужную суматоху. Пока солдаты будут спасать шкуры и тушить пожар, Фьорелло сделает свое дело. Один точный укол в толпе. Никакой крови, никаких криков. Лекари спишут всё на апоплексический удар от волнения.

Он загнул толстый палец.

— Голова вторая и третья — наши самозванцы. Писарь де Торси и дражайший кузен Филипп. Де Торси, вероятно, будет при русском — так что корсиканец заберет две души за один раз. А вот Филиппа Орлеанского… — герцог позволил себе на мгновение прикрыть глаза, смакуя мысль, — Филиппа мы оставим бретонцу. Стрельба с колокольни той церквушки, что господствует над лагерем. Дистанция приличная, но арбалет бьет точно. Болт прилетит из ниоткуда, и никто даже не поймет, чья рука спустила тетиву.

— А царь? — голос Шамильяра дрогнул. — Что, если Петр…

— Русский царь — это трофей, — жестко отрезал де Ноай. — Желанный, рискованный. Он всегда в кольце охраны. Но если хаос достигнет пика, если он высунется из шатра… Бретонец не промахнется. Смерть московита станет вишенкой на этом кровавом торте.

Сценарий вырисовывался просто жуткий. Взрыв. Хаос. В дыму и криках «Корсиканец» проскальзывает в штабной шатер, где обычно идет совет. Стилет находит Смирнова и де Торси. Все выбегают из шатра. В ту же секунду с колокольни срывается тяжелый стальной болт, предназначенный Филиппу. Три лидера мятежа мертвы меньше чем за минуту. Армия обезглавлена. А дальше вступают в дело швейцарские провокаторы: один крик о том, что «русские предали нас и убили принца», и лагерь превратится в скотобойню. Французы бросятся на русских, русские — на французов. К рассвету от грозной армии останется дымящаяся гора мяса.

— И тогда, — де Ноай победно обвел взглядом подельников, — на пепелище являемся мы. Наши полки входят в лагерь как спасители. Мы прекращаем резню, наводим порядок, и вся Франция видит в вас, Монсеньор, единственного оплот законности, укротившего смуту.

План был безупречен.

Дофин тяжело поднялся и подошел к огромному окну. Он долго смотрел на залитый призрачным лунным светом парк Версаля, на мир строгой геометрии и идеальных линий, который он так отчаянно пытался защитить.

Вдалеке, на самом краю горизонта, небо едва заметно окрасилось багрянцем. Зарница. Или отблеск далекого костра, у которого, возможно, грели руки люди, чьи жизни были только что перечеркнуты здесь, в надушенной полутьме.

Капкан захлопнулся. Лавина стронулась, и теперь оставалось лишь ждать, когда она обрушится, погребая под собой либо врагов, либо саму французскую корону.

Друзья! Если вам нравится эта история, то я буду счастлив вашим лайкам — ведь это говорит, что судьба Смирнова Вам интересна. Моя мотивация прямо пропорциональна количеству❤ ))))

Глава 21

Нависая над картой, Петр хранил тяжелое молчание. Его тень, изломанная неверным светом огарков, плясала по столешнице, накрывая чернотой половину Франции. Царские пальцы, те самые, что играючи гнули серебряные талеры, побелели, впиваясь в край стола. На виске у него, словно готовый лопнуть жгут, отчаянно билась синяя жилка. Доводы перемолоты, шансы взвешены — выбор предстоял адский, менялись лишь декорации преисподней.

Наконец он вскинул голову. Взгляд мутный, расфокусированный — так смотрят люди, которых чудом выдернули из ледяной проруби.

— Идем, — слово упало в тишину тяжелым булыжником. — Идем на соединение.

Де Торси, нервно мерявший шагами тесное пространство шатра, застыл на полушаге.

— Государь, нас ведут на убой, — выдохнул я. — Враг ждет именно этого маневра, самоубийства.

Я говорил и понимал, что не могу предложить альтернативный вариант. Из двух зол, он выбрал меньшее. Наверное.

— А гнить здесь, в грязи, ожидая конца — это, по-твоему, жизнь? — Петр сверлил меня взглядом, в котором выгорел страх. — Раз ждут — значит, боятся. Тем лучше. Мы идем ломать их планы, генерал. Пусть готовят свой котел. Поглядим, хватит ли у этих стратегов дров, чтобы довести воду до кипения.

Ставка сделана. Безумная, иррациональная, абсолютно в его стиле: отбросить оборону, забыть о хитрости и переть буром, выясняя, у кого нервы сдадут первыми.

— Трубите сбор, — голос царя вновь налился металлом. — Через час выступаем.

Армия снималась с места тяжело, с обреченной покорностью огромного зверя. Сапоги и колеса снова месили проклятую бургундскую глину, но воздух теперь вибрировал от фатализма. Мы лезли прямиком в пасть дракону, и каждый — от сопливого барабанщика до убеленного сединами полковника — ощущал это кожей.