Лекарь Империи 10 (СИ) - Лиманский Александр

Серебряный предупреждал меня. «Не доверяй ей. У неё своя игра». Тогда я отмахнулся.

Сейчас…

Сейчас я хотел понять, в какую именно игру она играет.

— Анна Витальевна, — сказал я негромко, как бы между прочим. — Пока вы готовите документы… Меня мучает один вопрос.

Она обернулась. Папка в руках, брови чуть приподняты.

— Да?

— Мой ранг. — Я сделал паузу. — Вы ведь были удивлены?

Что-то изменилось в её лице. Едва заметно. Как рябь на воде — была и нет. Но я заметил. Настороженность. Мгновенная, рефлекторная. И тут же — маска.

Вот оно. Микросокращение круговой мышцы глаза. Легкое напряжение жевательных мышц. Классическая реакция на неожиданный, неприятный стимул. Она готовится защищаться.

— Конечно, удивлена. — Голос стал ровным, официальным. Слишком ровным. — Внеочередное присвоение Мастера в двадцать четыре года — событие беспрецедентное. Говорит о ваших исключительных заслугах.

Она положила папку на стол. Движение было спокойным, размеренным. Слишком спокойным.

— Это всё, что вы хотели спросить?

Закрывает тему. Уходит от ответа. Интересно.

Я сделал шаг ближе. Потом ещё один. Остановился у края стола — достаточно близко, чтобы создать ощущение интимности. Личного разговора.

— Нет, — сказал я тихо. — Не всё.

Кобрук не отступила. Но я видел, как напряглись её плечи. Как чуть сузились глаза.

— Вы были удивлены не рангу, Анна Витальевна.

Пауза. Она молчала, глядя на меня в упор.

— Вы были удивлены подписи.

Её лицо осталось неподвижным. Но зрачки дрогнули. Еле заметно. На долю секунды.

Есть.

— Когда вы прочитали, что это личный указ Императора, — продолжал я ровным голосом, — вы сказали: «Это очень странно, учитывая что…» И осеклись.

Я смотрел ей прямо в глаза. Не мигая. Не отводя взгляда.

— Учитывая что, Анна Витальевна?

Тишина.

Где-то за окном проехала машина. В коридоре хлопнула дверь. Обычные звуки обычного дня. Но здесь, в прокуренном кабинете, время словно остановилось.

Кобрук замерла.

Я видел, как на её лице проступает что-то — растерянность? Испуг? Злость? Всё сразу, смешанное в один короткий миг. А потом — как дверь захлопнулась. Маска встала на место. Ледяная, непроницаемая.

Она медленно потянулась к пачке сигарет. Достала одну. Закурила. Всё это — не отрывая от меня взгляда.

Выпустила дым.

— Вам показалось, Разумовский.

Голос был ровным. Холодным. Без единой трещины.

— Я была удивлена лишь беспрецедентности самого факта. Личные указы Императора — редкость. Тем более в отношении провинциальных лекарей, — она затянулась. — Не ищите скрытых смыслов там, где их нет.

Ложь.

Пульс, я уверен, не больше восьмидесяти. Дыхание ровное. Полная мобилизация защитных механизмов. Профессионал. С такой же легкостью она могла бы сообщить о смерти пациента его родственникам. Дальше давить бессмысленно. Стена.

Я знал, что это ложь. Она знала, что я знаю. И мы оба знали, что никто из нас не скажет этого вслух.

Патовая ситуация.

— Ну что ты встал⁈ Дави её! Дожми! Она же почти раскололась! — разочарованно прошипел Фырк. — Эх, двуногий, никакой из тебя инквизитор!

Я мог бы надавить. Мог бы задать ещё вопросы. Мог бы попытаться пробить эту стену.

Но зачем?

— Тише, — мысленно ответил я бурундуку. — Это не допрос, это хирургия. Иногда нужно сделать шаг назад, чтобы остановить кровотечение. Триаж. Приоритет номер один — Шаповалов. Мое любопытство — приоритет номер три. Или четыре.

Она закрылась. Наглухо. Любая попытка продавить сейчас приведёт только к одному — она ощетинится, уйдёт в глухую оборону. И наш хрупкий союз, который сейчас жизненно необходим для спасения Шаповалова, треснет.

А Игорь Степанович сидит в камере. Ждёт.

Я сделал шаг назад. Разорвал напряжение. Позволил воздуху между нами снова стать просто воздухом.

— Хорошо, — сказал я, и мой голос стал деловым, нейтральным. — Вы правы. Сейчас это не имеет значения, — пауза. — Сейчас имеет значение только Игорь Степанович.

Я видел, как что-то мелькнуло в её глазах. Удивление? Уважение? Облегчение? Может быть, всё сразу.

Она ожидала, что я буду давить. Что полезу напролом, как молодой бык. А я отступил. Показал, что умею выбирать время для битвы.

— Возвращаемся к плану, — продолжил я. — Я выполнял особое поручение, — ответил я нейтрально. — Детали абсолютно секретны.

Это было чистой правдой. Формально.

Кобрук прищурилась. Я видел, как она на мгновение взвесила — давить дальше или отступить. Выспрашивать подробности или принять мой ответ и использовать сам факт.

Она проверяет границы. Пытается понять, насколько далеко может зайти. Она не верит, что я не расскажу. Она просто оценивает, сколько усилий потребуется, чтобы меня «расколоть». Но сейчас у нас общий враг, и это гораздо важнее.

— Секретны, — повторила она медленно. — Настолько секретны, что сам Император лично подписывает повышение?

— Настолько.

Пауза. Она изучала мое лицо, искала трещины в броне самообладания. Я держал выражение абсолютно нейтральным.

Наконец она кивнула. Коротко, резко.

— Ладно. Неважно, — она встала и с силой затушила сигарету. — Важно то, что Целитель третьего класса с личной императорской подписью — это совсем другой разговор. Совсем другой уровень допуска.

— Да, — кивнул я. — И думаю мы можем обойтись без официального запроса в Гильдию. Приедем к ним как снег на голову. Чтобы они не смогли отвертеться. А даже если будут отпираться, то мы найдем способ прорваться.

Она прищурившись посмотрела на меня.

Ее движения снова стали резкими, быстрыми, энергичными. Железная Леди возвращалась. Усталость никуда не делась — черные круги под глазами не замажешь никакой косметикой — но теперь ее перекрывало что-то другое. Азарт. Надежда. Предвкушение битвы.

— Одевайся. Едем.

— Мне нравится ваша решительность, — удовлетворенно кивнул я.

— Да. Ты, я и твой новенький, блестящий ранг, — она схватила свой пиджак со спинки кресла. — Попробуем выбить этого напыщенного графа из его аристократического седла.

Фырк на моем плече тихо хмыкнул.

— Двуногий, она смотрит на тебя как кошка на миску со сметаной. Будь осторожен.

Буду. Мы союзники. Сейчас. Пока у нас общая цель — спасти Шаповалова. Но я не дам ей сесть мне на шею. Эта игра будет вестись на моих условиях. Или не будет вестись вообще.

Служебный автомобиль Кобрук оказался черным седаном представительского класса — длинным, приземистым, с наглухо тонированными стеклами и салоном из светлой кожи. Личный водитель — молчаливый мужчина лет пятидесяти с военной выправкой и шрамом на щеке — без единого слова открыл нам заднюю дверь.

Интересно. У главврача обычной районной больницы — персональный автомобиль такого класса с личным шофером. Либо у нее очень хорошая зарплата, либо… есть другие, неофициальные источники дохода. Впрочем, сейчас это не имеет ровным счетом никакого значения. Сейчас она — мой билет во Владимир.

Мы устроились на мягком заднем сиденье. В салоне пахло сигаретным дымом. Кобрук, очевидно, курила и здесь.

Машина плавно тронулась с места. За окном поплыли знакомые, родные улицы Мурома. Обычный город. Обычная жизнь. Люди шли по своим делам, смеялись, спешили, не зная, что всего в нескольких кварталах от них, в стенах больницы, рушатся судьбы.

Кобрук достала свой телефон.

— Корнелий? — ее голос мгновенно стал другим. Мягче. Теплее. Почти интимным. — Это я. Встречай у главного входа во владимирскую больницу. Везем тяжелую артиллерию.

Она слушала ответ, и я наблюдал, как меняется ее лицо. Она хмурилась. Поджимала губы.

— Да, я понимаю, что все глухо. Но у нас появилось кое-что новенькое. Разумовский получил Мастера-целителя, — пауза. — Да. Тот самый Разумовский. Ты еще какого-то знаешь? — еще одна долгая пауза, во время которой на ее лице промелькнула тень торжествующей улыбки. — Объясню все на месте. Просто жди.