Гений МАЗа (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— На нас не надейтесь. Женский топографический кретинизм заразен!

Валентина прибеднялась. В СССР Таня ни разу на неё не жаловалась по работе на спецучастках и на обычных перегонах, и им не приходилось плутать из-за штурманской ошибки. У меня — бывало.

— Сергей Борисович! — это штурман экипажа Русских вмешался. — Дороги кончились, остались направления. Выстроимся в цепь?

Если бы шли километров 500 или чуть больше — стоило бы. Чтоб каждый штурман видел перспективу. Я запретил, этап до Таманрассета больше двух тысяч! Рациональнее меняться и вести по очереди, чтоб меньше уставать.

Это такой городок на юге Алжира, наша ближайшая цель. И ближайшая точка пополнения припасов. Топливо везём с собой +50% объёма к расчётному на участок, по 6 запасных колёс с импортной широкой внедорожной резиной, у неё развитые грунтозацепы для движения по песку. Каждый из четырёх грузовиков оснащён крановой стрелой, установленной позади кабины и способной быстро подать запаску вместо любого спустившего или разбитого колеса. Я горло сорвал, убеждая в необходимости этой примочки. Не мог же сказать: такая имеется на спортивных КамАЗах, безусловных фаворитах пустынных гонок начала XXI века.

От базового МАЗ-5335 наши четыре машины, заявленные под этой маркой, отличаются… всем. Рама взята только за основу, усилена и переварена. Кабина заимствована от седельного тягача, вместо среднего пассажирского сиденья в салон выдаётся кожух двигателя, гораздо более крупного, чем родной V6. Ярославская «восьмёрка» с усиленным наддувом и удвоенным охлаждением выдаёт до 400 л. с. Коробка передач 8-ступенчатая и столь же неудобная как у классического «лобастика» — с длинной и отчаянно прыгающей кочергой справа от правой ноги водителя, попасть на ухабах в нужную с первого тыка — то ещё искусство.

Третий член экипажа, штурман, отправлен на чердак. Его кресло находится на уровне спальника, то есть выше пилотских и смещено назад. Чтобы Иван или его сотоварищи в других машинах не отбивали шлемом чечётку о потолок, он приподнят. Внутрянка, особенно места, располагающие к удару головой, покрыта мягкими матами и дерматином. Переворачивайся на здоровье! Естественно, над кабиной чернеет дуга каркаса безопасности, она же — кронштейн для батареи ночных прожекторов и длинной радиоантенны. Там же торчат воздухозаборник мотора с правой стороны и труба выхлопа с левой.

Над головой каждого из троицы висят мягкие патрубки, машина оснащена шикарным импортным кондиционером, реклама которого соперничает на бортах с «Бош», «Пирелли» и «Шелл». Мы едем в прохладе с поднятыми стёклами и смотрим свысока на пыльные «джипы» да «ленд-роверы», они по сравнению с нашими кораблями пустыни — всего лишь жалкие багги.

Но наклейки иностранных фирмачей бледнеют по сравнению с главным украшением морды грузовика — большим улыбающимся олимпийским мишкой от бампера до лобового стекла с надписью через пузо: Moscow-1980. Ради него, коричневого, кабины для контраста имеют светлый цвет — белый, кремовый, светло-серый или жёлтый, правда, он мало где виден из-за обилия наклеек.

Чем дальше наша четвёрка уходила на юг, тем тяжелее становилась дорога. Нигер, Мали, Мавритания, Сенегал, кто-нибудь слышал об их хайвеях и многоуровневых развязках? Пусть не зимой на 1979 год, а в XXI-веке? Я — точно нет. В чём организаторы оказались на высоте, так в максимальном усложнении маршрута.

Пустыня, твёрдая как плато и гладкая, чем-то похожа на солончаки, приглашает разогнаться до 160-ти. И вдруг неожиданно появляется каменная россыпь, булыжники с кулак, с футбольный мяч, с кабанчика размером, лежат где-то плотно, где-то с проплешинами. Хорошо ударишь по крупному — как минимум замена колеса. Про замену ступицы и полуоси и думать не хочется, это задержка на десятки минут.

Тихомирова-Мордюкова, уставшая от насмешек «не мешает ли маникюр работе с грузовиком», летом пригласила в команду Люду Воробьёву, формально как второго пилота, а по факту как Шварценеггера покет-сайз. Люда — мастер спорта СССР по метанию молота, разговоры про «слабый пол» стихли как по волшебству. Но как пилот — так себе, чаще Валентина подменяла Таню за рулём.

В целом, девочки хорошо подготовились. Старая шутка про их сравнение с медведем-водителем, уместная под Астраханью, больше не катила.

Я запретил себе вспоминать во время гонки про автора этой шутки. По крайней мере, не часто вспоминать. Не всегда удавалось. Обычно помогала дорога, требовавшая внимания без остатка. Лучше всего самому за рулём, хоть у Яши класс выше.

Один раз переход от каменистого участка к пескам был столь неожиданный, что даже вздрогнул, когда машина зарылась передними в песок, срочно требуя перехода на пониженную. Переключение психики на другой режим вождения — буквально секундное, убедился, что паства от пастора не отбилась, погнал… и едва не кувыркнулся с обрыва. Вроде сравнительно ровный песок, а справа от направления движения вдруг обозначилась здоровенная промоина, метров 100 в ширину и несколько метров в глубину. Вода или ветер её образовали, разбираться некогда, руль влево… И почувствовал, как песок осыпается под массой машины, нас неумолимо тянет вниз вправо и жопой вперёд. Свалиться туда не трагично, потому что не высоко. Но — потеря времени.

В такие мгновения хочется вдавить газ в пол, педаль у МАЗа не на подвесном штыре как у легковушек, она снизу торчит, что есть мочи газануть и выкарабкаться из ловушки. А нельзя. Машина начнёт буксовать ещё сильнее и, неуправляемая, съедет в яму. Закусив губу, заставляю себя экономить обороты, морда задирается, в лобовом виднеется только пронзительно синее тропическое небо… И вдруг «лобастик» нащупывает некую опору. Толчка достаточно, чтоб он пополз вверх, на ровное.

— Спасибо, что никто ничего не брякнул под руку, пацаны.

— Спасибо, что не погнал нас из кондиционированной кабины наружу МАЗ толкать, — ухмыльнулся Мельников, Лукьянов только кивнул и улыбнулся.

Потом пошли горы, ближе к границе с Нигером. Ориентироваться стало не в пример легче. Поскольку время зимнее, по местным меркам холодное, «всего лишь» +50 днём и почти до нуля ночью, появились реки. Мостов, переправ или просто мелководных мест, как бы пригодных для езды, на картах мало, мы поневоле сблизились с другими участниками ралли, также принявшими к этим точкам, чтоб преодолеть преграду. Или застрять в ней.

На третьи сутки по Африке выскочили к речке с незапоминающимся местным названием чуть южнее рекомендуемой зоны перехода, Яша повернул вправо в поисках брода. Смотрим, один лихач на внедорожнике вздумал перебраться раньше. Лежит, голуба, на боку. Голландец, ни разу не летучий.

Поскольку не спецэтап, я дёрнул Ивана:

— Сколько запас времени?

— Минут 12, босс. 5–7 сумеем ещё отыграть, если не…

— Не теряем ни секунды.

Европеоиды аж варежки от удивления разинули, когда два МАЗа сцепились цугом для лучшей тяги, а к ним потянулся буксировочный трос. По принципу «инициатива наказуема», раз сам предложил, то давай работай, я потащил трос в воду. Солнце печёт, на берегу были как на сковородке, водичка прохладная, песочек под босыми ногами приятный… пока на острый камушек не наступил.

Пилоты кричали «сэнкс!», потом один объяснил, что уже две раллийных машины проехали, никто даже жалом не повёл в их сторону.

Вечером на бивуаке под тентом Валя усадила меня на складной стул и осмотрела ступню.

— Часов десять, говоришь, прошло? Считай — повезло. Если бы подцепил инфекцию, уже началось бы воспаление. В этих условиях всё быстро. Зачем босиком полез?

— Вспомнил фильм с Луи де Фюнесом. «Маленький купальщик».

— Ты — большой! — она наставительно ткнула пальчиком мне в лоб. — Что я Мариночке объясню? Что твой папка потерял стопу, купаясь на границе Алжира и Нигера? Она и слов-то таких не знает.

— Ва-ля! Ей только в мае год исполнится! Какие слова?

— Всё равно, — упрямо надула губки доктор-штурман. Или штурмано-доктор. Помазала зелёнкой, налепила пластырь, проследила, чтоб надел носок и обулся. — Она умненькая растёт. По глазам вижу. Серёж! Ничего, что я к вам часто забегаю? С Машкой сдружилась… Они обе у тебя классные.