Ленька-активист (СИ) - Коллингвуд Виктор

Он смотрел на меня в упор. Он требовал ответа. Немедленного, однозначного.

— Товарищ Сталин, — сказал я твердо, чувствуя, как отступает страх, уступая место какой-то холодной, отчаянной решимости. — Я свой выбор сделал давно. Еще тогда, в девятнадцатом, когда пошел против Деникина. Я — за партию. Я — за Центральный Комитет. Я — за вас, товарищ Сталин. Безусловно и безоговорочно.

В его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение. Но он не спешил с выводами.

— Харашо, — кивнул он. — Это правильный выбор, таварищ Брэжнев. Выбор настоящего бальшэвика. Но тогда объясните мне, пачему ви, будучи на словах за партию, на деле выступаете против ее палитики, против решений Политбюро? Палитика каренизации, украинизации — это ведь не мая личная прихоть. Это — ленинская национальная палитика, направленная на развитие национальных культур, на привлечение на нашу сторону трудящихся масс всех наций и народностей. А ви, получается, льете воду на мельницу тех, кто хател бы сарвать эту палитику, тех, кто мечтает о «единой и неделимой», тех, кто не панимает всей важности решения национального вапроса для судьбы нашей революции.

— Товарищ Сталин, — возразил я, стараясь говорить как можно более убедительно. — Я ни в коем случае не против ленинской национальной политики. Я — за развитие украинской культуры, украинского языка. Но та политика коренизации, которая проводится сейчас на Украине, те методы и те темпы, которыми она осуществляется, на мой взгляд, приведут не к укреплению Советской власти, а к ее ослаблению, а возможно, и к катастрофе.

— Канкретнее, таварищ Брэжнев, канкретнее, — потребовал он, и в его голосе снова прозвучала сталь. — Без общих фраз. Факты. Аргументы. Виводы!

Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Это был мой последний шанс.

— Товарищ Сталин, я вижу, как на местах, в Харькове, в Донбассе, чрезмерное, я бы сказал, форсированное усердие в насаждении украинского языка и вытеснении русского, особенно в административном аппарате и в системе образования, приводит к росту недовольства. И не только среди русскоязычного населения, но и среди тех украинцев, которые привыкли пользоваться русским языком, считать русский языком науки, техники, межнационального общения. Это, товарищ Сталин, может привести, и уже приводит, к росту местного, украинского национализма и сепаратистских настроений.

— Национализма? — Сталин прищурился. — Ви так считаете, таварищ Брэжнев? А не путаете ли ви здоровое стремление нации к развитию сваей культуры с буржуазным национализмом?

— Ни в коем случае, товарищ Сталин! — горячо возразил я. — Я сам рожден на Украине, люблю свою землю, свой язык и культуру. Но я вижу, как под прикрытием правильных лозунгов о национальном возрождении активизируются элементы, которые мечтают о «самостийной Украине», о ее отрыве от Советского Союза. Они используют украинизацию как ширму для своей контрреволюционной деятельности. И форсированная, непродуманная украинизация административного аппарата, системы образования, прессы, проводимая без учета реальной языковой ситуации, без достаточного количества квалифицированных кадров, только льет воду на их мельницу. Это объективно подрывает единство нашего пролетарского государства и создает благодатную почву для бывших петлюровцев, для кулаков, для всей той сволочи, которая спит и видит, как бы нам навредить. Таких «скрытых самостийщиков» на Украине полным-полно, и политика коренизации льет воду на их мельницу.

— Так, так… — Сталин задумчиво пожевал мундштук трубки. — А что канкретна, па-вашему, не так с кадрами и образованием?

— Товарищ Сталин, для полномасштабной украинизации, для перевода всего делопроизводства, всего образования, всей науки на украинский язык требуется огромное количество квалифицированных учителей, переводчиков, редакторов, ученых, инженеров, владеющих украинским языком на высоком, профессиональном уровне. А где мы их возьмем в такие короткие сроки? Их просто нет! В результате что получается? На ответственные посты назначаются люди не по деловым качествам, а по языковому признаку. Опытных, преданных делу партии специалистов, но, к сожалению, не владеющих в достаточной степени украинским языком, увольняют или задвигают на вторые роли. А на их место приходят молодые, неопытные, но зато «национально свядомые» кадры, — тут я не врал, просто описывал ситуацию, которая разовьется чуть позже.

Все, что я говорил, уже было, но пока что не достигло катастрофических высот. Но если сейчас ничего не сделать, то будущего, из которого я попал в это время и место, неизбежно наступит. Поэтому я продолжал говорить:

— Недостаток специалистов неизбежно приведет к резкому снижению качества и образования, и делопроизводства, и научной работы. Также необходимы колоссальные средства на издание учебников, научной и технической литературы на украинском языке, на переоборудование типографий, на создание новых культурных учреждений — ресурсы, которые сейчас жизненно необходимы нам для проведения индустриализации, для укрепления обороноспособности страны.

— А что с рабочим классом? — спросил Сталин, внимательно глядя на меня. — Как он реагирует на эту… украинизацию?

— Товарищ Сталин, в крупных промышленных центрах Украины, таких как Харьков, Донбасс, Екатеринослав, значительная, если не преобладающая, часть квалифицированных рабочих, инженеров, техников — русскоязычные или представители других национальностей, для которых украинский язык не является родным. Принудительный перевод всего делопроизводства, технической документации на украинский язык может вызвать, и уже вызывает, не только их законное недовольство, но и прямой саботаж, снижение производительности труда. Русский язык, товарищ Сталин, исторически, на протяжении веков, являлся и является языком межнационального общения для трудящихся масс нашей огромной страны. Резкое, административное вытеснение его из официальной сферы, из образования, из науки в Украине может затруднить, и уже затрудняет, коммуникацию между республиками, обмен опытом, кадрами, достижениями социалистического строительства. Это неизбежно приведет к культурной изоляции Украины, к непониманию, к отчуждению.

— То есть, ви считаете, что мы должны свернуть украинизацию? — в голосе Сталина снова прозвучали стальные нотки.

— Ни в коем случае, товарищ Сталин! — поспешно возразил я. — Ленинская национальная политика — это единственно правильная политика. Но проводить ее нужно мудро, гибко, без перегибов и кампанейщины. Нельзя рубить с плеча, не считаясь с реальной обстановкой, с настроениями людей. Украинизация, товарищ Сталин, проводится зачастую формально, для галочки, для отчета перед начальством. Чиновники переходят на украинский язык только на бумаге, в официальных документах, а на деле, в повседневной работе, продолжают говорить и думать по-русски. Это профанация, это дискредитирует саму идею и вызывает только раздражение и насмешки у населения. Нужно не гнаться за дутыми показателями, не устраивать административный нажим, а проводить глубокую, терпеливую, разъяснительную работу среди масс.

— А как же быть с Красной Армией, таварищ Брэжнев? — неожиданно спросил Сталин. — Она ведь у нас многонациональная. Как там с языком?

— Товарищ Сталин, как раз в РККА украинизация как нигде способна наделать бед! Армия ведь должна быть единым, монолитным, хорошо слаженным организмом. Форсированная украинизация, особенно если она приведет к снижению уровня владения русским языком среди призывников и командного состава из Украинской ССР, неизбежно создаст серьезнейшие проблемы в управлении войсками. Как командиры будут отдавать приказы, как бойцы из разных республик, из разных национальностей, будут понимать друг друга в бою, если русский язык перестанет быть общепринятым, обязательным языком в армии? Это прямая, непосредственная угроза нашей обороноспособности, особенно в условиях обострения международной обстановки. Необходимо обеспечить, чтобы каждый красноармеец, каждый командир, независимо от его национальности, в совершенстве владел русским языком — языком командного состава, языком военной науки и техники, языком боевого товарищества. Украинизация не должна идти в ущерб этой важнейшей, первостепенной задаче.