Сирийский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

— Конечно. Там было написано, что всех домой, а я в Сирию.

— Вот вам новая телеграмма. Дополнение и уточнение. В Сирийской Арабской республике официально объявили о примирении враждующих сторон. Два смешанных авиационных полка в Хмеймиме и Эс-Сувейде остаются на своих местах. Как и пункт материально-технического обеспечения в Тартусе и два зенитно-ракетных полка. Наш контингент в Сирии более расширяться не будет.

Я взял листок из рук Бурченко. Те же самые высокие начальники отписали откомандировать меня обратно в 969-й инструкторско-исследовательский вертолётный полк в Торске.

— Для вас война окончена, Саша.

Март, 1985 года. Торск, Калининская область.

Турникет на КПП скрипнул, когда я протиснулся с парашютной сумкой в направлении выхода в город.

— Ничего не поменялось, — проворчал Кеша, следовавший за мной.

Он возмущался весь полёт из Триполи до Чкаловской. Ворчал, когда нам пришлось несколько часов прождать вертолёт из Торска. Продолжал он ругаться и сейчас, когда мы уже практически вышли с территории части.

— Что не так, дружище? — улыбнулся я, когда Иннокентий с трудом прошёл через «вертушку».

— Уезжали, скрипела. Приехали, скрипит. Её в ТЭЧи специально такую сделали? — задался вопросом Иннокентий.

— Тебе вечно всё не нравится. Расслабься.

Дежурный по КПП отдал мне воинское приветствие, вытянувшись в струнку.

— Товарищ майор, с возвращением! Сразу видно, где были, — улыбнулся прапорщик, которому я пожал руку.

— Все там будем, — ответил я и прошёл к выходу в город.

Рядом со ступеньками стоял рядовой, который занимался уборкой. Вытянувшись передо мной, парнишка выпустил из рук лопату, которая вот-вот должна была упасть мне на ноги.

— Опа! Не роняй. Вольно, — успел я поймать шанцевый инструмент за черенок и торжественно вручил солдату.

— Сп… спасибо, товарищ майор! Мы рады, что вы дома, — улыбнулся боец, не убирая правую руку от виска.

— А я то как рад. Эх, красота!

Действительно, Торск — совсем не Ливия и Сирия. Тут своя особая атмосфера и запах.

У каждой земли свой запах, и у каждой весны — свой голос. В Сирии весна — это ветер, пыль и духота, которые лишь усиливали сухость в горле. А здесь, в Торске, март встречал нас с Кешей мокрой землёй и суматошным щебетом Воробьёв, бросившихся на крошки хлеба рядом с автобусной остановкой.

Вокруг уже нет белых сугробов. Снег уже не белый, а серо‑жёлтый, с коркой льда по краям. Я сделал несколько шагов к остановке и ощутил, как под ногами весело шуршала талая крошка. В трещинах асфальта булькала талая вода. Здесь, фактически за городом, сосны тянулись к небу.

— Как всегда, Саныч. Весна настала, мокро везде стало. Куры навоз…

— Ну ладно тебе. Хорош ворчать, — перебил я Кешу, положив сумку и завёрнутые в газету цветы на скамейку автобусной остановки.

— Да я бы… с радостью, — выдохнул Иннокентий, укладывая рюкзак рядом с моей сумкой. — Ну не люблю я слякоть. В Торске хорошо летом.

— Летом везде хорошо, Кеш. Я согласен, что ничего не изменилось: облупленная штукатурка, скрипящая «вертушка», сырость и промозглый ветер. Но для меня — это центр мира, — ответил я Петрову, поправляя воротник ДСки.

В ожидании автобуса мы с Кешей «нарвались» на патруль. С нашим внешним видом можно было и получить замечание, которое бы вылилось в занятия в комендатуре.

— Сан Саныч и Кеша — вы как всегда в лётной форме и из командировки, — подошёл к нам начальник патруля и тепло поприветствовал.

— Ну а что делать. Сейчас у всех так, — улыбнулся я.

Мы перекинулись ещё парой фраз и начальник патруля с патрульными ушёл дальше на маршрут.

Тут из-за поворота показался ЛиАЗ-677. Один из городских автобусов, которые курсировали по всему Торску. Автобус медленно подъехал к остановке, скрипнув тормозами.

Двери открылись, и я увидел её.

Антонина выскочила из салона, спрыгнув в снежную кашу на тротуаре. Она увидела меня, и не на секунду не задержалась на месте. В её глазах была и радость, и смущение, и что‑то такое, что не выразить словами.

Я её поцеловал, ощущая всю теплоту прикосновения к нежным губам, которые она успела покрыть «гигиеничкой».

— Как же долго ты ехал домой, — прошептала Тося, смотря мне в глаза и поглаживая слегка небритую щеку.

— Один день, — ответил я.

— Как же это… долго, — улыбнулась Тоня и ещё раз меня поцеловала.

Смотрел на неё и думал: вот он мой настоящий рубеж.

Не пустыня и не песок. А этот город, этот март и эта девушка.

Глава 25

Мягкая постель казалась мне слишком приятной. Ощущение, что я куда-то проваливаюсь и выбраться уже не получится.

Непривычно было осознавать и домашнюю романтическую атмосферу в моей служебной квартире. Совсем недавно, я просыпался в тесной комнате, где со мной ещё пара десятков мужиков. Скрип металлических кроватей и остаточный запах керосина от комбинезонов из памяти выветривался с трудом.

Теперь же я лежал рядом с самой прекрасной женщиной на свете. В комнате витал аромат духов с рынка в Дамаске, колбасы и недопитого «Советского».

Атмосферу сонного утра дополнял невыключенный с вечера телевизор. Ящик с надписью «Рубин» уже показывал утреннюю передачу на Второй программе.

— В эфире передача «Наш сад». Я её постоянный ведущий Борис Попов, — вещал с экрана мужик, стоя в меховой шапке рядом с деревом в заснеженном лесу.

Ночью уснуть не получилось. Фактически, мне было некогда этим заниматься, о чём говорит разбросанная по полу одежда и тихое, тёплое дыхание Антонины. Я поймал себя на мысли, что мне совсем не хочется вставать с кровати. А ещё убирать руку с нежной округлой ягодицы.

— Саша, ты не спишь? — пробормотала Тоня.

— Нет.

— Почему? Кошмары приснились?

— Вовсе нет. Вот думаю заняться садоводством. Не смог пропустить утреннюю передачу, — ответил я, не отвлекаясь от просмотра программы «Наш сад».

Ведущий как раз показывал тонкости выращивания тепличных овощей.

— Шутник. Такие передачи надо на пенсии смотреть. Я тебе вот что сказать хотела… ох! — устало выдохнула Тося, повернувшись ко мне лицом.

Я повернулся к Антонине, посмотрев в её голубые глаза.

— Почему так вздыхаешь?

— У меня гудят ноги после нашего совместного принятия душа, — улыбнулась Тося, поправляя прядь светлых волос.

— Не может этого быть, — ответил я, растягивая слова.

— Может. И вообще, что бы ты там ни говорил, а стоя заниматься «этим» всё-таки утомительно.

— Зато какое послевкусие, — закатил я глаза и поцеловал Тоню.

Через пару минут я встал и направился в ванную, чтобы привести себя в порядок. Антонина ещё продолжала дремать, когда я стоял под тонкими струями душа. Воспоминания о бессонной ночи путались с картинками пустыни и Средиземного моря. А ещё кольнуло в том самом месте, где у меня остались небольшие шрамы от ожогов, полученных в Афганистане. Только через несколько секунд калейдоскоп кадров боевых вылетов сменился интерьером ванной комнаты.

Одев домашнее трико, я вошёл на кухню, чтобы приготовить себе перекусить. Из комнаты быстро убрал остатки вчерашнего романтического ужина и занялся приготовлением чая и кофе.

— Состоялась беседа с вице-президентом США Джорджем Бушем. Во время беседы были затронуты вопросы, связанные с начавшимися в Женеве переговорами по ядерному оружию, — вещал диктор «Маяка».

Пока я ходил по кухне, несколько раз мне на глаза попался номер правды от 12 марта этого года. На первой полосе новость об избрании генеральным секретарём ЦК КПСС Михаила Горбачёва. Здесь же его фотография, на которой не разглядеть его «фирменного» родимого пятна на голове.

Есть ощущение чего-то недоброго от подобного развития событий. Почему-то мне казалось, что если уж меняется в этом мире многое, то и руководители партии должны быть другими. Но нет. Тут всё стабильно.

Кофе в турке быстро сварился, и я налил его в кружку. В холодильнике было и кое-что сладкое. То, что можно было подать завтраком в постель Антонине.