Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

— «Данке шон, юнге фрау», — улыбнувшись им, произнёс я монументальную фразу из песенки группы «Агата Кристи», а потом чуть подумал и выдал всё что знаю на языке принимающей стороны: — «Я-я… дас ист фантастиш»!

Девушки переглянулись и, постоянно оглядываясь, быстрым шагом утопали по своим делам, а, вероятно, корящий себя за несдержанность, мидовец перешёл на шёпот.

— Да пойми ты! Копают не только под тебя, но и под нас всех?! Знаешь кто это такой? Знаешь, чем для нас это может закончиться!? Не знаешь? А я знаю! П**** это может закончиться! И закончится так обязательно, если ты не прекратишь вести себя как дурак!

— Я дурак? Да почему?!

— А потому, что тебе надо было всё согласовывать с Главлит и только потом уже выдвигать это на всеобщее обозрение. Тогда бы всё согласовывалось с Сусловым и только после этого согласования принималось бы решение. А ты его обошёл и получилось, как будто бы он вообще никто! Понял, чем это тебе теперь грозит? — он вздохнул и промокнул уголки рта платком. — Да и нам всем.

— И что ты предлагаешь делать?

— Не знаю, — вновь тяжело вздохнул тот. — Но по крайней мере не делать глупостей. Вести себя аккуратно. С иностранцами не болтать. И выступить не как вчера, а в два раза лучше. Возможно, хорошее и безупречное выступление сможет нас хоть как-то защитить.

— Гм… фигня какая-то…

— Ещё какая фигня. Ты знаешь, что Тейлор договорился о записи концерта телевидением ГДР?

— Нет, — пожал я плечами. — Но что тут такого?

— Как что? А если вы выступите плохо? А если будет не так как надо?

— С чего бы это? Вчера же нормально выступили. Да и потом… если что не так, то подотрём запись как надо и всего делов.

— Подотрём… всего делов… — передразнил меня мидовец. — Как ты подотрёшь, если это будут показывать в прямом эфире?

— Да?

— Вот так вот.

— Гм, — хмыкнул я. — Интересно, зачем это Тейлор сделал…

— Не знаю я, зачем он это всё делает. Он с министерством напрямую договаривается, а нас ставят в известность только потом. Теперь ты понимаешь, что может быть и что будет?

— Ну так…

— А я знаю! Если вы выступите плохо, то будет нам всем конец. А вот если выступление будет хорошим, то это пойдёт нам в плюс, когда наши персональные дела начнут разбирать, — скрипнул зубами и ухмыльнувшись добавил: — И зря ты так к этому халатно относишься. Если ты думаешь, что всё спишется на твой возраст, то не обольщайся. В персональном деле всё будет записано, что ты, как ты, и где ты. И когда будет нужно, об этом обязательно вспомнят.

— Мрачновато, — поёжился пионер.

— Да потому что это реальность, а не фантазии, которые ты себе придумал в голове. Тут всё без мишуры — только холодный расчёт.

— Ладно, с этим ясно, — махнул я рукой. — Я вот о чём хотел Вас попросить…

— Говори.

— Если вы действительно хотите, чтобы сегодняшний концерт был запоминающийся, то разрешите одеться ребятам в косухи, а девчатам в короткие чёрные юбки.

— Да ты чего, Васин?! Меня под монастырь хочешь подвести?! Какие ещё короткие юбки?! Ты хочешь, чтоб наши комсомолки выглядели как какие-то путаны? — произнёс он, закашлявшись от негодования: — Как девицы лёгкого поведения? Это не допустимо!

— А парни? Чем Вам косухи-то не нравятся?

— Ну… Насчёт этого ещё можно подумать. А насчёт девушек — категорически нет.

— Хорошо. А можно тогда им хотя бы какие-нибудь платья повеселее подобрать? А то уж очень не очень те, в которых они выходят на сцену.

— Какие платья? — спросил Лебедев и я стал пояснять в каких именно нарядах я вижу наших красавиц.

Через десять минут сошлись на том, что он выделит валюту на приобретение необходимого реквизита, но с условием — юбки или платья обязательно должны быть длинные — ниже колен, пусть и различных тонов, и расцветок.

Я хоть и не полностью был удовлетворён результатом, но всё же смирился и перед тем, как расстаться, невзначай сказал: — Товарищ Лебедев, выдели мне пожалуйста пару сотен на мороженное.

Кравцов аж закашлялся, услышав такое от меня.

— Зачем тебе, — чуть отойдя от ожидаемого шока спросил мидовец.

— Я ж сказал — на мороженное, — вновь пояснил пионер и потом в течении пяти минут строил разнообразные версии для чего мне вообще нужны деньги. Там была и версия с покупкой подарков маме и бабушке, версия с покупкой жвачек и конфет, версия с желанием покататься по городу, версия сходить в зоопарк и полуправдоподобная версия с покупкой магнитофона и кассет.

Естественно, весь мой поток сознания собеседник выслушал, привёл несколько контраргументов, главным из которых был: — Из гостиницы не выходить! Товарищ Кравцов, проследишь! — и в конечном итоге саму идею о том, что я должен владеть валютой, отмёл как абсолютно не нужную в данных реалиях: «У тебя и так всё в гостинице есть! А чего нет, то скажи, мы тебе купим всё что надо».

Хотел было пустить слезу, но, глядя на лицо собеседника, понял, что сие занятие абсолютно бесперспективно, поэтому вздохнул и констатировал: — Жадина!

— Не жадина, — тут же отмёл моё обвинение Лебедев. — Валюта подотчётная, а потратить ты её собираешься на сомнительные нужды.

— С чего это ты взял, что сомнительные, — всё же решил пионер покапризничать. — Может это в крайней мере крайне нужные нужды!

— Сомнительные, сомнительные, — отмахнулся тот, достал из внутреннего кармана портмоне, отсчитал две бумажки и протянул их Кравцову: — Вот тут двадцать марок. Купите себе по мороженному, по газировке, ремень для брюк и идите в гостиницу.

— Мало, — и видя поднятую бровь, обосновал: — А ребятам? Они ж тоже небось хотят.

Хмыкнул и протянул ещё две бумажки.

— Чеки не забудьте взять. А я поехал в посольство. Скоро связь с Москвой, — произнёс он, развернулся и пошёл к машине, которая, вероятно, была за ним закреплена.

Глава 26

— Ну так что, пошли за газировкой? — посмотрев вслед мидовцу, произнёс Лебедев.

— Какой, нафиг, ещё газировкой? — поморщился я. — Нам надо совсем другое, — и, посмотрев в глаза собеседнику, добавил: — Сейчас объясню.

И стал рассказывать комитетчику о нервозности, присущей вчерашнему концерту, и о том, как, по моему мнению, с этой напастью мне необходимо бороться.

Кравцов меня внимательно выслушал и резюмировал: — Не пойдёт.

— Ладно, — кивнул я, уже жалея, что попросил комитетчика, — тогда дай денег на мороженное.

— Я сам тебе куплю, — хмыкнул он и, показав на киоск, стоящий вдалеке, сказал: — Пошли.

— Отставить, — скомандовал пионер и, видя поднятую в удивлении бровь, пояснил: — Перехотелось уже. Пошли лучше в гостиницу. Возьмём ребят и поедем по магазинам за вещами.

— Так у меня денег нет на шмотки. Это тебе надо было у Лебедева спрашивать, — резонно заметил комитетчик.

— Просто песец, — выдохнул я, злясь на грёбанную бюрократию.

Пошли в гостиницу, где стали ждать мидовца. Выезд в Берлин планировался завтра, так что сегодня ещё была возможность успеть обновить гардеробчик ребят. Лебедев приехал через два часа и был хмур и не многословен. Я видел, что сейчас не лучшее время для разговора, но дело есть дело, поэтому в двух словах напомнил про вещи. К моему удивлению, тот о разговоре не забыл и дал команду Минаеву на сбор коллектива. Через десять минут ребята из ВИА, снабжённые моими рекомендациями, в сопровождении членов комиссии, выдвинулись по магазинам. Я же отказался от шопинга сославшись на плохое самочувствие. Получив приказ: «Из гостиницы не выходить!» пошёл к себе в номер, где сразу же стал рыться у себя в сумках. Мне срочно нужны были деньги. И я, невзирая ни на какие трудности, намеривался их достать.

Через десять минут вышел в коридор и покосился на двух сидевших в коридоре соглядатаях, одних из тех, кто был приставлен к нашей группе.

Цокнул языком и, не обращая на них никакого внимания, перекинув полотенце через плечо, пошёл в ванную, которая находилась в конце коридора. Сторожа проводили меня безразличным взглядом и, убедившись, что я не пошёл вниз, погрузились в чтение журналов. Я же аккуратно закрыл за собой дверь на щеколду, включил душ, поблагодарил строителей за то, что по проекту здания в номерах есть только туалеты и вылез в окно, после чего, посмотрев на землю, спрыгнул со второго этажа вниз.